Секреты глобального путинизма - Патрик Бьюкенен

— Кто может быть противником Соединенных Штатов в «однополярном мире»?

— Противником так называемых неоконсерваторов является исламский фундаментализм, исламофашизм, который стоял за атаками 11 сентября. Неоконсерваторы убеждены, что единственная возможность победить в войне с исламофашизмом — это вторжение в исламские страны, смена режима и попытка переориентировать такие страны в прозападном направлении. Для нас, старых правых, это демократический империализм, утопия. Подобная политика не может достигнуть цели. Да, арабские страны слабы с военной точки зрения, а также и с экономической (совокупный ВВП 22 арабских стран меньше, чем у Испании). Так что Соединенные Штаты могут успешно осуществить вторжение и сменить режим в нескольких арабских странах. Но они не могут искоренить традицию и культуру, которые в исламском мире имеют 1400-летнюю историю. Как говорил Виктор Гюго, армия не может победить идею, если пришло время этой идеи. С моей точки зрения, то, что происходит в этой части мира, — это появление исламской альтернативы западной идее демократии. В действительности американские вторжения в этом регионе приведут лишь к тому, что население отвернется от Соединенных Штатов и будет вестись вечная и ненужная война.

— Что, на ваш взгляд, представляет собой неоконсервативное движение?

— Неоконсерваторы были демократами: троцкистами, социалистами, леваками, либералами. Все они были в Демократической партии. Демократическая партия поддерживала Джорджа Макговерна во время (проигранной им. — «Профиль») кампании-1972. Будущие неоконсерваторы остались не у дел. Их идеи игнорировались. Им некуда было податься. Мы были консерваторами. Я работал у Никсона, когда мы одержали победу в 49 штатах. Тогда неоконсерваторы перешли к нам из Демократической партии. Это случилось только когда мы пришли к власти. Они были в основном нью-йоркскими интеллектуалами. Они были сторонниками «холодной войны». Они были настроены антикоммунистически и произраильски. И мы приняли их, потому что антикоммунизм — именно то, что сплачивало консервативное движение. Все эти старые деления на изоляционистов и интервенционистов тогда утратили актуальность. И они влились в консервативное движение, и это очень приветствовалось такими людьми, как я. Но постепенно, благодаря своей способности организовывать сеть, как они это называли, они стали распоряжаться фондами партии и финансировать консервативные журналы и научные центры. Они пришли к новому определению консерватизма — неоконсерватизму. В чем разница? Неоконсерватизм — это, по существу, Новый Курс, Справедливый Курс, Великое Общество. Это своеобразная смесь либерализма во внутренней политике с интервенционизмом во внешней. Старый консерватизм, течение, к которому принадлежу я, — это минимальное вмешательство государства, федерализм, контроль на местах, внешняя политика, которая отстаивает сильную национальную оборону, но при этом полагает, что Америке не следует вмешиваться в дела других стран, ввязываться во все эти войны, склоки и сражения. Это не наше дело. Сейчас внутри консервативного движения идет невероятная борьба между неоконсерваторами, которые контролируют консервативные журналы и говорят от имени движения, и традиционными консерваторами. Неоконсерваторы сейчас впервые находятся в положении обороняющегося. Они — главные архитекторы, сторонники и пропагандисты войны в Ираке. То, что происходит на Ближнем Востоке, — это для них катастрофа. Они не понимают, что на Ближнем Востоке американская внешняя политика должна отличаться от израильской внешней политики.

Они — вильсонианцы. Это вильсонианская идея — что Америка должна сделать мир безопаснее, что она не может чувствовать себя безопасно в недемократическом мире. Это совсем не консервативные идеи. Они — неоякобинцы. Как и лидеры Французской революции, они не доверяют идеям, если им не следует весь мир. Они глубоко нетерпимы. И они могут причинить этой стране массу неприятностей перед тем, как будут вынуждены уйти. Сейчас они в глухой обороне, потому что Ирак оказался имперским мероприятием, которое не удалось. Их следующий проект — это втянуть Соединенные Штаты в войну с Ираном. Только за счет эскалации они могут найти оправдание.

Задача традиционных консерваторов — остановить эту авантюру в Ираке, вывести войска, убрать оттуда флот, и пусть решают свои проблемы сами. Я думаю, что неоимпериализм, который является причиной войны, порождает терроризм.

— 11 сентября было следствием американской политики на Ближнем Востоке?

— Если бы нас там не было, их бы не было здесь.

— Итак, пороком современной американской политики, с вашей точки зрения, является стремление силой распространить демократию в мире. В своей книге «Смерть Запада» вы подвергли сомнению основательность и глубину современной концепции демократии. В чем ее слабость?

