Плисецкая. Стихия по имени Майя. Портрет на фоне эпохи - Инесса Николаевна Плескачевская

Рахиль вместе с восьмимесячным Азарием арестовали в марте 1938 года. Она успела отправить старших детей – Майю и Александра – с букетом цветов в Большой театр, где танцевала в тот вечер ее родная сестра Суламифь.

Вот как Суламифь Мессерер вспоминала тот день:

«Осунувшееся личико Майи смотрит на меня сквозь ветки мимозы.

– Майечка, где мама? – спрашиваю осторожно, вроде бы невзначай.

– Сказала, ее срочно вызывают на Шпицберген к отцу… Велела нам идти к тебе в театр.

Щадили мы ее. Девочка не знала, что отец арестован».

После спектакля Суламифь отвела детей к себе домой – она с мужем жила в коммунальной квартире буквально за театром, в доме в Щепкинском проезде (потом в этом же доме, став артисткой театра, будет жить и Майя). На следующий день детей Плисецких разделили: Майя осталась жить с тетей Суламифью, Александр ушел жить к дяде Асафу. Двоюродный брат Александра Боря (будущий знаменитый театральный художник Борис Мессерер, создавший сценографию и костюмы к самому знаменитому балету сестры – «Кармен-сюите») был всего на год младше, решили, что вдвоем мальчишкам будет интересно.

Но просто приютить детей – мало. Ведь Майя и Александр были детьми «врага народа», а таким прямая дорога – в детдом. Через несколько дней к Суламифи пришли двое и показали извещение: «Я прочитала, что сдать в сиротский дом Плисецкую Майю Михайловну, двенадцати лет, еврейку по национальности, следует незамедлительно. Мы за ней, собственно, и пришли, объявили мне посетители», – годы спустя вспоминала Суламифь.

Но не тот у нее был характер, чтобы она отдала племянницу государству!

«Я встала в дверях, раскинула руки, загородив им дорогу:

– Только через мой труп!

Они опешили:

– Ну, коли вы так… Придется вам самой идти в наркомат народного просвещения, объясняться. Такие дела теперь решают там. Ведь девочка без родителей. Вот если бы кто ее удочерил».

Так, вольно или невольно (скорее всего, вольно – в этой истории будет еще немало людей, которые даже в самые мрачные годы сталинских репрессий оставались людьми и помогали как и чем могли), непрошеные визитеры подсказали выход: удочерить! Она и удочерила ее официально, но у Суламифи было много козырей для борьбы со сталинской бюрократией: она на тот момент была известной артисткой с хорошей зарплатой, орденоносцем. Этот орден – «Знак Почета» – ей еще не раз поможет, когда она будет вызволять из ГУЛАга и ссылки сестру Рахиль с малышом Азарием.

Характер у всех женщин в семье Мессерер – Плисецких – хруСТАЛЬ: красивые, каждая с собственной, мгновенно покоряющей харизмой, оставившие след в искусстве, они выглядят слабыми и беззащитными, но это не так. Рахиль, Суламифь, Майя – тверды, как кремень, и прочны, как сталь, у них такой крепкий внутренний стержень, который никаким жизненным невзгодам не удавалось сломить. Азарий Плисецкий писал о своей маме Рахили: «Характер у мамы был мягкий и твердый, добрый и упрямый. Когда в 1938 году ее арестовали и требовали подписать, что муж шпион, изменник, диверсант, преступник, участник заговора против Сталина и пр., и пр., – она наотрез отказалась. Случай по тем временам героический. Ей дали 8 лет тюрьмы».

Детей от плохих вестей старательно оберегали: и Майя, и Александр были уверены, что папа с мамой на Шпицбергене. Суламифь даже отправляла Майе телеграммы от имени мамы. «Когда Майя жила у меня уже много месяцев, она как-то прибежала из школы с жуткой новостью: “У моей подружки Аточки Ивановой арестовали родителей, и, представляешь, Мита, какой ужас, она живет у тетки!” Майе было невдомек, что с ней стряслась та же самая беда. Я и раньше старалась ее оградить от всех страхов и передряг, поджидавших дитя за каждым углом голодной Москвы. Мы с ней с пеленок носились! Дочь сестры – это всегда чуть-чуть и твоя дочь».

А дальше произошло маленькое чудо – иначе и не назовешь. Когда Рахиль с малышом Азарием везли в теплушке в АЛЖИР (Акмолинский лагерь жен изменников Родины), ей удалось выбросить из окошка маленькую записку, а в ней слова – «Везут в Акмолинск». Женщина-обходчица эту записку подняла и отправила по московскому адресу. И она дошла! Тут Суламифь развернулась во всю мощь своего деятельного, пробивного характера. С орденом Почета на груди она ходила по инстанциям – убеждала, требовала, объясняла и снова требовала. Она добралась до лагеря в Акмолинске, смогла организовать перевод Рахили с Азарием на поселение в Чимкент, а потом и их досрочное возвращение в Москву. Весной 1941 года семья воссоединилась. Надежда, что Михаил Плисецкий однажды вернется домой, все еще была сильна. Потому что человек не может жить без надежды. В мрачные времена особенно.

Много-много лет спустя, когда Рахиль, Майя, Александр и Азарий уже будут знать о судьбе Михаила Плисецкого, Майя получит письмо от главного инженера рудника «Пирамида» на Шпицбергене Вильяма Сологуба. Он написал, что из телевизионного фильма узнал, что Михаил Эммануилович Плисецкий, память о котором все эти годы сохранялась на Шпицбергене, – отец знаменитой балерины. В 1988 году на острове тиражом 7000 экземпляров была издана книга об истории местных угольных шахт, сообщил Сологуб, и Михаил Плисецкий в этой книге упоминается: «Неоценим его вклад в развитие добычи угля здесь, на архипелаге, которая при нем увеличилась в 3,6 раза и достигла 475 тыс. тонн в год. Ему посвящены теплые строки и фотография в книге “Угольные шахты на Шпицбергене” Николая Гнилорыбова». Найдя это письмо в личном архиве Майи Михайловны, я невольно улыбнулась: она коллекционировала смешные фамилии, у нее было несколько блокнотов с такими.

Но вернемся в 1941 год.

«Суламифь – колоссально деятельный человек, – говорит солист Большого театра Валерий Лагунов, впервые увидевший Плисецкую именно в доме ее тетки, – и невероятные вещи сделала для Майи Михайловны. Суламифь вообще очень хороший человек».

Когда началась война, Рахиль с детьми уехала в эвакуацию в Свердловск, считая, что вскоре туда будет эвакуирован и Большой театр, и училище, где училась Майя. Но театр, да и то не полностью, эвакуировали в Куйбышев. Через год стало понятно: если Майя не продолжит заниматься балетом, может потерять форму навсегда.

В феврале 1942 года ее дед Михаил Мессерер писал Рахили: «Сегодня получил письмо от Миточки. Она побывала на фронте, выступала там с большим успехом… я счастлив за нее… Рахиленька, не знаю, как ты обойдешься без Майи, однако Миточка считает, что она обязательно должна поехать к ней, в Москву. Ведь Майяночка теперь новая звезда, яркая и многообещающая…» И Майя, не имея пропуска, который нужен был всем въезжающим в Москву, добралась до столицы и вернулась в училище. Вот он – ставший впоследствии знаменитым характер!

Первого апреля 1943 года после окончания Московского хореографического