Гей, на Запад! - Джим Гаррисон

Б. П. бросил газету и попытался улыбнуться. Девушки засмеялись и показали ему средний палец. Спасибо, хоть чувство юмора есть. Он встал, отвесил глубокий поклон, ушел к концу пирса и там, на нижнем рыболовном настиле, искупил вину. У особо морщинистого старика крючок зацепился за что-то на дне, и он громко скулил, что это у него последняя леска. Б. П. живо разделся до трусов, спустился по железной лесенке и прыгнул, перед тем сказав старику, чтобы стерег его штаны и бумажник. Он с легкостью ушел вниз метров на десять вдоль натянутой лески и достиг дна. Видимость была плохая, а вода на удивление холодна, но он быстро отцепил леску старика от арматурины, торчавшей из сваи. Когда он победно вынырнул после благотворительного очищения, кучка зрителей приветствовала его аплодисментами, но среди них был и немного рассерженный Боб Дулат.

— Б. П., кретин чертов, я тебя час жду. Ты утонуть мог.

— Простите, сэр, хотел помочь несчастному старику. — Он взглянул на несуществующие часы, как перед этим Боб. — Я опытный водитель.

— Пошел ты на х… начальничек, — сказал старик Бобу.

Когда они ехали на восток по Сан-Винсенте, улице, которую Б. П. нашел исключительно красивой, Боб попросил его остановиться, чтобы показать место рокового нарушения. В самом этом месте не было ничего исключительного, если не считать своеобразной ксенофобии, окрашивающей ситуацию, когда один человек показывает какое-то место другому. По положению в жизни они едва ли могли отстоять друг от друга дальше, но Боб прибыл из Северного Висконсина, а Б. П. — с Верхнего полуострова, и в каком-то иррациональном смысле оба были как бы заброшены на дикие берега Борнео.

— Так расскажи мне об этом, сынок, — сказал Боб с видом серьезной заинтересованности, может быть и не напускной.

— О чем тебе рассказать? — В Буром Псе что-то дрогнуло от властного «сынок», хотя Боб был от силы на десять лет старше.

— Расскажи, от чего ты бежишь. Уверен, что смогу помочь. Люблю иногда облегчить страдания, снять с себя шоры корысти и оказать добрую услугу.

Тут разговор пошел начистоту. Они вылезли из машины, пересекли газон широкой разделительной полосы и под тем самым деревом, где Боб был грубо закован в наручники и арестован, поговорили. В манере безжалостных следователей из своих романов Боб методично выпытал у Б. П. историю всех трех его отсидок: первая — когда он нырял к затонувшим судам и извлек покойного индейца при всех регалиях, пятьдесят лет пролежавшего на глубине пятнадцати метров и отлично сохранившегося в ледяной воде Верхнего озера, а затем угнал рефрижератор, чтобы отвезти тело в Чикаго с целью извлечения дохода; вторая — за поджог палатки и лагерного имущества антропологов ради того, чтобы спасти от раскопок тайное индейское кладбище, единственное захоронение хопуэлловской доисторической курганной культуры на севере Среднего Запада. Так называемая подруга Б. П., антрополог Шелли, обернулась форменной Евой в Саду — выведала у него местоположение кладбища, соблазнив своим телом и телом своей подруги Тары, несколько более худым, — деталь, которую Боб тоже вытянул из Б. П. для полноты картины, наряду с цветом трусиков Тары. Третьим преступлением была недавняя атака на место раскопок, где археолога и антропологи из Мичиганского университета вели подготовительные работы. Б. П. и Лон Мартен по большей части метали шутихи с безопасного расстояния, а более грубая часть операции выпала на долю Розы и группы воинов анишинабе. Тут неприятность заключалась в том, что Бурому Псу было запрещено в течение года появляться в округе Алджер, дабы университетские люди могли работать без помех.

Б. П. хотел рассказать затем о бегстве на Запад, о том, как обменяли угнанный «линкольн» на «таурус» за границей в Канаде — все по плану, родившемуся в искушенном криминальном уме Лона Мартена. Но Боб поднял ладонь и бросился к машине, чтобы позвонить. После этого, томимые жаждой, они зашли в щегольской китайский ресторан в Брентвуде, где Боба хорошо знали. Боб быстро управился с бутылкой «пулиньи-монтрате» за сто долларов, а Б. П. выпил три бутылки пива «кирин». Сколько же иностранных пив в этих местах! Он заметил Бобу, что по части баров здесь не так интересно, как в Чикаго, где на каждой, наверное, улице своя таверна, или в Висконсине, где, кажется, любой может превратить свой дом в бар. Однажды под Алвином, когда рыбачил на реке Брул, он пил пиво в таком доме и присматривал за оравой детей, пока барменша, их бабушка, жарила котлеты на всю компанию, и, больше того, четыре штуки съел бесплатно за помощь по хозяйству — в частности, за то, что отнес домой городского пьяницу, взвалив на плечо, как двухсотфунтовый мешок овса.

