Волчья тропа - Бет Льюис

– Так ты его никогда не встречала? – спросила она.

Я покачала головой.

– В жизни не встречала никого с таким именем.

И ведь не соврала. Муравьи под моей кожей зарывались все глубже и уже добрались до костей. Ужасно хотелось оказаться как можно дальше от этого города и этой женщины.

Я вернулась в лес, туда, где был мой дом. В хижине, где я жила, спала и ела столько лет, я вновь подумала, что Лайон ошиблась. Мало ли у кого татуировки. Что, значит сразу убийца? Нет, мэм, на вашем портрете не мой Охотник.

Охотника дома не было, поэтому я подбросила дров в печку и решила проверить капканы. Возвращаюсь я к хижине, а там кто-то есть. Нет, не Охотник. Снаружи три лошади привязаны, значит гостей трое. Они что-то швыряли в доме, потом перевернули стол и разбили наши чашки. Лошади перепугались, когда из окна вылетел стул Охотника. Потом из дверей вышла та женщина. Она что-то держала в руках. Деревянный ящик, к которому Охотник мне строго-настрого запретил прикасаться. Он когда с охоты на волка возвращался, что-то туда прятал, а потом засовывал его под доски пола. Думал, я там его не найду. А я и не пыталась искать, но только из уважения, хотя заглянуть в него очень хотелось.

Значит, судья Лайон следила за мной до самого дома. Я уж было приготовилась метнуть нож, но тут она открыла коробку, и ее затрясло. Лицо побагровело, глаза налились кровью.

Лайон держала в руках кусок шкуры.

Я хорошо в шкурах разбираюсь. Знаю, как выглядит оленья, лосиная, заячья, свиная, кабанья и даже гусиная, и шкура рябчика без перьев. Но такой шкуры я еще не видела. Человеческий скальп с окровавленными волосами. Лайон уронила коробку, и куски кожи рассыпались по земле. Я заметила среди них один с длинными черными волосами.

Я помню, как расчесывала их семь лет назад, помню, как пропускала пряди между пальцами. Меня затошнило.

– Его скальпа здесь нет. Но вот этот, похоже, принадлежит недавней жертве, – сказала Лайон, когда двое мужчин вышли из хижины – один высокий и жилистый, второй крепко сбитый, похожий на мешок вяленого мяса.

Я так и не узнала, о ком она говорит. Сверху послышалось цоканье – видать, белки из дупла вылезли. Я их не видела, но у меня на деревьях было расставлено несколько ловушек, так что парочка точно попалась бы. При мысли о еде мой желудок взбунтовался.

Я и моргнуть не успела, как Лайон вскинула свой револьвер и выстрелила. Я чуть не оглохла, а то, что осталось от белки, свалилось к моим ногам. Вот тогда и я поняла, что в честной драке мне с этой женщиной не справиться.

Я затаила дыхание, чувствуя, как сердце выскакивает из груди. Орлиные глаза Лайон обшаривали ветви в поисках добычи.

– Мы не ошиблись, это логово Холлета. Но он сюда не вернется. Поймет, что мы его нашли. Сожгите все! – приказала она, вскакивая на лошадь.

Один из мужчин разбрызгал вокруг керосин, словно живую воду, и дом, в котором я прожила десять лет, вспыхнул. Они уехали, а я все еще смотрела на пламя. Я потеряла не только свою хижину. Я смотрела, как тлеют и корчатся в языках пламени волосы Мисси, и мне казалось, что мое сердце тоже превращается в пепел. Я потеряла человека, которого называла папой. Охотник оказался совсем не Охотником; я не знала, кем он был на самом деле. Лайон сказала, что его зовут Крегар Холлет – душегуб и детоубийца. Как можно поверить в такое? Я не могла распутать тугой клубок чувств в моей душе. Любая ложь станет правдой, если верить в нее достаточно долго. Я знала, что охотник не отвел Мисси домой в ту ночь, но это знание было запрятано глубоко в темных уголках моей души. Я все время повторяла себе эту ложь, чтобы она стала похожей на правду.

По щекам текли слезы. Я хотела, чтобы Мисси стала моей мамой, а папа убил ее. Она единственная была добра ко мне, да и он вел себя дружелюбно. Конечно, нельзя пугать добычу, потому что спокойное животное легче убить. Он успокоил Мисси, прежде чем сделал то, что сделал.

Папы так не поступают! Вот только он был мне не родным, я сама его выбрала. И ошиблась в выборе.

Из глубин памяти, словно пауки, выползли слова: «Передай моей малышке, что я ее люблю». Слова моих настоящих родителей из письма, которое они прислали с дальнего-дальнего севера. Охотник… Крегар мне ни разу такого не говорил. Я вытерла глаза и сказала себе, что они слезятся из-за дыма – дом-то еще горел, а вместе с ним сгорала моя старая жизнь. Однажды я оставила свою бабку и ушла, не оборачиваясь. Но тогда у меня выбора не было, за меня все буря решила. Сейчас я должна уйти от Охотника. Может быть, когда голова и сердце придут к согласию, я вернусь и выслушаю его – пусть сам расскажет мне всю правду. Какая-то часть меня вопила, что нужно быть полной дурой, чтобы сомневаться в словах Лайон после всех тех скальпов. Однако другая часть, которая все больше и больше сжималась, глядя, как огонь пожирает дом, никак не могла поверить.

