Туманность Андромеды - Иван Ефремов

Астронавигатор не решился изменить курс — произведение большого труда и величайшей точности. Пользуясь планетарными двигателями, он тормозил звездолёт, хотя уже становилась очевидной ошибка курса, проложенного через неведомую массу материи.

— Поле тяготения велико, — вполголоса заметила Ингрид. — Может быть…

— Надо ещё замедлить ход, чтобы повернуть! — воскликнул астронавигатор. — Но чем же потом ускорить полёт?.. — Губительная нерешительность прозвучала в его словах.

— Мы уже пронизали внешнюю вихревую зону[16], — отозвалась Ингрид, — идёт непрерывное и быстрое нарастание гравитации.

Посыпались частые звенящие удары — планетарные моторы заработали автоматически, когда управлявшая кораблём электронная машина почувствовала впереди огромное скопление материи. «Тантра» принялась раскачиваться. Как ни замедлял свой ход звездолёт, но люди в посту управления начали терять сознание. Ингрид упала на колени. Пел Лин в своём кресле старался поднять налившуюся свинцом голову, Кэй Бэр ощутил бессмысленный, животный страх и детскую беспомощность.

Удары двигателей зачастили и перешли в непрерывный гром. Электронный «мозг» корабля вёл борьбу вместо своих полубесчувственных хозяев, по-своему могучий, но недалёкий, так как не мог предвидеть сложных последствий и придумать выход из исключительных случаев.

Раскачивание «Тантры» ослабело. Стерженьки, показывавшие запасы планетарных ионных зарядов, быстро поползли вниз. Очнувшийся Пел Лин сообразил, что тяготение возрастает слишком стремительно, — надо немедля принимать экстренные меры для остановки корабля, а затем резкого изменения курса.

Пел Лин передвинул рукоятку анамезонных двигателей. Четыре высоких цилиндра из нитрида бора, видимые в специальную прорезь пульта, засветились изнутри. Яркое зелёное пламя забилось в них бешеной молнией, заструилось и закрутилось четырьмя плотными спиралями. Там, в носовой части корабля, сильное магнитное поле облекло стенки моторных сопел, спасая их от немедленного разрушения.

Астронавигатор передвинул рукоять дальше. Сквозь зелёную вихревую стенку стал виден направляющий луч — сероватый поток К-частиц[17]. Ещё движение, и вдоль серого луча прорезалась ослепительная фиолетовая молния — сигнал, что анамезон начал своё стремительное истечение. Весь корпус звездолёта откликнулся почти неслышной, труднопереносимой высокочастотной вибрацией…

Эрг Ноор, приняв необходимую дозу пищи, лежал в полусне под невыразимо приятным электромассажем нервной системы. Медленно отходила пелена забытья, ещё окутывавшая мозг и тело. Пробуждающая мелодия звучала мажорнее в нарастающей частоте ритма…

Внезапно что-то недоброе вторглось извне, прервало радость пробуждения от девяностодневного сна. Эрг Ноор осознал себя начальником экспедиции и принялся отчаянно бороться, пытаясь вернуть нормальное сознание. Наконец он сообразил, что звездолёт экстренно тормозится анамезонными двигателями — следовательно, что-то случилось. Он попытался встать. Но тело ещё не слушалось, ноги подогнулись, и он мешком упал на пол своей каюты. Всё же ему удалось проползти до двери, открыть её. В коридоре Эрг Ноор поднялся на четвереньки и ввалился в центральный пост.

Уставившиеся на экраны и циферблаты, люди испуганно оглянулись и подскочили к начальнику. Тот, не в силах встать, выговорил:

— Экраны, передние… переключите на инфракрасную… остановите… моторы!

Боразоновые цилиндры погасли одновременно с умолкшей вибрацией корпуса. На правом переднем экране появилась огромная звезда, светившая тусклым красно-коричневым светом. На мгновение все оцепенели, не сводя глаз с громадного диска, возникшего из тьмы прямо перед носом корабля.

— О глупец! — горестно воскликнул Пел Лин. — Я был убеждён, что мы около тёмного облака! А это…

— Железная звезда! — с ужасом воскликнула Ингрид Дитра.

Эрг Ноор, придерживаясь за спинку кресла, встал с пола. Его обычно бледное лицо приняло синеватый оттенок, но глаза загорелись всегдашним острым огнём.

— Да, это железная звезда, — медленно сказал он, — ужас астролётчиков!

Никто не подозревал её в этом районе, и взоры всех дежурных обратились к нему с надеждой.

— Я думал только об облаке, — тихо и виновато сказал Пел Лин.