— По моему мнению, демократия — это система, которая работала на Америку достаточно долгий отрезок времени в процессе принятия политических решений и воспроизводства лидеров. Она объединяла страну. Однако я считаю, что есть куда более глубинные ценности: понимание того, что правильно и неправильно, что является правдой, а что ложью. Они должны поддерживаться в обществе, их необходимо защищать. Я думаю, то, что происходит внутри страны, — последствия социальной и моральной революции, которую мы пережили. Эта революция, пожалуй, более существенна, чем Французская, хотя она и была мирной. Она уничтожила традиционные верования и ценности, представления о том, что есть правда, перевернула все вверх дном. Например, в области половых проблем. То, что происходит в американском обществе, — это принятие идей, которых мы привыкли стыдиться и воспринимать как греховные. В Америке ежедневно регистрируется около 4 тыс. абортов, 42 млн нерожденных детей за последние 30 лет. Для тех, кто называет себя демократами, это социальный прогресс. Для нас это означает смерть Запада. Мы уничтожаем этих нерожденных детей. И они заменяются в американском обществе легальными и нелегальными эмигрантами из третьего мира. И я не думаю, что Америка сумеет выжить в текущем столетии, если она продолжит движение в этом направлении. Если говорить о демократии, то идею демократии невозможно навязать исламскому миру, который традиционен, отрицает отделение церкви от государства, отрицает идею, что все религии равны и должны обладать равными правами в обществе. И это формула постоянной войны. Соединенные Штаты должны вывести свои войска из этих стран и предоставить им самим определять свою судьбу, как мы — православные, католики и протестанты — определяли свою судьбу в кровавых войнах XV, XVI и XVII столетий.

— Демографический упадок представляет угрозу для всего Запада?

— Запад умирает изнутри. Нет ни одной западной страны, включая и Россию, в которой исконное население производило бы достаточно детей, чтобы выжить. Для того чтобы иметь достаточно детей, чтобы выжить как общество и государство, каждая женщина должна иметь в среднем 2,1 ребенка. Ни одна западная страна не имеет таких показателей. В Японии, которая также принадлежит к развитым странам, хотя и не является западной страной, уровень рождаемости примерно равен одному ребенку на женщину, может быть, чуть выше. Россия теряет 1 млн людей в год. В католических Италии и Испании, в которых уровень рождаемости выше, чем в других западных странах, детей рождается не более половины от того числа, которое было бы достаточно, чтобы сохранить общество. Все западные страны, включая и Соединенные Штаты, если говорить об исконном белом населении, достигли пика рождаемости в прошлом столетии и сейчас постепенно вымирают. Когда большая часть граждан постареет и отправится на пенсию, экономическое бремя ляжет на молодое население, и оно его просто не вынесет. Мы уже видим в Германии и других странах старой Европы сокращение социальных пособий. Это, в частности, происходит и в России. Места в этих обществах, которые освобождаются умирающими и теми, кто не был рожден, замещаются массовым нашествием эмигрантов из исламского мира и, в случае Западной Европы, из Африки южнее Сахары. Эти люди — представители культур, которые пока не ассимилировались в западном обществе. И это начало разделения этого общества и смерти Запада. Когда я писал книгу в 2001 году, я думал, что русских на Дальнем Востоке столько же, сколько чехов в Чешской Республике, но потом я выяснил, что за последние четыре-пять лет примерно 2 млн русских в этом регионе умерло, в то время как 3 млн китайцев поселилось там. Я думаю, что Россия, которая потеряла треть страны — Казахстан, Узбекистан, Таджикистан, Киргизию, — со временем потеряет еще половину на Дальнем Востоке, который заселяется китайцами. Если говорить о долгосрочных прогнозах по поводу судьбы Запада, мы увидим в Соединенных Штатах то, что некоторые называют «Мексамерика», объединение мексиканцев и американцев, в Европе будет нарастать процесс исламизации. И это неизбежно. Я думаю, в России будут превалировать кавказские и среднеазиатские народы, чей уровень рождаемости фантастически высок. Запад умирает. Пока он живет сладкой жизнью (dolce vita), но в XXI веке мы увидим закат Запада, фактическое исчезновение западных народов, которые в XIX и XX столетиях господствовали во всем мире. Это удивительно. Я изучал статистические данные: в 1950 году мы, западные белые люди, включая и русских, составляли 35 % населения в мире, в 1960-м — 25 %. Сейчас нас 16 %, и нас будет лишь 10 % в середине XXI столетия. И это будут самые старые 10 % на земле.