Четвёртая четверть - Инна Тронина

— А почему у нас не останешься?

Мать повязала фартук. Она шевелилась лениво, то и дело зевала. Надо бы ей помочь, но дело — прежде всего. Горло уже меньше болит. Наверное, водка помогла. Мать, вижу, мучается, но терпит. Я — мужик, не раз доказал это. Без меня быть ей лимитой в Москве, или квартиру Олега разменивать, или углы снимать.

А так у нас — трёхкомнатный флэт* на улице Академика Варги в Тёплом Стане. Дом улучшенной планировки. Больше тысячи баксов за квадрат. И мебелишка импортная, европейский дизайн. И всё это добро я получил, работая на «крутых». У них так — «пацан сказал, пацан сделал». Обещали мне квартиру, и предоставили.

— Андрюшенька, поздно уже, — напомнила мать.

— Ничего, не барышня.

Озирский подтолкнул меня к двери. Мать включила воду, потом — приёмник. «Ах, какой был мужчина — настоящий полковник!» — запела Алла Пугачёва.

— Липка там одна, с Андрейкой. А я как раз в Москве, так что нужно возвращаться. У меня, Татьяна, страх какой-то появился. Мне кажется теперь, что с каждым может случиться трагедия. Ведь когда я уезжал в Пушной, думал только о деле. Через того мента-убийцу мы вышли на «ломщиков» у пунктов обмена валюты. Мужика и убили не по пьянке, а потому, что он «ломщиков» сдать хотел. А потом новая история. Один из задержанных пожаловался, что его били при задержании. И описал меня. А я и пальцем никого не тронул. Правда, удалось выскочить. Вмешалось районное начальство. Эти «ломщики» всех уже задолбали. Короче, день выдался не скучный, даже интересный. И я совсем забыл, что Фрэнс сказала на прощание…

— А что? — шмыгнула носом мать.

— Она сказала: «Андре, мне приснился ужасный сон. Будто у меня выбиты зубы, и весь рот в крови… Как я была счастлива, когда проснулась!» А я не обратил внимания. Только попросил быть аккуратнее с машиной. Вспомнил эти слова только потом. Тёща заявила, что это — вещий сон. И что он означает именно смерть! И я не должен был никуда отпускать жену. Итак, я всё же виноват. С Сельей я во всём согласился. Пошёл на мыслимые и немыслимые уступки. Но взамен попросил тоже исчезнуть с моего горизонта и не трепать всуе моё имя. В России можно нелепо погибнуть, впервые прибыв на экскурсию. Она согласилась. Вот и всё, собственно, что я могу сказать о Франсуазе. Хорошо, что она приехала без детей. При последнем свидании с Юлеком и Манькой я не предполагал, что больше никогда их не увижу. По крайней мере, до совершеннолетия. Селье сейчас пятьдесят четыре. Она может прожить ещё долго. Вполне возможно, что я перекинусь раньше…

— Андрюша, не говори так! — Мать испуганно обернулась от мойки. — Иди, приляг, отдохни — чтобы хмель вышел. Иначе как ты до Пресни потом доедешь? Страшный гололёд. У нас с этим тоже проблемы, особенно в «спальных» районах. Женя и Лёля любили Фрэнс, я знаю. — Мать усердно тёрла губкой тарелку. — Так ведь?

— Любили. — Озирский так и не снял руку с моей шеи. — Очень горюют. Всё, Татьяна, мы пошли. Я много времени не займу. Кстати, у Русланыч жар. Ты знаешь об этом? Где-то тридцать семь и шесть. Могу, конечно, немного ошибиться…

— Вот и я почувствовала, что у него лоб горячий!

Мать выключила воду, хоть посуду и не домыла. Села на табуретку, сняла фартук, закрыла им лицо.

— Русик редко болеет, но если уж это случится, без «неотложки» не обойдётся. Что у тебя болит, сыночек? Горло? Голова? Ты хрипишь, я слышу?…

— Немного прихватило, — признался я. — Ну и что? Мы с тобой не грипповали зимой, а ты боялась. Сейчас, может, тоже пронесёт. Андрей, пойдём?

Чего-чего, а материных слёз я видеть не могу. Озирский меня понял и уже хотел увести с кухни. Но у него это не вышло. Мать тихонько заскулила в полотенце.

— Всё без шапки бегаешь! Андрей, я на Русика влияния не имею. Хоть ты наставь его на путь истинный! Водку пьёт, курит, одевается кое-как. Теперь вот температурит. Если дашь ему задание, то в постели дня не пролежит…

— Ничего, выполнит, когда поправится, — утешил её Озирский. — Тут всё равно с наскока не возьмёшь. Неизвестно, чего больше придётся делать — думать или действовать на оперативных просторах. А лечиться Русланыч будет. Я прикажу — как непосредственный начальник. Ослушаться не посмеет.

— Ни за что не ослушаюсь! — радостно заверил я мать. — Ладно, пока…

— Андрей! — Она подошла к Озирскому, не выпуская полотенца из рук. Робко заглянула ему в лицо. — А ты как… дальше? Ну, то есть… понимаешь…

— Не понимаю.