— Тёмное облако с такой силой гравитации должно внутри состоять из твёрдых, сравнительно крупных частиц, и «Тантра» уже погибла бы. Избежать столкновения в таком рое невозможно, — твёрдо и тихо сказал начальник.

— Но резкие изменения напряжения поля, какие-то завихрения? Разве это не прямое указание на облако?

— Или на то, что у звезды есть планета.

Начальник ободряюще кивнул головой и сам нажал кнопки пробуждения.

— Быстрее сводку наблюдений! Вычислим изогравы[18]!

Звездолёт опять покачнулся. В экране с колоссальной быстротой мелькнуло что-то невероятно огромное, пронеслось назад и исчезло.

— Вот и ответ… Обогнали планету. Скорее, скорее за работу! — Взгляд начальника упал на счётчики горючего. Он крепче впился в спинку кресла, хотел что-то сказать и умолк.

Глава вторая

Эпсилон Тукана

Тихий стеклянный звон возник на столе в сопровождении оранжевых и голубых огоньков. По прозрачной перегородке заискрились разноцветные блики. Заведующий внешними станциями Великого Кольца Дар Ветер продолжал следить за светом Спиральной Дороги. Её гигантская дуга горбилась в высоте, прочерчивая по краю моря матово-жёлтую полосу отражения. Не отрывая от неё взгляда, Дар Ветер вытянул руку и переставил рычажок на Р — размышление не окончилось. Сегодня в жизни этого человека происходила крупная перемена. Утром из жилого пояса южного полушария прибыл его преемник Мвен Мас, выбранный Советом Звездоплавания. Последнюю передачу по Кольцу они проведут вместе, потом… Вот это «потом» и осталось ещё не решённым. Шесть лет он выдерживал требовавшую неимоверного напряжения работу, для которой подбирались люди выдающихся способностей, отличавшиеся великолепной памятью и широтой, энциклопедичностью познаний. Когда со зловещим упорством стали повторяться приступы равнодушия к работе и жизни — одного из самых тяжёлых заболеваний человека, — Эвда Наль, знаменитый психиатр, исследовала его. Испытанный старый способ — музыка грустных аккордов в пронизанной успокоительными волнами комнате голубых снов — не помог. Осталось лишь переменить род деятельности и лечиться физическим трудом там, где нужна была ещё повседневная и ежечасная мускульная работа. Его милый друг — историк Веда Конг вчера предложила работать у неё раскопщиком. На археологических раскопках машины не могли проделывать все работы — конечный этап выполнялся человеческими руками. В добровольцах недостатка не было, но Веда обещала ему долгую поездку в область древних степей, в близости с природой.

Если бы Веда Конг!.. Впрочем, она знает всё до конца. Веда любит Эрга Ноора, члена Совета Звездоплавания начальника тридцать седьмой звёздной экспедиции. Эрг Ноор должен был дать знать о себе с планеты Зирда. Но если нет никакого сообщения, а все расчёты межзвёздных полётов исключительно точны, не годится думать о завоевании любви Веды! Вектор дружбы — вот всё самое большое, что связывает её с ним. И всё же он поедет работать у неё!

Дар Ветер передвинул рычаг, нажал кнопку, и комната залилась ярким светом. Хрустальное окно составляло стену развёрнутого на простор помещения, вознесённого над землёй и морем. Поворотом другого рычажка Дар Ветер наклонил эту стену на себя, и помещение открылось звёздному небу, отрезав металлической рамой огни дорог, строений и маяки морского побережья внизу.

Циферблат галактических часов с тремя концентрическими кольцами делений приковал внимание Дар Ветра. Передача информации по Великому Кольцу шла по галактическому времени, каждую стотысячную галактической секунды, или раз в восемь дней, сорок пять раз в год по земному счёту времени. Один оборот галактики вокруг оси составлял галактические сутки.

Очередная и последняя для него передача наступила в девять часов утра по времени Тибетской обсерватории — следовательно, в два часа ночи здесь, на Средиземноморской обсерватории Совета. Осталось немногим больше двух часов.

Прибор на столе зазвонил и замигал снова. За перегородкой показался человек в светлой, отливавшей шелковистым блеском одежде.

— Мы приготовились к передаче и приёму, — коротко бросил он, не выказывая никаких внешних знаков почтительности, хотя во взгляде скрывалось восхищение начальником.

Дар Ветер молчал, молчал и помощник, стоя в свободной позе, с гордой осанкой.

— В кубическом зале? — наконец спросил Дар Ветер и, получив утвердительный ответ, осведомился, где Мвен Мас.