Сборник бихевиорационализма - Роман Елизаров

Противники подхода, согласно которому утверждается, что существуют отдельные предметы, скажут, что существует только протяженная субстанция, материя, единичные же предметы не существуют, но существуют только на некотором основании, иными словами, как говорил Декарт, их существование не принадлежит к их сущности. Я не буду спорить с этим, наоборот, утверждение, что отдельные предметы существуют только на некотором основании мне на руку. В качестве этого основания часто называли восприятие, опыт – отдельные предметы существовали в восприятии. Тогда имеется возможность утверждать, что нам априори свойственно восприятие отдельных предметов. Пока я скажу так: я занимаю несколько иную позицию и считаю, что основанием к существованию отдельных предметов является то, что относительно них имеются инструкции. Отдельные предметы существуют, поскольку они существуют в инструкциях. Я однако не убежден философами до конца в том, что существует только материя, а отдельные предметы существуют только на некотором основании, иными словами в том, что мы должны доказывать, что отдельные предметы существуют. Наоборот, скорее необходимо доказывать существование материи, что можно проверить на сознании ребенка или же на историческом сознании. В историческом сознании язык, который всецело основан на признании существования отдельных предметов, предшествует философии или теории субстанции. Мне впрочем все равно, признайте, что отдельные предметы существуют только на некотором основании – тогда основанием к их существованию будут инструкции. Рука существует, т. к. она то, чем можно взмахнуть, что можно опустить и т. д. Я убежден, что она существует постольку, поскольку осуществляются данные инструкции. Повторюсь, что мне нет дела до того, как вы решаете проблему существуют ли существительные. Могу лишь подытожить, что в целом господствует теория, согласно которой существует телесная субстанция, теория картезианцев. Ей противостоит разве что некий филологический дух, рыцарь традиционных языков, который отчаянно борется за то, что существуют отдельные предметы, а телесной субстанции не существует. Дилемма в том – признавать существующей материю или отдельные предметы – признание одного означает отрицание другого, вернее, ниспровержение другого в существование по обоснованности. По-моему идея того, что называют материальной субстанцией в том и состоит, что это представление, которое противопоставляют представлению о том, что существуют отдельные предметы. Если бы не было необходимости что-то противопоставить представлению о том, что существуют отдельные предметы, если бы это представление не вызывало вопросов, если бы не раздражали утверждения существуют воры, раковые опухоли, книги и галстуки, не возникло бы и представление о материальной субстанции. Во всяком случае само по себе, рассматриваемое вне задачи, которую я указываю, представление о материальной субстанции очень зыбко. Долгое время фундаментальной идеей для этого представления был атом, неделимая частица. Но сейчас общеизвестно, что атом делим. Если бы не было сомнений в том, что отдельные предметы существуют, идея материи никогда не стала бы столь популярной. На мой взгляд это полемическая идея, а не идея, сущность которой настоятельна. Вполне можно было бы обойтись представлением, что материя – то, из чего состоят отдельные предметы, существование которых делает существующей и материю, которой только лишь воспользовались с определенной целью, как и предлагает пользоваться материей Дрекслер. Существует взгляд, что материя непригодна даже к этому. Ричард Смоли в номере Chemical Engeneering News за 2003 год, оспаривая возможность нанотехнологий, ссылается на Бора и «копенгагенский эффект»: механический синтез невозможен из-за того, что механически складывая атомы, как кирпичики, моделируя, например, себе письменный стол или галстук, мы механически сближаем электронные оболочки атомов друг к другу (поведение которых нам неизвестно, вернее известно только статистически), при этом мы можем получить ковалентную связь только в статистическом отношении вероятности к другим. Фанатики нанотехнологий впрочем упорно доказывают обратное: Крис Феникс, директор исследования Центра надежных нанотехнологий утверждает, что возможно добиваться ковалентных связей с помощью зондового микроскопа с усилием, напоминающим азарт игрока на рулетке. Компания Zyvex тратится на метод создания молекулярного ассемблера, который будет ничем иным как воссозданием новой предметности. Но, спрашивается, что тогда реальнее – материя или все-таки отдельные предметы. Возможно, материя есть только наше представление о них и как таковое существует только обоснованно и, более того, интеллигибельно. Представление о неделимой частице во всяком случае оказалось именно интеллигибельно и сейчас мы толком не знаем, о частицах или волнах должна вестись речь в физике. В этом смысле физика своей неопределенностью вызывает не меньшее, а может быть и большее раздражение, чем традиционный язык вызывает раздражение своей грубостью. Пусть традиционные языки не правы, пусть существование существительных нужно доказывать – я тотчас подскажу вам основание того, что существуют отдельные предметы лучшее, чем то, что называют опытом, восприятием – это инструкции. Отдельные предметы обоснованы инструкциями, хотя, согласно мнению некоторых, существование отдельных предметов не надо обосновывать.