Андрей начал заводиться, потому что всё-таки понял. Я потянул его за руку, но сдвинуть с места не смог.

— Ты о чём, Татка?

— Опять без жены остался, а дети ещё маленькие. Лёле всего шесть, Жене будет одиннадцать. Изольда Кимовна не сможет быть с ними вечно…

— Франсуаза их изредка брала в Париж, конечно. Но большую часть они проводили именно с неродной бабушкой. Без неё пропали бы. И сейчас она войдёт в моё положение. Хотя это трудно, конечно. Но с Фрэнс Изольда дружила. И теперь потрясена случившимся. Сейчас она в Питере, на Фонтанке.

Андрей никак не мог сообразить, что матери надо. И вдруг испугался. Неужели она хочет Озирскому сделать предложение? Но что тут плохого, если бы я стал сыном своего шефа? Всё равно Олег не был моим родным отцом. Тогда какая разница? И не такой сопляк, как Женька, Андрею нужен. Шеф всегда говорил, что мы с ним были бы идеальной мужской половиной семьи.

— А в чём дело, собственно? Ты чем-то хочешь помочь? Имеешь возможность?

— Если тебе нужно, то я помогу.

Мать на моей памяти никогда такой решительной не была. У неё даже глаза сверкнули сталью. Она так и не сняла брюки-клёш, в которых приехала из кружка. Выглядела девчонкой — чуть постарше Ленки Мартыновой. Только та тощая, а мать имеет роскошные формы. Она у меня, как прекрасная ваза — всё на своём месте.

В тех же брюках мать была неделю назад, когда ходили на Воробьёвы горы — смотреть комету Хиякутаке. Та висела в небе, а толпа гудела. Шептали, что на Москву надвигаются напасти. Но Франсуазы с нами там не было, а погибла именно она.

Андрей, хоть и был тогда в Москве, пойти с нами тоже не смог. Расследовал случай, когда в гараже-ракушке неподалёку от Рублёвки нашли пятерых задушенных людей — двух мужчин и трёх женщин. Не знаю, нашёл ли шеф виновных, а спрашивать стесняюсь. Он может вскинуться до потолка, потому что нервничает.

С нами тогда была Липка Бабенко, подружка Озирского, да и моя тоже. Только у нас с ней платонические отношения, а у шефа — близкие. Ребёнка не с кем было оставить. Липка держала его на кенгурушнике, и оба смотрели в небо.

Раньше я думал, что комета несётся в вышине, как самолёт. А оказалось, что она замерла прямо над нашими головами, распустив светящийся хвост. Андрейка-маленький ничего не понимал и ревел. Толпа волновалась. Все распсиховались, стали друг другу рассказывать страшные истории. В конце концов, у нас замёрзли ноги. Мы бы потерпели, да Андрейка обкакался. Пришлось ехать к нам сюда, мыть его. А уже после мать проводила Липку с ребёнком на Пресню.

— Пока не нужно помогать. — Андрей впервые улыбнулся и поцеловал матери руку.

— А Липа знает про Франсуазу?

— А как же! — Шеф ухмыльнулся совсем уж невесело. — Я рассказал.

— И что она? У вас же общий ребёнок!

Мать аж пятнами пошла. Она всегда принимает близко к сердцу такие истории.

— Липка стойку сделала, поганка, — неохотно ответил шеф.

Я фыркнул, представив, как Липка стоит на четвереньках, как собака, подняв переднюю лапу. Мать сокрушённо покачала головой.

— Самое главное, что она от Фрэнс ничего, кроме добра, не видела, — продолжал Андрей. — И сама пережила три трагедии — за неполные шестнадцать лет. Должна чувствовать чужую боль. Нет, все мысли только о себе.

— И о сыночке, Андрюша. Мне кажется, что в первую очередь — о нём!

Мать говорила горячо, словно хотела непременно переубедить шефа.

Я понял, что он имеет в виду. Липка Бабенко хочет за него замуж. А ведь у неё два жениха. Микола Матвиенко — с Украины. И Лёшка Чугунов — из московского филиала нашего агентства. Липка говорила, что с обоими уже трахалась. Но в ЗАГС идти не хочет — надеется дождаться Андрея. Ведь у них такой миленький сыночек — весь в папочку!

А Андрей часто говорит, что Женькой своим недоволен. Теперь вот и Юлека у него отняли. Почему бы им не пожениться? Липка в лепёшку из-за шефа разобьётся — я знаю. Никто ей больше не нужен. Микола, вроде бы, в Донбассе сейчас. А Лёшку Липка выгнала, раз Озирский приехал.

— Андрюша, я поняла, что ты совершенно исключаешь возможность брака с Олимпиадой? Ведь пропадёт девочка, да ещё и младенца погубит…

— У неё два хлопца на выбор, плюс шикарная квартира. С такими бонусами пропасть трудно, разве только если очень постараться. Я не отказываюсь платить на сына, но жену найду себе сам. И Липка мне здесь — не указ. Всё, хватит этих разговоров, Татьяна, хоть действуешь ты из лучших побуждений…