Колокол Нагасаки - Такаси Нагаи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Помогите!
– Мне тяжело!
– Кто-нибудь! Сюда!
– Как жарко! Я горю! Полейте водой!
– Мама!
– Мамочка!
У профессора кружилась голова. Он снова потерял сознание и упал на землю. Через некоторое время очнулся, открыл глаза и обнаружил, что густое черное тяжелое облако расползлось по всему небу. Солнце лишилось своих лучей и превратилось в красновато-коричневый диск. Казалось, наступила ночь. Резко похолодало. Профессор Сэйки прислушался. Голоса, взывавшие о помощи, стихали. Ребенок, только что кричавший возле своей погибшей матери, должно быть, сгорел заживо.
* * *
Студенты-первокурсники деловито писали. Их уши еще не привыкли к звучанию латинских слов, используемых в анатомии. Вчерашние школьники, они уже начинали ощущать себя настоящими врачами, особенно когда под диктовку преподавателя старательно делали горизонтальные записи[18].
Затем – внезапная вспышка. Всеобщий хаос. Учитель не успел остановиться, диктуя предложение, а студенты не успели поднять головы и осмотреться – в один миг на них рухнула тяжелая крыша. Фудзимото, староста класса, оказался придавлен сверху чем-то тяжелым. Вокруг было абсолютно темно. Он задыхался от пыли и дыма, заполнивших воздух. Но в конце концов ему удалось освободить верхнюю часть тела и протиснуться в узкое пространство между столами. Рядом с ним стонали, кричали. Пересчитав голоса, он понял, что из восьмидесяти его товарищей по классу не выжил почти никто.
Пахло гарью. Вскоре заструился горячий, жгучий дым. Вспыхнул огонь, и за секунду до паники Фудзимото понял, что должен вырваться, чтобы выжить. Он пытался освободиться и встать, но груз из балок, досок и плит сильно прижал его. Он не мог пошевелиться. Потрескивание пламени приближалось. «Я же могу сгореть заживо», – подумал Фудзимото. Он давил, тянул, толкал, напрягал мышцы, пытаясь раздвинуть капкан, в котором оказался. Сделал рывок, но не смог протиснуться ни на миллиметр. Затем вспомнил о законах механики, но в его положении они ничем не могли помочь. Воздух, врывавшийся в его темницу, становился все более обжигающим. Танец красного пламени подступал.
Внезапно кто-то запел «Уми юкаба»[19] – «Если морем мы уйдем». Сильный, низкий голос исполнял марш медленно и с достоинством. Фудзимото к тому времени совсем отчаялся и оставил безнадежную борьбу, чтобы послушать последнюю в своей короткой жизни патриотическую песню, которую поет друг. «Мы умрем у ног твоих, не оглянемся назад», – пропел голос последние строки. «До свидания, друзья, – произнес тот же голос. – Я сгораю».
«Через несколько минут огонь доберется и до меня», – подумал Фудзимото. Он смирился со своей судьбой. Соединив руки в безмолвной молитве, закрыл глаза и увидел лицо отца. «Будь спокоен», – напутствовал отец. Затем показалось улыбающееся лицо матери. Образ его младшего брата, Масао, проплыл перед глазами. Несомненно, Масао пойдет по пути Фудзимото и станет врачом. Одно за другим юноша вспоминал лица друзей по рентгенологической лаборатории, где он работал техником до поступления на медицинский факультет. Интересно, что случилось с Тако-тян[20] – «маленьким осьминожком»? Они познакомились на вступительных экзаменах, а потом вместе учились. Ежедневные слова приветствия и прощания, которыми он обменивался с коллегами, также проносились в его памяти.
«Без паники, – приказал себе Фудзимото. – Что проку паниковать, когда ты попал в западню и вот-вот сгоришь заживо, превратившись в пепел? Мое тело беззащитно, и силы на исходе. Но вскоре моя душа начнет путешествие по свету без преград, осталась лишь минута плена». Он почувствовал запах горящей плоти. «И мой запах будет таким же, – подумал он. – Это величайший момент в моей жизни, и тем не менее он самый обычный. Да, это так банально. В конце концов, что такое человеческое тело? Лишь сосуд для наполнения и опустошения, механизм для того, чтобы есть, переваривать, выделять мочу и испражняться». Несмотря на ситуацию, в которой он оказался, Фудзимото усмехнулся.
В голове всплыли слова, которые профессор Фусэ повторял студентам: «Когда вы не можете решить проблему, подумайте о чем-нибудь другом». «Да, ведь это же так просто, – решение само пришло к Фудзимото, – вместо того чтобы пытаться вырваться из завала наверх, надо попробовать выбраться с противоположной стороны!» Он начал ощупывать, что находилось под ним. Пальцы наткнулись на щель между досками. Взрывная волна докатилась до паркета, силы ее не хватило, чтобы разрушить здание, но оказалось достаточно, чтобы расшатать паркетные доски. Фудзимото потянул одну из них наверх. Она поддалась и наконец с треском уступила. Как восхитительно прозвучал этот треск! В комнату ворвался воздух спасения! Вторая и третья доски последовали за первой. И Фудзимото провалился на этаж ниже.
* * *
Два доктора, Ямада-сан и Цудзита-сан, только что вернулись со станции, где покупали билеты в Токио. Эти женщины собирались отправиться в Институт инфекционных заболеваний, чтобы пройти курс обучения лечению сывороткой крови. Идет война, рано или поздно наступит час осады Нагасаки, и они должны подготовиться к оказанию помощи. Большинство мужчин ушли на фронт, поэтому бремя ответственности легло на плечи молодых женщин-врачей.
Они открыли окно в конце классной комнаты отделения бактериологии, чтобы впустить свежий воздух. Теннисный корт зарос сорняками. Спорт и отдых были недоступны в военное время, они остались лишь в далеком прошлом, в воспоминаниях. Уже несколько лет идет война, и все, что с ней связано, вытеснило мирную жизнь с ее удовольствиями и радостями. Напротив теннисного корта возвышались высокие камфорные деревья и сосны, а сама игровая площадка превратилась в поле для выращивания батата. Над всем этим возносился большой красный собор.
На краю поля сидели медсестры отделения рентгенологии Оянаги и Хама. Увидев доктора Цудзита, девушки помахали ей. Цудзита когда-то и сама работала медсестрой в рентгенологическом отделении вместе с ними. Она махнула им в ответ платком. На самом поле медсестры Ямасита, Ёсида и Иноуэ пропалывали картофель.
Всюду на террасных полях склона горы Ураками крестьяне пололи грядки в перерывах между воздушными налетами. Длинная очередь паломников тянулась к собору, их зонтики сияли на солнце.
«Как прекрасен Нагасаки! Сердце радуется всегда, когда смотрю на город», – взволнованно произнесла Ямада. «Да, это так. Но неизвестно, что будет, когда мы вернемся из Токио через два месяца, – ответила ей Цудзита и продолжила: – Я боюсь, что Нагасаки будет уничтожен». «Нет! – поспешила не согласиться с коллегой Ямада. – Что-то подсказывает мне, что Нагасаки выживет».
А потом была вспышка. Ямада бросилась на пол, и это спасло ей жизнь: она единственная выжила и рассказала эту
