Красный снег - Александр Пензенский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
23 декабря 1911 года. Стрельна. 22 часа 13 минут
…Той ночью в Стрельне состоялась важная беседа. Владимир Гаврилович позволил себя уговорить – как после оказалось, с умыслом – и остался ночевать на даче у Маршалов. Константин Павлович не очень удивился, увидев бодрствующую Зину в гостиной: она частенько дожидалась их с Трефом и дома, в Ельце. Зато Зина явно была поражена, узнав в вошедшем госте Филиппова. Стряхнув с пальто и шляпы снег и пристроив верхнюю одежду на вешалке в прихожей, Владимир Гаврилович с удовольствием уселся в предложенное кресло у камина, протянул покрасневшие руки к огню и блаженно закрыл глаза.
Пока Константин Павлович объяснял Зине обстоятельства этой неожиданной встречи, Владимир Гаврилович помалкивал и только потирал ладони. Потом вежливо принялся расспрашивать обо всем, что случилось в жизни хозяев за те полтора года, когда гость и Маршалы не виделись. А потом вдруг неожиданно саданул сразу из двух стволов:
– Вот что, голубчики. Не пора ли признать, что жизнь в провинции вам обоим порядком наскучила?
Маршал ошарашенно обернулся к жене, ища поддержки, но Зина его взгляд проигнорировала, изо всех сил делая вид, что очень внимательно слушает ночного гостя – даже лоб нахмурила и свела бровки. А Филиппов меж тем продолжал, никак не реагируя на мимику Константина Павловича:
– Еще в прошлый приезд мне показалось, что вы, дорогой мой, уже отдохнули душой от наших злодейств и с удовольствием бы снова подышали запахами столичных подворотен. Потому – вы уж простите мне, голубчик, такую вольность – я имел смелость и наглость обсудить это с Зинаидой Ильиничной. И на нее уж тоже не серчайте за то, что не стала меня обманывать, а честно рассказала о вашем часто отсутствующем взгляде, повышенном интересе к столичным газетам и к криминальной хронике Ельца. Вы же и елецкой полиции как-то помогли, не сдержались, ведь так?
Маршал только обреченно кивнул головой.
– Мы с вашей супругой планов, конечно, не строили и интриг не плели, но об этом вашем визите я был извещен. Нет-нет, ограбление не подстроено, все по-настоящему. Я, признаться, вас ждал на неделе, но тут уж само провидение устроило встречу. Так что давайте начистоту: мне не хватает вас, а вам явно недостает нашей суетной службы. Возвращайтесь, голубчик. Возвращайтесь.
«Голубчик» снова обернулся к жене, ища точку опоры в готовившемся перевернуться с ног на голову (или наоборот, вернуться с головы на ноги) мире, но та улыбалась, уже не скрываясь. И Маршал понял, что пал жертвой заговора двух самых близких ему людей.
Сразу после Рождества они с Зиной перебрались из Стрельны в свою старую квартиру на Мойке, после Нового года прибыли из Ельца оставшиеся вещи, а Константин Павлович перешагнул порог своего прежнего кабинета на Офицерской, уселся в приветливо скрипнувшее кресло и подмигнул бронзовому сфинксу…
* * *
21 февраля 1912 года. Деревня Поповщина, Порховский уезд Псковской губернии. 19 часов 36 минут
…За спиной, в подступающем почти к самому забору предлесье, что-то глухо бухнуло, ухнуло, захлопали крылья. Маршал резко обернулся на звук, быстро сунул руку в карман пальто, сжал рубчатую рукоятку браунинга и щелкнул предохранителем. Но вокруг снова повисла тишина. Видно, снявшись с еловой ветки, ночная птица сшибла снежный покров. Белка поджала уши, переползла за Маршала, испуганно глядя в лесную темень, а Треф приподнял в санях голову, порычал в сторону потревоженной ели. Но тут со двора донесся голос Волошина:
– Константин Павлович? Извольте удостовериться.
– Идем. – Маршал вернул предохранитель на место, махнул Трефу рукой.
Тот неохотно вылез из саней, еще раз рыкнул в сторону леса, но все же пошел за хозяином. Дворняжка потрусила следом, опасливо оборачиваясь на черные заросли.
Собак извлекли из колодца, разложили на снегу. Быстрого взгляда было достаточно, чтобы понять: убили ножом так же, как Алексея Боровнина и Симанова с сыном.
Живые собаки на мертвых сородичей отреагировали по-разному: Треф сел рядом с хозяином и грустно смотрел на мокрые неподвижные комки шерсти, а Белка прижалась к ноге Ильи, опустила уши и тоненько заскулила. Треф поднял голову на Маршала, но тот молчал, хмурил брови. Поняв, что указаний не дождется, пес подошел к подвывающей дворняжке, ткнулся в нее носом, лизнул в ухо. Та замолчала, благодарно положила белоухую голову на плечо кавалеру.
Константин Павлович удивленно посмотрел на такое проявление собачьей взаимовыручки, но упрекать питомца за несдержанность не стал, а вместо этого спросил у дьячка:
– Илья Петрович, почему Белка? Она же в большей мере черная, Чернуха было бы вернее.
Илья поднял глаза на Маршала, по уже узнаваемой привычке собрал в кулак бороденку.
– Так белое завсегда важнее черного, господин Маршал. Даже если его на самом донышке в человеке.
– Да только не во всех человеках оно есть, белое твое, – буркнул Волошин.
– Во всех, – тихо, но твердо ответил Илья. – Токма разглядеть надобно уметь, так, стало быть.
– Что ж, и в этих иродах разглядел бы? – Волошин кивнул на мертвых собак, а после ткнул пальцем в сторону крыльца.
– Я человек, человек слеп. А Господь разглядит.
Дьячок перекрестился, достал из кармана вороньего тулупчика Псалтырь и заковылял в сторону дома.
* * *
– Вот что, Карп Савельевич, – Маршал решительно поднял ворот пальто, – ночевать я здесь не останусь, не буду терять времени, поеду на станцию.
Поговорю там со служащими и, быть может, еще и на ночной в Петербург успею. Вы уж с Ильей как-нибудь потеснитесь до деревни, а я ваши сани возьму.
Волошин испуганно замахал руками.
– Куда вы через лес на ночь глядя? Себя не жалеете, так коней пощадите, волки же!
– Ничего, – отмахнулся Маршал, – Бог не выдаст – свинья не съест. И волки авось тоже не позарятся.
Константин Павлович плюхнулся в сани, щелкнул вожжами.
– Но, родные! А то замерзнете!
Кони испуганно всхрапнули, покосились недоверчиво на громкого возницу, неохотно принялись разворачивать к дороге.
Поняв, что вопрос решен, Волошин неодобрительно дернул головой, крикнул:
– Обождите, господин Маршал! – Подозвал урядника, торопливо забубнил: – Вот что, Старков. Поедешь на станцию с Константином Павловичем. Держи, братец. – Он достал из-под полы длинноствольный револьвер, протянул уряднику. – И вот еще. – Запустил в карман руку, вытащил горсть патронов, ссыпал в протянутую ладонь.
– Армейский? Это ж гаубица! Ей-богу, Карп Савельевич, вы нас как на войну собираете. Тут езды-то два часа.
– Ничего. Береженого Бог бережет. – И Волошин перекрестил
