Корпорации «Винтерленд» - Алан Глинн

— Должен, но те, с кем я общался, говорят, что особых распрей сейчас не наблюдается, ничего экстраординарного в среде не происходит и явных причин для разборки не было.

Ноэль издает легкий стон:

— Понятно. Но ведь ты сам прекрасно знаешь: половина этих ублюдочных пронюхала себе весь мозг, другая половина перекачана стероидами, у всех есть пушки, пользоваться ими толком никто не умеет. Ты сам мне все это рассказывал. На фига им причина? Косо посмотрел на кого-нибудь, и все — поминай как звали.

— Правильно, но только не в этом случае. Здесь все было сработано чисто и профессионально.

— Господи! — Ноэль закатывает глаза. — Когда уже закончатся эти хреновы бандитские разборки?

— Да в том-то и дело, Ноэль, что это не была бандитская разборка. Похоже, это вообще из другой оперы.

— Из какой же?

— Это что-то другое, кто-то другой, кто-то со стороны. Других вариантов я не вижу. Зачем кому-то из них приделывать Ноэля Рафферти? Еще и таким способом?

Хм… Ноэль переваривает услышанное.

— «Приделывать Ноэля Рафферти», — повторяет он. Во рту от этих слов остается неприятный привкус. — Ладно, Джеки, спасибо. Держи меня в курсе, хорошо?

Ноэль качает головой, кидает телефон на пассажирское сиденье. Сестра, племянник… племянник, сестра… сестра… А теперь еще — вон уже «Морахан» показался — Пэдди Нортон, Ричмонд-Плаза и вся эта обыкновенная рабочая жопа…

В висках начинает постукивать.

Он заезжает на полупустую стоянку за пабом, медленно кружит по ней, пока не замечает припаркованный в углу «БМВ» Пэдди Нортона. Встает неподалеку.

На секунду обхватывает руль, прикрывает глаза. Не может объяснить, но чувствует: что-то не так. Он пока не улавливает, что именно, но что-то гложет его. Засело и мучит, как слово, которое силишься и не можешь вспомнить.

Он открывает глаза, пытается вспомнить, не завалялся ли где-нибудь панадол. Проверяет в бардачке. Даже находит там пачку, к сожалению пустую.

Пэдди Нортон вылезает из машины — Ноэль выходит из своей. Препираться больше не хочется. Хочется забрать папку и свалить. Утром конференц-связь с Парижем — говорить тут больше не о чем.

— Как ты, Ноэль? — спрашивает Пэдди.

— Нормально. — Хотя какое там «нормально», учитывая происшедшее. Он смотрит на часы. — Мне нужно к сестре возвращаться. Она еле жива.

— Еще бы!

Мужчины стоят друг против друга. На улице холодно и довольно ветрено. Нортон в коротком пальто, застегнутом доверху, на шее у него шелковый шарф в «огурцах», на руках кожаные перчатки. Он без шапки, и несколько серовато-коричневатых прядей, оставшихся от волос, гуляют теперь по ветру, как им вздумается. Смотрит он остекленело: Ноэлю этот взгляд хорошо известен и неприятен. Пэдди пятьдесят семь, но почему-то сегодня он выглядит намного старше — пожалуй, на все шестьдесят семь.

— Папка у тебя, Пэдди? — спрашивает Ноэль.

— Конечно у меня. — Голова Нортона медленно запрокидывается назад. Веки приспущены, голос звучит немного смазанно. — Она в машине.

— Отлично, можешь мне ее отдать?

Нортон медлит.

— Ты ведь никому ее не показывал? Ни с кем о ней не говорил?

Такое ощущение, будто он проглотил язык, — словам очень трудно, им приходится протискиваться наружу.

— Разумеется, нет. Мы же договаривались.

— Это хорошо.

— Ну, тогда достань ее из машины.

Нортон качает головой:

— Прости, Ноэль, нет.

— Почему нет?

Неожиданно на Ноэля наваливается усталость. Он так и не разобрался, что не так, но подозрение усиливается, тянет из него все жилы, всю решимость.

— Знаешь, дорогой, — произносит Нортон, удивленно поднимая брови, — если ты даже этого не можешь понять, значит, я сильно преувеличивал твои умственные способности.

Его саркастичный, бесстрастный тон вместе с остекленевшим взглядом и вялыми движениями — звенья одной цепи. Ноэль спрашивает себя: не принял ли Нортон какое-нибудь лекарство и не оно ли повинно в резкой смене настроения? По опыту он знает: когда Нортон в таком состоянии, урезонивать его бессмысленно.

— Видишь ли… — произносит Ноэль и моментально начинает урезонивать Нортона; а что еще ему остается? — Если ты не отдашь мне папку, ничего не изменится. Я просто позвоню Дермоту.