Боб не слушал. Он был сама деловитость, хотя, по наблюдению Б. П., мог разобраться с бутылкой вина так же быстро, как обыкновенный смертный с бутылкой пива. Боб побежал за своим ноутбуком «IBM»; Б. П. посмотрел на заметки, которые тот писал по ходу дела, но, похоже, написаны они были секретным шифром. Официантка-китаянка принесла ему еще пива и поклонилась. Он встал и поклонился в ответ, что показалось ей забавным.

— Добро пожаловать в нашу страну, — сказал Б. П. с обольстительной, как ему думалось, улыбкой. Девушка была конфетка, экзотичная, как растительность в ботаническом саду.

— Мои родные живут здесь с семидесятых годов девятнадцатого века. Мы приехали строить вам железные дороги и работать в ваших шахтах, — сказала она с лукавым блеском в глазах. На юбке у нее был разрез до половины бедра. Его швейцарская форма, кажется, не произвела на нее плохого впечатления, но это потому, наверное, что Боб — богатый клиент. При таких заработках он, поди, их столько перевидел, сколько сиденье в туалете, хотя не похоже, что это пошло ему на пользу.

— Вуаля! — гаркнул Боб, вбежав с ноутбуком, и застучал по клавишам.

На экране появилось досье, составленное детективом мичиганской полиции Шульцем на Мартена Смита, он же Лон Мартен, в прошлом — член Движения американских индейцев (исключен за растрату), специалист по добыванию денег у Национального фонда искусств для диссидентских фильмов, так никогда и не снятых; разыскивается за мошенничество с кредитными карточками, незаконное присвоение имущества; недоказанное обвинение в изготовлении кристаллического метамфетамина; собирал средства для несуществующей радикальной индейской организации под названием У индиго, являясь ее единственным обнаруженным членом; его главный подручный, местный дурак с сомнительным именем Бурый Пес, по имеющимся сведениям, не вооружен, но опасен, поскольку в молодости был известен как кулачный боец.

При слове «дурак» на глазах чуть не выступили слезы. Б. П. указал, что детектив Шульц был отстранен за противозаконную слежку в политических целях, которая запрещена полиции штата. Боб возразил на это, что немалую роль сыграли сексуальные фото Шульца с Розой, бывшей подругой Б. П. Инсценировка организована Лоном Мартеном.

Б. П. был поражен и возмущен тем, что для получения этой информации Бобу буквально достаточно было шевельнуть пальцем. Еще два года назад, до встречи с Шелли, он вел в полном смысле частную жизнь — главным образом потому, как теперь стало ясно, что никого не интересовал. Он затосковал по какой-нибудь далекой охотничьей хижине, чтобы сторожить ее между сезонами в обмен на бесплатное проживание. Он менял кровлю на многих таких хижинах, любил запах толя и дранки, любил смотреть на мир с птичьей высоты их крыш. И горькие слезы в самом деле навернулись, и Б. П. по-настоящему занервничал в этом городе, где конкретное чувство неопределимо.

— Крепись, малыш, — сказал Боб, знаком попросив у официантки еще бутылку вина. — Мы пригвоздим к стене этого подонка.

— Я просто хочу назад шкуру.

— Конечно хочешь. Ты не считал Лона Мартена опасным, потому что он брат друга твоих детских лет Дэвида Четыре Ноги. Не многие из нас способны признаться себе, что наши друзья оказались негодяями или, может быть даже, что все наши друзья — негодяи, включая родителей, как, например, моя возлюбленная, но беспутная мать, и все наши пращуры мужского и женского пола вплоть до первой страницы истории человечества. Ты же знаешь Библию? Я читал гидеоновскую Библию[6] в тысяче гостиничных номеров, потому что телевидение мне противно, за исключением, скажем, мексиканского и французского, поскольку ни хрена не понимаю, что они говорят. Тогда это терпимо. Ты винишь свою бывшую антропологическую любовницу Шелли за то, что сбила тебя с праведного пути, но это не она сбила, а твоя пипка. Пипки и вагины — это сердцевина великой тайны жизни. Они наша слава и наша погибель. Некоторые видные теологи утверждали, что у Адама и Евы не было гениталий, когда они пришли в первый Сад, но мы должны отбросить это как идеологию бессильных старых пердунов, вроде тех, что сидят у нас в конгрессе. По моему убеждению, жизнь в целом может быть гораздо меньше, чем сумма ее частей, и самое достоверное ее содержимое — зло. Где мы сидим сейчас и пьем напитки, это место можно считать сердцем Империи зла. Отсюда мы напрягаем мечты людей, и остаются им от этого только растяжки. Конечно, мы, просто зарабатываем на жизнь, как все остальные, — только больше.