Сироты небесные - Андрей Лазарчук

Парни не были связаны ни со «Шрапнелью», ни с другими известными организациями, и общее у них просматривалось только одно: оба в разное время, но не так давно садились на аварийную площадку Кергелен…

Но это уже была задача для контрразведки. Сам Геловани мучительно решал другую: какая же всё-таки важная, опасная и секретная миссия ждёт ребятишек? Что можно придумать – а вернее, составить из того небогатого набора-конструктора, который предоставляет им всем нынешний вялотекущий момент? Разведка окрестностей Юпитера, поиск имперской базы? Этим уже занимаются пилоты-марцалы в компании с нашими военными. Создание лунной, марсианской, астероидной станций? Важное, но отнюдь не секретное дело. Подготовка к звёздной экспедиции? То же самое… больше того – заложено в продлённый курс обучения, все ребятишки это знают… и не сработало – пошли бунтовать. Нет-нет, нужна какая-то спецгруппа для экстренной спецмиссии…

Адъютант принёс телеграмму из штаба Флота, когда голова Данте Автандиловича уже готова была лопнуть, как перезрелая тыква. Хотя… лопаются ли тыквы? В этом Геловани уверен не был.

Так… что нам пишут? Благодарим за своевременные и эффективные меры… опыт учтён… ага, и у других это подействовало. Слава Богу! Дальше… вот оно! Отобрать от трёх до восьми пилотов, психологически совместимых с эрхшшаа, для обучения на новой технике… чёрт, как-то мелкотравчато… с выходом на использование кораблей, аналогичных имперским…

Опаньки, как говорит наш друг посол!

Да. Это ребятишки поймут. И будут держать в тайне.

Поздним вечером тридцатого ноября Санька сидел в своём кабинете и с подозрением смотрел на большую голубую горошину посреди стола. В короткой записке-сопровождении было сказано: "Останьтесь один, в спокойной обстановке, раздавите объект перед лицом. Не использовать при насморке".

Насморка у Саньки не было – в отличие от сомнений. Эрхшшаа, конечно, никогда не лгут, зато могут подразумевать совершенно не то, что все нормальные люди.

Он вздохнул, взял горошину двумя пальцами и сдавил.

И засмеялся от счастья – в комнате ниоткуда появился Кеша. Стало тепло и немножко щекотно, уши наполнились довольным урчанием, в животе образовалось что-то вкусное, захотелось запрыгать или встать на руки вверх тормашками…

Невесомый запах этого странного послания постепенно рассеивался, но радость осталась. И не исчезла, даже когда Санька, по-прежнему улыбаясь, придвинул к себе два тома резюме следственного дела. Само дело занимало уже сто сорок томов. Содержимое этих двух Санька знал почти наизусть, но перед вечерней встречей следовало кое-что освежить в памяти.

Никто и никогда не поверил бы, что еще полгода назад пилот-инструктор и старший мичман, а теперь капитан третьего ранга, Герой России и прочая, и прочая, – что Санька Смолянин докатится до штабной работы. И никто в здравом уме и не предложил бы легендарному боевому пилоту пересесть в кабинетное кресло. Но когда человеку на голову начинают, как из ведра, сыпаться стечения обстоятельств, приводит это почти всегда к редкостному сволочизму.

Собственная легендарность осточертела боевому пилоту в первые же две недели. Его фотографировали на космодроме, на Стрелке, у Зимней Канавки, в Павловском парке и Нескучном саду, на Красной площади, дома, в окружении гардов, с артистами, спортсменами, с мэром, с президентом, с иностранными делегациями, с мотоциклом, в библиотеке, в бассейне, в зоопарке, в «копейке», в планетарии, на фоне карт, кораблей, Невы, памятника Гагарину, Кремлёвской стены, Адмиралтейства и Большого театра… Единственное, от чего удалось отвертеться, – это от фотографий с кошками и с девушками. Насчет кошек поддержало начальство – кто знает, как воспримут эрхшшаа подобные снимки, – а с девушками… Он просто садился на что попало, хоть на пол, опускал голову и отказывался разговаривать, пока очередную поклонницу не уводили подальше. Потом их и вовсе стали отлавливать на подлёте. Прикомандированный к Саньке офицер – то ли порученец, то ли погоняла – авторитетно рассказывал про посттравматический синдром. Может, не все журналисты верили, но намёки толковали правильно и не докапывались.

А Юлька исчезла бесследно. И дядя Адам, который наверняка помог бы её найти, тоже исчез. Говорили, улетел к эрхшшаа. Похоже на правду, но от этого не легче.