— Вот оно что, — произносит Нортон, — Дермоту. — Он разглядывает землю, свои туфли, туфли Ноэля, только не самого Ноэля. — Дермоту Флинну. Самому, сука, старательному навозному жучишке в истории человечества.

— Он всего лишь выполнял свою работу, Пэдди.

— Не-е. — Нортон снова смотрит прямо. — Никто не просил его совать свой нос куда не нужно. Уж точно не я. Может, ты?

— Какая, — продолжает Ноэль, — теперь разница? — Он качает головой. — Поздно, проехали. У нас не осталось выбора.

— Вот тут, Ноэль, ты не прав. Выбор остался. — Нортон задумывается и затем добавляет: — Во всяком случае, у меня.

Ноэль смотрит на Нортона, и тут его осеняет. Теперь он знает, что именно не так; он поворачивает голову вправо и убеждается в своей догадке: с другой стороны парковки к ним направляется фигура.

Вроде бы не очень темно — горят фонари, светятся задние окна паба, — но Ноэль узнает его лишь через несколько секунд.

— Фитц?

— Как жизнь, Ноэль?

Фитц — невысокий коренастый мужик лет пятидесяти. Одет он в джинсы и кожаную куртку. Волос почти не осталось, а лицо по-прежнему припухлое и красноватое, как у младенца. Он руководит компанией «Хай киш», обеспечивающей безопасность на всех строительных объектах Пэдди Нортона.

— Хорошо, — отвечает Ноэль.

Внешне он старается сохранять спокойствие, хотя мысли уже несутся и наскакивают друг на друга. «Кому еще об этом известно? Никому. Кроме Дермота Флинна, разумеется». Ноэль получил отчет от Флинна в начале прошлой недели, просмотрел его и моментально дал себе слово хранить конфиденциальность. Потом сделал одну-единственную копию, принес ее Пэдди Нортону. Теперь, оглядываясь назад, он понимает — самый неудачный выбор. Вы спросите: зачем он отнес ее Нортону? Почему не кому-нибудь другому? Ответ простой: хотел произвести на него впечатление, только и всего. Вот так вот незатейливо, самовлюбленно и тупо. И главное: что ему достается вместо ожидаемого похлопывания по спине? Шквал оскорблений, а за ним лавина доводов в пользу того, что результаты отчета нужно утаить.

А в промежутках между доводами — теперь он смотрит на прошлые беседы свежим взглядом — нет-нет да и проскакивали угрозы физической расправы.

Надо же! Ни одну из которых — ни на секунду — он не воспринял буквально.

Теперь он выпаливает:

— Пэдди, ты же не серьезно!

— Куда там! Я серьезен как никогда, — отвечает Нортон, собирая в кучку разметавшиеся на ветру остатки волос. — Ну… было дело еще разок.

Ноэль переваривает услышанное. Таращится на Нортона:

— Значит… неужели…

— Что «неужели»? Ты про племянничка?

— Да.

Нортон закатывает глаза, кивком указывает на Фитца:

— Ошибочка вышла, да не та, что надо. А вот и кретин, ее совершивший. Уж не знаю, кого он там нанял. План был — как бы по ошибке завалить тебя, типа спутав тебя с твоим ублюдочным распиаренным племянничком. Имя-фамилия-то у вас одинаковые, догоняешь? Такая вот вроде как комедия ошибок.

Всем торсом Нортон поворачивается к Фитцу и качает головой:

— Только комедия вышла хреновая, не находишь?

Фитц пожимает плечами, молчит.

— А могло все выйти чин по чину, — продолжает Нортон. — Бандитская разборка, и все — взятки гладки. Но видимо, кому-то этот план показался чересчур изысканным. — Он опять качает головой. — Правду говорят: хочешь результата — сделай…

Ноэля словно парализовало, он не откликается. Мысль о том, что стоящий перед ним мужчина виновен в смерти племянника, кажется абсурдной и дикой; она просто не укладывается в голове. Пэдди Нортон… Ноэль вдруг понимает: он тщится отыскать хоть какое-то объяснение происходящему, — ведь он же символ благопристойности… у него скаковые лошади, он ездит в Аскот[12], жена у него по комитетам заседает…

— В общем, что говорить, — продолжает Нортон, — сейчас мы вошли в фазу ограничения потенциального ущерба.

Ноэль по-прежнему молчит, по-прежнему переваривает, по-прежнему не верит. Они с Нортоном познакомились по работе лет десять назад — через Ларри Болджера. К тому моменту Нортон был в отрасли уже легендой — он умудрился пережить восьмидесятые, как мнилось, без потерь: во всяком случае, во время следственной комиссии по делу о планировочных нарушениях его имя ни разу не всплыло в свидетельских показаниях.

— Ограничение потенциального ущерба? — неожиданно включается Ноэль. Слава тебе господи, хотя бы часть мозга еще работает. — Что это значит?