Что я хотел сказать этими пространными рассуждениями о глаголах и существительных? Прежде всего то, что бессмысленно анализировать инструкцию. Но также я могу высказать на мой взгляд интересную филологическую гипотезу. Эта гипотеза следующая: инструкция – часть речи, более фундаментальная, чем существительное и глагол. Возможно, в эпоху становления языков инструкции выражались одним словом и вообще говоря первое слово было инструкцией. Только со временем оказалось так, что инструкции стали задаваться двумя (иногда более) словами одни из которых назвали глаголами другие существительными. Я считаю бесперспективным анализ инструкции, более этого считаю, что осознать подлинный смысл нынешних «существительных» и «глаголов» можно лучше всего осознав комплекс инструкций в которых эти существительные и глаголы значатся. Мне кажется вполне интуитивно веской филологическая гипотеза о том, что первое слово было инструкцией.

Запишите меня в число людей, которые неприязненно относятся к «общим идеям.» Да, «общие идеи» существуют: дом, картина. Но попробуйте отнестись к ним инструктивно, сказать, и попытаться осмыслить, «построить дом», «написать картину». Не знаю, как это происходит в головах других людей, у меня же эти инструкции вызывают недоумение, непонимание, какую-то тупость. Совсем другое дело, если мы от этих общих идей избавимся и вместо «написать картину» скажем «написать портрет», «написать пейзаж». В этом случае многое действительно проясняется и я, вместо какого-то отупения, понимаю, что, допустим, когда говорят «написать портрет» речь идет о соответствии между красками, карандашами, манерой рисовать и моделью. Это соответствие и называется портретом. Я понимаю, что допустим портрет именно этой модели может быть выполнен художником в пастельной технике и мы, произнося «портрет» будем иметь в виду, что это портрет такой-то дамы, выполненный в пастельной технике. Здесь можно очень и очень многое себе представить, но предварительно следует осознать, что мы говорим ни о чем ином, как о соответствиях. «Портрет», «натюрморт»– не общие идеи, а соответствия.

Я сейчас укажу на явную проблему. Ясно, если мы обращаемся к художнику: «напишите мне эту даму». Даже я понимаю, что художник задумается в этом случае о средствах которыми он ее напишет, о технике, будет всматриваться в модель, чтобы подобрать технику, колорит, которыми ее опишет. Речь будет вестись о соответствии:

После того как мы осознали, что же такое портрет, попробуем дать его определение через род и видовое отличие: «картина, изображающая человека». Другого не дашь, это просится на язык. Итак:

Но ранее было очевидно, что портрет есть соответствие для средств изображения и модели, сейчас же получается, что сам портрет находится в соответствии к модели. В обоих случаях я мыслил естественно и выбирал самые простые решения. Но между двумя этими соответствиями есть явное противоречие. Сказать по правде с этой «общей идеей»– картина– больше проблем, чем от нее толку.

Скажут: «да как же так, как вы не понимаете, что «картина» позволяет вам представить себе все многообразие… и т. п.» Идите к черту.