Нужно побыть одной и все обдумать.

У меня оставался нож и несколько кусочков вяленого мяса того оленя, что я подстрелила на прошлой неделе. Что еще надо?

Я всегда себе говорила, что нельзя жить вчерашним днем. Надо жить здесь и сейчас. Вот только я не хотела, чтобы Крегар был моим «сейчас».

Он убивал людей. Просто так, ради забавы. Убивал женщин и детей – одного ребенка точно, и еще убил Мисси. Воспоминания о годах, когда мы с ним жили, я запихнула в самый темный уголок памяти и накрепко закрыла на замок, а вот Мисси я хорошо помнила. Глядя на сундук со скальпами я, наконец, осознала, что он натворил.

– Будь ты проклят, Крегар Холлет! – громко сказала я, глядя на огонь. – Ты детоубийца и лжец, Крегар.

Теперь я знала, как его зовут.

– Ты был моим Охотником! – кричала я. – Ты научил меня разводить огонь, ставить капканы, чистить оружие. Черт, да ты мои царапины и раны лечил, а сам в это время… а сам…

Я упала на колени в грязь и разревелась.

Жар от огня осушил мои слезы, словно намекая, что Охотник их не стоит. А он и не стоил. Лайон сказала правду. Я видела, что лежит в его сундуке, и больше не могла здесь оставаться.

Десять счастливых лет сгорали и превращались в дым вместе с хижиной.

Охотник на волков, надо же. Худший охотник во всем БиСи, а их тут пруд пруди. Где были мои глаза?.. Я подбежала к куче дров и кинула полено в огонь. Потом подобрала топор и тоже швырнула туда же. Давай, гори! Спали тут все дотла! Пусть ложь превратится в дым.

Есть правила, которые нельзя нарушать. Нельзя убивать ради забавы. Убивай ради пищи или чтобы выжить, но не для развлечения. Иначе лес сожрет тебя и выплюнет кости.

Я уходила в лес и вновь возвращалась к хижине. Куда мне идти? Продать мне нечего, обратиться за помощью не к кому. Пойти в Риджуэй и умолять о приюте незнакомцев на улицах? Или вернуться в Долстон, пойти к той женщине и сказать: «Я знаю его. Это он убил всех тех женщин. Пойдите и убейте его»?

Не знаю, был ли то страх или дурацкая верность, но когда я представила, что Лайон пристрелит его из своего шестизарядного револьвера, меня замутило. Дым наполнил легкие, и я упала на колени, задыхаясь от кашля. Надо уходить, а то вернется Крегар, и мой скальп тоже попадет в деревянный сундучок. Бежать, не чуя под собой ног, подальше от него. Вот только после всех криков и слез внутри у меня было пусто. Остались лишь слова из давно потерянного письма: «Скажи моей малышке, что я ее люблю».

Охотник однажды спросил, где мои мама и папа, и я сказала ему, что они отправились искать золото. Он рассмеялся и заявил, что они наверняка уже мертвы. Но я верила, что они нашли то, что искали, и теперь живут в роскоши далеко-далеко на севере и ждут свою малышку. У меня есть настоящие мама и папа, и они такие богатые, что у них туалет в доме. Бабка о такой роскоши всегда мечтала. А еще у них есть отдельная комната для меня, а в ней – настоящая кровать, так что больше не придется спать на полу. У них есть слуги, которые убирают в доме и работают на шахтах, поэтому родители смогут проводить со мной целые дни. Они обнимут меня, и скажут что любят. И это будет правда.

Вдруг по небу прокатился раскат грома. Я похолодела, а ветер раздул пламя, и теперь оно с жадностью пожирало остатки моего дома. От него шел такой жар, что спечься можно было, однако меня все равно затрясло. А потом затрясло еще сильнее, когда я поняла, что мне придется встретиться лицом к лицу с этой бурей. Я должна пройти сквозь нее, если хочу избавиться от Крегара и найти родителей. Я покрепче сжала нож, так что зазубрины на клинке впились в кожу, и зашагала прямо в пасть буре.

Небо потемнело и нахмурилось. Сверкали молнии, гремел гром. Пламя костра осветило мое лицо, и я заорала: «Нет, буря, ты меня сегодня не получишь! Сегодня я иду за тобой!»

Я бросилась ей навстречу, вопя во все горло, чтобы выкричать слезы и гнев на того, кем оказался мой Охотник. Буря заметила меня, заглянула мне в глаза и даже глубже – в самое сердце. Она поняла, что я иду за ней, желая наказать за то, что она оставила меня с Крегаром. Поняла и трусливо отступила. Белые облака разошлись в стороны, приоткрыв тонкую линию голубого неба, указывающую на север. Туда, где мои мама и папа, их богатство и мой новый дом.