Вольный странник - Дэннис Фун

Она подогрела его любопытство, не сводя с Виллума пристального взгляда:

— В том кошмаре человек-птица говорил с Хранителем. Он чем-то вызвал недовольство Старейшего. Не выполнил какое-то его задание. Но был за это наказан.

Виллум смотрел на нее не мигая.

— Ясно как день, что твой дар сновидений продолжает набирать силу.

Да, он явно был заинтригован. Подозрения его усиливались. Интересно, поделится ли он с кем-нибудь своими соображениями?

— Ты когда-нибудь встречал такого человека-птицу, какого я видела во сне?

— Мне известно лишь то, о чем мне рассказывали, а это совсем немного. Когда я работал в пустынных землях внешнего предела, мне что-то говорили о таком человеке. — Он смолк, поймав настороженный взгляд одного из клириков. — Пойдем. Они будут следовать за нами.

Пока они шли по пешеходной дорожке под массивными канатами, на которых над пенистыми бурунами был подвешен мост, клирики разбежались во все стороны, стремясь неукоснительно сохранять порядок, предписанный инструкцией по охране.

— Его зовут Ворон.

— Надо же, какое имя замечательное. Оно совершенно не соответствует тому ушлому, жалкому подлецу, который валялся на полу в зале Хранителя.

Он что, улыбнулся? Слишком натянуто. Ну ничего, она еще его поймает. Игру его разгадает, правду его выведает.

— Говорят, он очень плохо учился в семинарии. Природа его обделила способностями к учению.

— Но ведь по заведенному регламенту семинаристам в закрытых семинариях вживляют блокираторы, а потом они становятся клириками.

— Дарий приказал отменить имплантацию. Ворон был необычайно умен и изворотлив, поэтому Хранитель дал ему задание присоединиться к новому движению, зарождавшемуся в Дальних Землях.

— Поняла — это были братья. Получается, что один из первых последователей Святого был доносчиком Дария. Совсем неглупо.

— Но и не очень умно. Хоть Ворон и сумел успешно тебя доставить под защиту Старейшего, он не смог выяснить, где был твой брат. Или так ему сказал.

— Я должна быть ему вечно за это благодарна, — сказала Стоув с приторной улыбкой. — Дарий мне как отец родной. Его великодушие не знает пределов.

— Потом стало ясно, что все это время Роун был вместе с братьями прямо под носом у Дария.

— Получается, что Ворон оказался предателем?

— Выглядело это именно так. Ворона привезли к Дарию, допрашивали, пытали, но виновность его так и не смогли доказать.

— Ты не веришь ему?

— Нет.

— Получается, он может знать, где мой брат.

— Может быть, знал когда-то, но теперь не знает.

Стоув обхватила рукой поручень, глядя на бурливший внизу поток.

— Спасибо тебе, мой добрый Виллум, — произнесла девочка с улыбкой.

— Я здесь лишь для того, чтобы служить тебе, Стоув.

— Знаю.

Как же он потом на нее посмотрел? Она готова была поклясться, что с радостью, если не с восторгом. Но нет — ей надо контролировать свои чувства и ни в коем случае нельзя видеть в других то, что она ощущала сама. Беспечно она поступала, легкомысленно, позволила себе показать ему свое торжество. Она оказалась права в отношении Ворона и пришла от этого в восторг, но демонстрировать это Виллуму было совсем без надобности. Она ни перед кем не должна раскрывать свои истинные чувства, даже перед ним, всегда должна быть начеку, постоянно постигая тайное, скрытое явным. Потому что явное, лежавшее на поверхности, всегда оказывалось ложью, которой Владыки хотели запудрить ей мозги.

— Это Наша Стоув! Наша Стоув!

На пешеходной дорожке с другой стороны моста стояли мужчина и женщина и энергично махали ей руками.

— Наша Стоув! — кричали они, лица их светились ликованием.

Стоув подняла тонкую ручонку в приветственном жесте, губы ее сложились в натянутую улыбку. Какой же беззащитной и уязвимой она должна была казаться на фоне изображавшего ее гигантского плаката, где ее невинная ангельская улыбка была призвана согреть мир. Огромными буквами на плакате было выведено: «Наша Стоув».

О да, Город от нее без ума. Жители поклоняются ей как божеству. Но подчиняются они не ей. Их подлинный владыка — Дарий.

Пока.

ЗАДАНИЕ

КОГДА-ТО ТАМ ОКАЖУТСЯ

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ДЕТЕЙ.

ОНИ ПРЕКРАСНО БУДУТ ЗНАТЬ

МЕЧТАНЬЯ ВСЕХ ЛЮДЕЙ.

ТУДА ИХ ГРЕЗЫ ПРИВЕДУТ,

КУДА ОНИ ПОЙДУТ,

И ЗА СОБОЙ ВСЕХ УВЕДУТ —

ВСЕХ, КТО НЕСЧАСТЛИВ ТУТ.

Главный зал располагался в самом большом бревенчатом доме, где находились кухня и столовая. Утром Роун, Лампи и люди из Оазиса печально сидели за одним из столов; стулья, стоявшие рядом с двумя другими, оставались пустыми. Селдон поставил перед ними кастрюлю с кашей, и каждый наполнил себе миску. Молчание нарушил Лорен.

— Вы видели их сегодня утром?

Селдон покачал головой.

— Я принес детям завтрак, но к ним не заходил.

Терра сказала оставить его у двери. Выглядела она как привидение. Я так понял, что они работали там всю ночь.

— Судя по всему, не только они не спали этой ночью. — Роуну никто не ответил.

Действительно, заснуть не удалось никому.

— Тебя послушать, Селдон, — пробурчал Меррит, — дело там вообще никак не продвинулось.

— Должен вам признаться, что подслушивал под дверью, — смущенно сказал повар. — Но расслышал только голоса двух женщин.

— Самое разумное сейчас, — проговорил Лампи, повторяя вывод, сделанный прошлым вечером Роуном, — всем нам вернуться к своим обязанностям, а они пусть делают свое дело.

По лицам людей было видно, что всех охватило безысходное настроение. Если бы только понять причину того, что случилось с детьми, можно было бы что-то делать, а не чувствовать беспомощность и отчаяние.

После видения, явившегося ему на вершине холма, Роун достал меч-секач из тайника, в который его раньше упрятал. Юноша просидел с ним у своего укрытия, как ему казалось, долгие часы и лишь потом достал его из ножен. Ему удобно было держать меч в руке, он казался легким. Слишком легким. Он надеялся, что вряд ли когда-нибудь вновь им воспользуется, но чувствовал себя как-то увереннее от того, что оружие было рядом.

Завтрак окончился — все придвигали за собой стулья к столу и расходились по делам. Это и вывело Роуна из задумчивости. Он без промедления и даже с облегчением принялся за работу в саду. Обливаясь потом под лучами яркого солнца, он вскапывал плодородную землю. Ладони его покрылись волдырями, отчаянно ныла спина, но он продолжал ворочать лопатой тяжелые пласты земли. Работа его успокаивала.