Великое Лихо. Слуги Карающего Огня - Сергей Волков

Бор, Шык, Луня, старая Дара, что служила богини смерти Маре, и воевода рода Влеса Скол Каменный Топор остановились на пороге Черной горницы, и прежде чем войти, трижды окурили себя пахучей веткой можжевельника из священного костра — чтобы душа убитого ара не присосалась к душам живых, и не вырвалась из горницы Мары.

Луня увидел низкую широкую лавку, а на ней — человеческое тело. Человеческое? Едва ли он узнал бы в этом чудище человека — руки и ноги, сплошь в узловатых шишках переломов, были согнуты как угодно, только не так, как их сгибает человек. Голова свернута, и смотрит на спину, из открытого рта свисает длинный, не человеку — зверю впору, синий язык, широко раскрытые глаза застыли навек в жуткой муке, и все тело покрыто черной, запекшейся кровью, а слева, под ребрами, зияет рваная дыра, в которую легко могут войти два мужицких кулака. Страшен был мертвый ар, даже не страшен, а жуток, отвратен, и замутившегося Луню ноги сами повели прочь из смертной горницы. Повели-то повели, но как он уйдет — все, с кем пришел, тут стоят, в скорбном молчании у последнего ложа ара… И Луня остался, пересилил себя, только смотреть стал в угол, где горел синим огнем Очистительный костер, что сжигает всех посланцев Звизда, которые приходят к мертвым, чтобы разнести потом мор по земле.

— Он из кланов Огня, воин, стало быть… — нарушил тяжелую тишину Шык: — Без ворожбы скажу — это сделал не человек, а нелюдь. Человеку без нужды калечить другого человека не зачем. Можно и на нежить подумать, но у нежити повадка другая, им душа нужна, а тело… Тут душа цела, только мучается сильно. Дара! Готовь все к обряду погребения, да торопись — чую, если до заката не погребем мы его, беда будет!

— Не уж-то навом станет!? — всплеснула руками старуха и выскочила вон из горницы. Вскоре ее резкий голос, похожий на карканье вороны, уже раздавался в городище — Дара созывала других служительниц Мары себе на подмогу.

Шык наклонился над мертвецом, заглянул в выкаченные глаза. Луня вспомнил, как волхв говорил о том, что в зраке убитого мертвяка можно увидеть личину убийцы, и внутренне содрогнулся.

Шык выпрямился и произнес, обращаясь к воеводе:

— Догляд надобно поставить у Синего камня… Что за тварь это сделала, никак не пойму… Ни кики, ни дивы, ни другая нелюдь никогда мертвых не трогают, а тут как будто игрались с ним, как кошка с мышкой, покарай их Род, таких кошек!

Молчавший до этого Бор тронул волхва за плечо:

— Пойдем, Шык, в хоромы, знаки глагольные поглядишь, уж больно тяжко тут…

Воздух в Маревой горнице и вправду был тяжеленек — тщательно просмоленные стены не пропускали ни сквознячинки, а синее пламя Очистительного костра, где горели не дрова, а аспид-камень, что выменивали у горных невеличников, выжигало в воздухе все чародейство, в том числе и чародейство жизни…

Хоромина вожа рода Влеса стояла посреди городища. Это была та же изба, что и у других родов, только большая, под высокой тесовой крышей, с высоким же, «богатым» крыльцом, и вырезанными поверх входа громовыми знаками и личинами богов-покровителей — Влеса, Рода, водителя воев Руя, и могучего Уда, бога мужской силы. Хоромину ограждал круглый частокол-хора, не такой высокий и крепкий, как вокруг городища, но зато украшенный побелевшими костяками убитых врагов, людей и нелюдей.

Пока шли к крыльцу, Луня скосил глаза на огромный череп лиха из южных земель, круглый, с большую корчагу для закваски черемши величиной, с одной-единственной глазницей под тяжелым налобьем. Прадед нынешнего вожа родов, Зырь Лихоборец, убил его во время дальнего похода к Южному морю, в земли ахеев, убил в честном поединке, и имя его было прославлено в многих землях Великого Хода.

Внутри хоромины Луня еще никогда не был, и не возрасту ему, да и нужды не было — лишь зрелые мужи, вои и охотники, могли вступить на высокое крыльцо. Но Луне воем вообще не быть, он — будущий волхв, а волхвам посвящений и испытаний в Удовом озере на восемнадцатой зиме жизни проходить не надо, волхв, он и в пять зим — волхв, только не ученый, и посему сейчас Луня вошел в хоромину вместе со всеми, и никто ему ничего не сказал.

В Воевой горнице, месте, где вож держал совет, где награждал отличившихся дружинников, где вои из дружины его пили, ели и спали, все вошедшие уселись на застеленные мехами лавки у стола. Кто-то из молодых воев-дружинников притащил ендову меду и копченой медвежатины, еды настоящих мужчин, еды священной, Влесом даренной.

Луня оглядывался, примечая убранство жилища вожа. На стенах, на потолке, на полу — всюду здесь были меха, шкуры, кожи разных зверей. Многие Луня видел в первый раз, о некоторых слышал из былин и песен.

…И дарил ему побежденный ЗмейНе украсы, светиньем богатые,Не каменья, что стоят немеренно,А дарил ему чешуй-шкуру с плеч,Не секимую, не пробивную…

Поверх шкур висело оружие. Древнее, родское, зверовое. Рогатины-кремницы — на крупного зверя, луки со спущенными тетивами, сады с пуками клееных животным клеем стрел, стрел разных, на зверя, на птицу, на человека и нелюдя. Каменные топоры, ножи, старинные мечи из мореного дуба с пластинами черного острого камня по краю, легкие дроты с костяными навершиями, остроги и гарпуны, и отдельно — плетеные из луба, ивняка и еловых корней боевые личины, чтобы прикрыть лицо в бою и напугать врага. Много чего висело на стенах, но не это оружие привлекло внимание Луни — в красном углу, на белых, рыжих и черных шкурах туров, медведей и зубров висело новое оружие, оружие, делать которое родов научили ары: бронзовые секиры с прямыми и полукруглыми лезвиями, такими сподручно развалить противника от плеча до крестеца одним ударом, кожаные безрукавки-брони с нашитыми на груди и спине бронзовыми пластинами — для защиты, длинные копья с крюками на концах — против конного хороши, пернатые шестоперы — ими и резать, и глушить можно, высокие шеломы, блестевшие в полумраке натертыми боками, и самое ценное и заманчивое — мечи, мечта каждого подростка в любом из родских городищ, бронзовые, в два и три локтя длинной, широкие у основания и острые на конце — арской работы, пригодные больше для конного боя, а длинные, с закругленным концом и без крестовины у рукояти — родские, годящиеся и для жаркой конной рубки в степи, и для ратовища на лесных полянах.

Посреди мечей и кинжалов висел меч вожа, подарок из далекой страны Ом, от правителя с чудным именем Ци. Был этот меч длиннее прочих на поллоктя, имел черный клинок и сделан был не из бронзы, камня или кости — из неведомого не только родам, но и арам металла, зовущегося железом, твердого, тяжелого и острого.