И вот когда Смолянин забалансировал на грани не депрессии даже, а кромешного отупения и бесчувствия, возник перед ним китайский чёртик из коробочки и скомандовал: пошли!

Санька вообще не часто ездил в машинах, а в такой не ездил просто никогда – и потому счёл происходящее разновидностью киношки: сиденья размером с его мотоцикл, небольшой бар стоимостью в тот же мотоцикл, если не в два, шофёр за прозрачной перегородкой – и хмуро сияющий дядя Коля, который гнал нечто совершенно несусветное, оказавшееся тем не менее святой истинной правдой.

Эрхшшаа потребовали, чтобы Санька возглавил контактную группу. Вот так вот вам. По их меркам, он был вполне взрослым человеком, а главное – очень понравился Кеше. Чего ещё?

– Объяснить им, что ты лопух неграмотный и малолетний, никто не может. Даже я не могу. Так что придётся тебе, коллега, учиться на ходу, причём учиться быстрее, чем ты когда-нибудь летал. Совсем уж чудес мы от тебя не потребуем и помощь дадим любую, – но отныне все контакты с эрхшшаа будут идти только и исключительно через тебя, с чем я нас всех и поздравляю самым решительным образом.

Санька долго молчал, потом выдавил:

– А что, если они узнают, что тех котов, которые на крейсере?.. Что это я их… убил?

Коля почесал ухо.

– Скажем так: что крейсер завалил ты, они давно знают. А вот с теми мёртвыми котами… Собственно, главная тема сейчас такая: эрхшшаа абсолютно уверены, что те трое умерли до того, как крейсер упал на Землю. Убиты. Возможно, нашими, которых вывозили на корабле. Возможно, имперцами. Коты их довольно чётко различают… в смысле, не наших от имперцев отличают, а тех гадов: кто с какой планеты, какую модификацию прошли и так далее. Ху из ху произошёл.

– И что?

– Да нет, ничего. Это пока отдалённая перспектива… Твоя основная работа – это служить мостиком между нашими ментами, марцалами и эрхшшаа. Потому что менты – народ специфический, их не всякий землянин поймёт, а марцалы… сам знаешь.

– А зачем марцалы? – насупился Санька.

– И не просто марцалы, – продолжал Коля, – а один твой нехороший знакомый…

– Барс?

– Он.

– Дядь Коля… Я ведь убью его. Я не сдержусь.

– Сдержишься.

– Нет. Или я не буду…

– Будешь. Санька, пойми: нам нужно во что бы то ни стало раскопать эту ситуацию. Что произошло в той зоне? Почему малыши оказались вне корабля? Эрхшшаа просто не могут себе вообразить ситуацию, при которой бы это стало возможно. То есть одна ситуация может быть: малышей выкинули из корабля сами родители, потому что на корабле их ожидала неминуемая смерть. Но тогда почему остальные дали себя убить? В общем, не складывается картинка. Вот… А у марцалов, ты знаешь, есть техника, которая позволяет реконструировать события по всяким там обломкам. Благодаря тебе обломков у нас…

– Я понял. Но Барсу нельзя доверять.

– Как раз Барсу можно доверять… э-э… чуть больше, чем всем остальным марцалам. Тут ты мне просто поверь, я его знаю давно. Он немножко человек. То есть что-то человеческое в нём есть. Хотя, конечно… все они – порядочная дрянь. Как оно и положено падшим ангелам… Так вот: о доверии и речи не идёт. Будет с вами человек, который проследит, чтобы он там какую-нибудь чучу не отчебучил. Понимаешь, да?

– Телепат? – сообразил Санька.

– Ага. Причем один из самых сильных…

И всё же Санька выговорил себе сутки на размышление – хотя бы просто "для солидности". А может, и нет, может, и не согласился бы – но поздно вечером приехала бабка Калерия, отвела правнука в адмиральский кабинет и положила на большущий дубовый трёхтумбовый стол письмо на каком-то официальном бланке (сверху – перекрещенные винтовка и лопата в обрамлении пальмовых веток), написанное от руки на английском, и подшитый степплером перевод. Юлия Гнедых была опознана в девушке, назвавшейся Маргаритой Барс и вывезенной экипажем тяжёлого сторожевика «Маниту-39» с базы «Пулково» двадцать пятого августа сего года; двадцать девятого августа, согласно законам штата Невада, вступила в брак с инженер-лейтенантом Полом Эдвардом Симонсом-младшим и приняла фамилию мужа… ныне проживает…

– Хоть розыск теперь отменят и дело замнут, – излишне сурово припечатала бабка Калерия. – А то матери такое позорище – дочка под следствием по терроризму.