Поединок. Выпуск 13 - Анатолий Степанов

— Кто?! — в последний раз воззвал Кудре громогласно. И из толпы, издалека, совсем издалека, явилась маленькая фигурка. Девушка. Девочка. Ни слова не говоря, она долго шла через площадь к Хамиту, и все смотрели на нее. Подойдя, она попыталась развязать стянутые руки Хамита, но на совесть сработанный узел не поддавался несильным пальцам. Тогда она встала на колени и зубами вцепилась в узел. Узел ослаб. Она поднялась с колен и быстро освободила руки Хамита от веревки.

Хамит с трудом вытянул свои руки вперед, посмотрел на них, через силу пошевелил пальцами и рухнул в пыль, окончательно потеряв сознание.

— Почему женщина? — растерянно спросил Кудре.

— Потому что здесь нет мужчин! — Прямая, как натянутая струна, девушка без страха смотрела на атамана.

— Зачем ты развязала ему руки? — Кудре и впрямь недоумевал.

— Мой отец поступил бы так же. Но ты и твои люди убили его. Поэтому я, дочь Байсеита Мукеева, сделала это!

— Так вот ты кто, красное отродье! — ненависть клокотала в Кудре, и, еще не зная сам, что будет делать, он на играющем коне приблизился к ней. И впервые, впервые толпа зашумела протестующе.

Еще раз изумился Кудре и страшно посмотрел, переходя взглядом с лица на лицо, уже не на толпу, на людей. Вышел человек. Повернулся к своим односельчанам — поклонился, повернулся к Кудре — поклонился. И сказал:

— Собрав народ, ты разрешил освободить этого человека любому. Но Акану ты запретил сделать это потому, что он слишком стар, ей ты не позволяешь освободить оттого, что она женщина и дочь большевика. Народ интересуется: где твое слово, Кудре?

Поборов в себе острое желание стегнуть этого человека нагайкой, Кудре поднялся в стременах и объявил торжественно:

— Мое слово — единственный закон, который я соблюдаю. Она может забрать эту падаль.

Вернулся к своим и стал наблюдать, как девушка безуспешно пыталась приподнять Хамита. Убедившись в тщете своих попыток, девушка звонко, на всю площадь сказала:

— Может быть, хоть сейчас найдутся мужчины и помогут мне?

С опаской косясь на бандитов, из толпы вышли двое парней. Мало что сознававший Хамит уронил им на плечи вялые руки и, неумело перебирая подгибающимися ногами, направился вслед за девушкой. Ни разу не обернувшись, девушка шла, гордо подняв голову, и люди смотрели на нее.

10

Хамит лежал на железной солдатской кровати, бессмысленно глядя в беленый потолок. Комната, в которой он находился, без сомнения когда-то принадлежала солдату — ничего лишнего. Железная кровать, грубый стол, два массивных некрашеных табурета.

За окном серело — приближались сумерки. Пришла девушка, села на табурет, спросила:

— Есть хочешь?

Плохо шевеля языком, Хамит ответил:

— Не хочу. — И спросил: — Как тебя зовут?

— Хабиба.

— А меня — Хамит.

— Я знаю.

— Где они?

Хабиба сразу поняла, кто — они, и ответила радостно:

— Они ушли.

— Этого не может быть.

— Я сама видела, Хамит! Они ушли.

— Рано или поздно они должны прикончить меня. Скорее всего незаметно и не здесь, в поселке. Кто-то ждет, когда я уйду отсюда, чтобы застрелить в степи. Они знают, что мне обязательно надо идти. И я пойду, Хабиба. — И он с тоской глянул на свои босые распухшие ступни.

— Я тебе дам отцовские сапоги. Ты не беспокойся, они налезут. Отец был большой-большой! — и вспомнила отца, встала, сказала совсем по-другому: — Они в сарае, я сейчас принесу.

Стемнело. Хабиба вышла на крыльцо, постояла немного, привыкая к темноте, и направилась к сараю.

— Ты куда? — спокойно поинтересовались из тьмы.

Не отвечая, Хабиба прошла в сарай. Когда она вышла оттуда с сапогами в руках, дорогу ей преградил Ахмет.

— Девушке неприлично появляться на улице в такой поздний час, — укорил ее Ахмет. Он, издеваясь, циферблатом приставил к ее глазам открытые часы. Хабиба молча уклонилась от его руки и поднялась на крыльцо.

Она поставила сапоги перед Хамитом и распорядилась:

— Обувайся.

Хамит обувался, а Хабиба сидела на табурете и беззвучно плакала. Почувствовав это, он резко вскинул голову.

— Бандит здесь, — смущенно и быстро утерев слезы, ответила она на его безмолвный вопрос — Тот, что убил моего отца.

— Откуда знаешь?

— У него отцовские часы.

— Ахмет, — подтвердил Хамит и натянул второй сапог.

— Ну я, — сказал Ахмет от дверей и приказал Хабибе: — Выйди.

Хабиба вопросительно посмотрела на Хамита.

— Выйди, Хабиба, — глядя на Ахмета, попросил ее Хамит.

Хабиба вышла, Ахмет поставил карабин в угол и, вынув наган, скомандовал:

— Встань!

Под дулом нагана Хамит встал.

— Ты, я вижу, собрался в дальнюю дорогу, Хамит. Что ж, дело твое, иди. Но прежде чем ты уйдешь, я хочу сказать тебе, сколько сейчас времени. — Ахмет что есть силы ударил Хамита ногой в живот. Хамит рухнул. Засунув ненужный наган за ремень, Ахмет рывком левой руки поставил послушное тело Хамита на ноги, а правой ударил по лицу:

— Сейчас половина десятого!

Распахнув дверь, Хабиба в ужасе смотрела, как Ахмет избивал беззащитного. Ахмет поднимал Хамита и бил. Поднимал и бил.

— Половина десятого! — тупо орал он.

Не зная, что делать, Хабиба кинулась в кухонную пристройку.

— Половина десятого! Половина десятого! — доносилось до нее. Она металась в беспомощности до тех пор, пока не увидела лежащий на столе нож. Тонкий, длинный, хорошо заточенный нож, которым режут скот. Обхватив рукоятку обеими руками, она замедленными шагами направилась в комнату.

— Половина десятого! — ревел Ахмет. Его лопатки отчетливо ходили под рубашкой. Все так же, не торопясь, Хабиба подходила все ближе и ближе, не в силах оторвать глаз от левой лопатки Ахмета.

Нож вошел сразу на всю длину клинка. Ахмет немножко постоял, а потом, оплывая в полной тишине, с мягким стуком сел. Затем лег. Лег навсегда. Сдерживаемая ножом и поэтому тонкая струйка крови появилась из-под рукоятки и потекла на пол.

Цепляясь руками за кровать и табуретку, Хамит поднялся и долго смотрел на распростертое у его ног тело.

— Готов, — сказал Хамит. — Он был один?

— Я не знаю, — ответила Хабиба и сказала, надеясь, что это не так: — Я убила его.

— Он убил твоего отца... Ты убила убийцу, Хабиба. Это справедливо.

Она ничего не ответила и, закусив руку, по стене стала сползать на пол. Хамит знал это истерическое окостенение и поэтому спокойно занимался делом. Он обыскал убитого, взял наган, осторожно, за цепочку, вытащил часы и протянул их Хабибе: