Антология современной британской драматургии - Кэрил Черчил

МАРЛИН. А фотоаппарат-то у вас был!

ИЗАБЕЛЛА. …орали: «Пожирательница детей, пожирательница детей». А некоторые пытались продать европейцам крошечных девочек для фотоаппарата или просто на жаркое!

Смех.

МАРЛИН. В общем, если не считать саранчи, все было весьма успешно.

ИОАННА. Да, если бы не ребенок, я бы, наверное, дожила до старости, как это было с Теодорой Александрийской, жившей в обличье монаха. Девушка, которая в нее влюбилась, / обвинила ее в том, что она — отец ее ребенка и…

НИДЖО. Но расскажите нам, что случилось с вашим ребенком. У меня были дети.

МАРЛИН. А вы не думали от него избавиться?

ИОАННА. Разве избавиться от ребенка — не больший грех, чем его родить? / Но что могло быть хуже Папы с ребенком?

МАРЛИН. Вам виднее, это вы Папа, не я.

ИОАННА. Да я бы и не знала, как от него избавиться.

МАРЛИН. У некоторых Пап наверняка были дети.

ИОАННА. Но они их не рожали.

НИДЖО. Да, но вы были женщиной.

ИОАННА. Именно так, но я не должна была ею быть. Женщины, дети и юродивые не могут стать Папой.

МАРЛИН. Значит, вам оставалось только одно — / как-то избавиться от ребенка.

НИДЖО. Надо было тайно отдать его на воспитанье.

ИОАННА. Но я не понимала, что происходит. Я думала, я просто толстею, потому что много ем и все время сижу, ведь Папы ведут довольно роскошную жизнь. С двенадцати я, наверное, не разговаривала ни с одной женщиной. Это камерарий все понял.

МАРЛИН. Но было поздно.

ИОАННА. А, я не стала обращать внимания. Проще было ничего не делать.

НИДЖО. Но вам надо было подготовиться к родам. Сказаться больным и уехать.

ИОАННА. Вероятно, так и надо было сделать.

МАРЛИН. Вы же не хотели, чтобы это открылось?

НИДЖО. Я тоже часто оказывалась в затруднительных ситуациях, а скандалы мне были ни к чему. Первый ребенок был от Его Величества, второй — от Акебоно. Мне было семнадцать лет. Он влюбился в меня, когда мне было тринадцать, страшно расстроился, когда мне пришлось уйти к Императору, это было так романтично, столько стихов. Его Величество не приходил ко мне два месяца, поэтому он думал, что я на четвертом месяце, а я была на шестом, и когда пошел девятый месяц, / я…

ИОАННА. А я даже не знала, на каком я месяце.

НИДЖО. …объявила, что серьезно больна, а Акебоно — что удаляется в уединение для молитв. Он держал меня поперек живота и поднял, когда ребенок родился. Перерезал пуповину кинжалом, завернул младенца в белую ткань и унес. Это была всего лишь девочка, но мне было жалко ее терять. Потом я сказала Императору, что из-за болезни у меня был выкидыш, и все. Опасность миновала.

ИОАННА. Но, Ниджо, я не имела никакого представления о женском теле.

ИЗАБЕЛЛА. И что же произошло?

ИОАННА. Я, конечно, не знала, что время подходит. На Молитвенный день, как всегда, была процессия, я ехала на коне в папских одеждах, впереди несли крест, за мной следовали кардиналы, все римское духовенство и огромная толпа. / Мы двигались от…

МАРЛИН. Одно слово — Папа.

ИОАННА. …собора Святого Петра к церкви Святого Иоанна. До этого я чувствовала легкую боль, думала, что-нибудь съела, она прошла и вдруг стала возникать чаще и чаще. Я подумала, вот все кончится, пойду и лягу. Между схватками все еще были длинные промежутки, когда я чувствовала себя абсолютно нормально, не хотелось привлекать к себе внимание и портить церемонию. Вдруг я поняла, что со мной происходит. Надо продержаться, добраться до дома и спрятаться. И тут что-то случилось, я стала задыхаться, я больше не могла ничего планировать. Мы оказались на маленькой улице между собором Святого Клементия и Колизеем, и мне было просто необходимо слезть с лошади и чуточку посидеть. Я ощущала какие-то сильнейшие толчки. Я услышала звуки, похожие на коровье мычанье, их издавала я. Издали было слышно, как люди кричат. «Папа заболел, Папа умирает». И ребенок просто выскользнул на дорогу. *

МАРЛИН. Кардиналы не знали / куда деваться.

НИДЖО. Боже мой, Иоанна! Да как же так! Прямо на улице!

ИЗАБЕЛЛА. * Какой конфуз.

