Когда бессильны пушки - В. Львович

Никогда о Майнце так много не говорили во Франции и Германии. Да и как не говорить! На скамье подсудимых больше ста человек немцев, французов, арабов, негров… 18 разных национальностей, десяток переводчиков…

Традиционное:

— Встать, суд идет!

Традиционная перекличка: Генрих Штольц, Поль Исти, Карл Ленцнер, Эль Керим, Фельдман, Иосиф Маринг…

Два часа длилась эта перекличка на разных языках и наречиях. Девять часов читалось обвинительное заключение, и армия переводчиков переводила его на десяток языков. Эпизод за эпизодом проходили перед слушателями.

Обвинение можно было выразить всего одним словом:

Крамола!

— Перед вами, господа судьи, находятся не совсем обычные преступники. Они в большинстве своем юнцы, у некоторых еще нет усов.

Я знаю, что кой-кого они могут этим растрогать. Но мягкосердечие по отношению к подсудимым само по себе будет преступлением против родины и справедливости. Своими действиями во вред армии они…

И прокурор начал долго и пространно доказывать, почему именно ко всем подсудимым нужно применить самые суровые меры наказания…

— Судебное следствие закончено,—сказал председатель суда,— последнее слово за обвиняемыми.— Подсудимый Артур Ферберг!

Поднялся старый горняк-коммунист.

— Война легла бременем на плечи рабочих. Версальский договор еще более ухудшил положение. Потом оккупация. Что она дала рабочим, знают все. Вот почему я выступил против буржуазии и нашей и французской. Я буду драться с ней до конца моей жизни. Ваш суд не может меня судить, плевать я хотел на него.

— Значит, вы и на старости лет не хотите раскаяться?— спросил прокурор.

— Мне не в чем раскаиваться.

— Садитесь. Подсудимый Ленцнер!

— Наша буржуазия струсила. Она сдала свои позиции. Сначала нас, рабочих, призывали к забастовкам, к прекращению добычи угля. А потом… Вспомните бургомистра Луттербека, обратившегося за помощью к своему заклятому врагу. Что это значит?

Буржуазия испугалась призрака, который она сама чуть не вызвала — социальной революции. И тогда она начала уговаривать: «Работайте, милые». Но это только для рабочих. А в это время сынки той же буржуазии совершали террористические акты над французскими офицерами. Чего вы желаете достигнуть этим судом? Разоблачить нас! Но ведь мы и так откровенны.

Мы говорим, что наш враг — буржуазия всех национальностей и рас, наши друзья пролетарии всех стран. Посмотрите на национальный состав подсудимых, разве это не лучшее доказательство?..

— Подсудимый Ленцнер, вы лишены слова. Генрих Штольц!

— Я присоединяюсь к словам Ленцнера.

— Фельдман!

— Я тоже!

— Поль Исти!

— В чем нас обвиняют? В принадлежности к комсомолу, к партии? Это не преступление, а честь. В том, что мы, французские солдаты, изменили родине? У нас с вами, господа судьи, разные родины.

Ваша Франция буржуазии и рантье[10] для нас не родина, а злая мачеха, и чем скорее она будет уничтожена, тем лучше…

Председатель прервал его:

— Подсудимый, вам предоставлено последнее слово. Но никто вам не разрешит использовать это последнее слово для агитации. Вы не должны забывать, что находитесь перед судом…

— Это оперетка, а не суд…

В зале раздался одобрительный смешок.

Председатель покраснел с досады. Он с минуту пошептался с членами суда, а потом, встав заявил:

— Заседание будет продолжаться при закрытых дверях. Удалить присутствующих!

Генрих Штольц поднялся со скамьи и запел:

«Вставай, проклятьем заклейменный,Весь мир голодных и рабов…»

Подсудимые подтянули на разных языках, и медленно выходившая из зала публика поддержала песню. А через несколько секунд слова нараставшей песни подхватили на улице рабочие, толпившиеся перед зданием суда в ожидании приговора.

От мощного гула гимна, от его грозных слов дрожали стены древнего здания и бледнели оставшиеся в зале судьи…

На последнее заседание, происходившее при закрытых дверях, несмотря на все хитрости и уловки, никому попасть не удалось. Какая трагедия разыгралась в последний день в зале суда, знают «избранные».

В печати же появилась только коротенькая заметка:

Кто знает, где теперь товарищи, осужденные в Майнце? Кто помнит имена всех? Живы ли они или погибли медленной смертью на французской каторге!

Ответить на эти вопросы может только верховный прокурор Франции! Но это не так важно! Важно, что дело рурских комсомольцев живет! На их опыте учатся вести антимилитаристскую пропаганду комсомольцы всего мира.

Примечания

1

Бошами французские националисты называют немцев.

2

Гяурами мусульмане называют иноверцев.

3

Бретонцы—жители французской провинции Бретань.

4

Рассказ сержанта заимствован из сборника «Мировой комромол в борьбе», под редакцией 3. Вейнбергера.

5

Город в Рурской области.

6

Заимствуется из хрестоматии по истории юношеского движения, составленной Вл. Мирошевским.

7

Анри Барбюс — известный французский писатель-коммунист. Дорио и Кашен — вожди Французской компартии.

8

«Рекрут» печатался в одной типографии с газетой «Справедливость» — органом Клемансо, одной из наиболее реакционных газет Франции.

9

Известный французский реакционный политический деятель.

10

Рантье — человек, не участвующий в хозяйственной жизни, а живущий исключительно на проценты от ценных бумаг.

Комментарии

1

источник: http://historic.ru/books/item/f00/s00/z0000183/st059.shtml

2

«Известия» 14 января 1923 г. Источник: http://usa-history.ru/books/item/f00/s00/z0000021/st137.shtml

3

Мажино Андре (1877-1932) — французский государственный деятель, в 1917 г. — министр колоний, в 1922-1924, 1926-1929, 1929-1930 и в 1931 г. — военный министр. Инциатор строительства оборонительной линии вдоль франко-германской границы ( Линия Мажино). — V_E.

4

Такое написание в печатном оригинале — V_E.

5

Написание оригинала — V_E.