ГРЕТА. В поле, можно сказать, во дела.

Все смеются.

ИОАННА. Один из кардиналов сказал «Антихрист» и упал в обморок.

Все смеются.

МАРЛИН. И что они? Уж точно не обрадовались.

ИОАННА. Схватили за ноги, выволокли из города и забили камнями насмерть.

Они перестают смеяться.

МАРЛИН. Иоанна, это ужасно.

ИОАННА. Я почти ничего не помню.

НИДЖО. И ребенок погиб?

ИОАННА. О да, конечно, да.

Пауза.

Входит ОФИЦИАНТКА, убирает тарелки. Они начинают говорить тише.

ИЗАБЕЛЛА (обращаясь к ИОАННЕ). У меня никогда не было никаких детей. Я очень любила лошадей.

НИДЖО (обращаясь к МАРЛИН). Один раз я видела свою дочь. Ей было три года. На ней был халат цвета сливы с / короткими рукавами. Девочку…

ИЗАБЕЛЛА. Самую любимую звали Птичка. Маленькая гнедая кобыла. Я на ней ездила в Скалистых Горах.

НИДЖО. …взяла жена Акебоно, потому что у нее умер РЕБЕНОК. Все думали, что я просто в гости пришла. Девочку очень хорошо воспитывали, чтобы ее можно было, как и меня, отдать во дворец.

ИЗАБЕЛЛА. Ноги просто железные, всегда веселая и такая хорошенькая. Если к ней подходил незнакомец, она вставала на дыбы, как дикая лошадь из прерий.

НИДЖО. А третьего ребенка, сына священника Ариаке, после родов я не видела. Когда он родился, Ариаке положил его на колени и говорил с ним, как будто тот понимает, и плакал. Четвертый ребенок был тоже от Ариаке. Но Ариаке умер до его рожденья. Я никого не хотела видеть, жила одна в горах. И опять это был мальчик, мой третий сын. Но, как ни странно, я к нему ничего не испытывала.

МАРЛИН. Грета, а у вас сколько было детей?

ГРЕТА. Десять.

ИЗАБЕЛЛА. Каждый раз, приезжая в Англию, я чувствовала себя глубоко виноватой и старалась искупить свою вину. Хэнни с Джоном были так добры. А я ничего хорошего в жизни не сделала. Многие годы только потворствовала своим прихотям. Поэтому я бросалась заседать во всякие комитеты, ухаживала за больными во время эпидемии инфлюэниы. Читала лекции о бережливости в Ассоциации молодых христианок. Без устали выступала, разоблачая продажный и загнивающий западный мир. Мои поездки должны приносить пользу не мне одной. Я доводила себя до изнеможения добрыми делами.

МАРЛИН. Господи, почему мы все такие несчастные?

ИОАННА. Больше по этой улице процессии не ходили никогда.

МАРЛИН. Они специально шли в обход?

ИОАННА. Да, делали большой крюк. И придумали кресло с дыркой.

МАРЛИН. С дыркой?

ИОАННА. Да, кресло из цельного куска мрамора с дыркой в сиденье, / оно стояло в церкви Спасителя, и после…

МАРЛИН. Вы шутите.

ИОАННА. …избрания Папа должен был в него сесть.

МАРЛИН. И кто-нибудь заглядывал ему под юбку? / Быть такого не может!

ИЗАБЕЛЛА. Как это необыкновенно.

ИОАННА. Два святых отца / должны были засвидетельствовать, что он — мужчина.

НИДЖО. Стоя на четвереньках!

МАРЛИН. Кресло с дырой!

ГРЕТА. Яйца!

Никем не замеченная, входит ГРИЗЕЛЬДА.

НИДЖО. А почему он не мог просто приподнять свое одеяние?

ИОАННА. Он должен был с достоинством восседать в кресле.

МАРЛИН. Вы могли заставлять всех ваших камерариев в него садиться. *

ГРЕТА. У кого большой, у кого маленький.

НИДЖО. Очень полезное кресло при дворе.

ИЗАБЕЛЛА. * Или для шотландского аристократа в килте.

Они уже довольно пьяные. Начинают хихикать.

МАРЛИН замечает ГРИЗЕЛЬДУ.

МАРЛИН. Гризельда! / Ну, наконец-то. Вы голодная?

ГРИЗЕЛЬДА. Извините, что так опоздала. Нет, нет, не беспокойтесь.

МАРЛИН. Я и не беспокоюсь. / Есть хотите?

ГРИЗЕЛЬДА. Нет, я правда не хочу.

МАРЛИН. Может быть, пудинг?

ГРИЗЕЛЬДА. Никогда не ем пудинг.