Дневник Бриджит Джонс - Хелен Филдинг

19.00. Поверить не могу. Когда я шла в ванную, чтобы завершить свои крестьянские труды, то заметила мигание огонька автоответчика: Дэниел.

Ушам не верю. Он обманул меня! Впустую потрачен целый день адского труда и нечеловеческих усилий. Только спокойно: из-за мужчин нельзя расстраиваться, нужно быть самодостаточной женщиной, полноценной и без мужчины.

21.00. Не надо забывать, у него ответственная работа. Может, он не хотел портить первое свидание мыслями о делах.

23.00. И все же мог бы еще раз позвонить. Небось развлекается с кем-нибудь постройнее.

5.00. Что же со мной не так? Одна-одинешенька на белом свете. Ненавижу Дэниела Кливера. Никаких дел с ним больше иметь не буду. Пойду взвешусь.

Понедельник, 16 января

58 кг (откуда взялось? за что мне это, за что?), алкоголь: 0, сигареты: 20, калории: 1500, светлые мысли: 0.

10.30. На работе. Дэниел на заседании. Возможно, причина была настоящая.

13.00. Только что видела, как Дэниел уходит на обед. Сообщений мне не присылал. Оч. несчастна. Пошла в магазин.

23.50. Только что поужинала с Томом в ресторане. Он без умолку говорил о «кинорежиссере на вольных хлебах» (вычурно как-то звучит) по имени Жером. Я плакалась ему о своих несчастьях. Дэниел весь день был на заседаниях и сказал мне только: «Эй, Джонс, как юбка себя чувствует?», – в 16.30. Том призвал меня не сходить с ума и подождать, но видно было, что он плохо меня слушает и только и хочет, что петь о сексуальной неотразимости своего Жерома.

Вторник, 24 января

Благословенный день. В половине шестого, будто дар небес, у моего рабочего места появился Дэниел. Он присел на край стола, спиной к Перпетуе, вытащил ежедневник и прошептал: «Как у тебя с пятницей?»

Ура-а! Ура-а-а-а-а-а-а-а!!!

Пятница, 27 января

58,5 кг (наелась итальянской еды), алкоголь: 8 порц., сигареты: 400 (ощущение такое), калории: 875.

М-м-м. Свидание было потрясающее: в маленьком итальянском ресторанчике с интимной атмосферой, неподалеку от дома Дэниела.

– Что ж… надо поймать такси, – пробормотала я, когда мы вышли на улицу. Тогда он нежно убрал волосы у меня со лба, коснулся рукой щеки и поцеловал меня, настойчиво и страстно. Потом прижал меня к себе и хрипло прошептал: «Не думаю, что тебе потребуется такси, Джонс».

Оказавшись в его квартире, мы, как дикие звери, кинулись друг на друга. На полу за нами вереницей остались ботинки, шарфы, куртки.

– По-моему, юбка выглядит неважно, – промурлыкал он. – Надо бы ей прилечь на пол.

Начав расстегивать молнию, он произнес:

– Мы ведь просто развлекаемся, правда? Ничего серьезного.

Сделав это важное примечание, он вернулся к молнии. Если бы не Шерон с ее разглагольствованиями о паразитизме и не бутылка вина, добрая половина которой была выпита мной, я безвольно рухнула бы в его объятия. Но я вскочила и стала натягивать юбку обратно.

– Вот это самое дерьмо и есть! – заклокотала я. – Как ты смел так подло, трусливо и по-скотски со мной заигрывать? С моральным паразитизмом, пожалуйста, не ко мне! Чао!

Это было потрясающе. Видели бы вы его лицо. Однако, оказавшись дома, я погрузилась в тоску. Может, я и поступила правильно, но наградой мне будет одинокая старость и тело мое сгрызет овчарка.

Февраль

Муки святого Валентина

Среда, 1 февраля

57 кг, алкоголь: 9 порц., сигареты: 28 (но скоро я точно брошу, так что пока можно укуриваться хоть до одурения), калории: 3826.

Все выходные после провала с Дэниелом я старательно держала хвост пистолетом. Бормотала под нос: «Самоуважение» – и – «Ха!» – чтобы не завопить: «Но ведь я его люблю-у-у!..» Курила отвратительно много. В одной книге Мартина Эмиса есть персонаж, заядлый курильщик, который хочет закурить сигарету даже тогда, когда еще не докурил предыдущую. Будто с меня списан. Приятно было рассказать Шерон, какая я героиня Сопротивления. Но потом я позвонила Тому, и он сразу все понял и вздохнул: «Бедняжечка ты моя». Я замолкла, чтобы не расплакаться от жалости к себе.

– Ну смотри, – сказал Том. – Теперь он от тебя не отстанет. Не отстанет!

– Да нет, – печально произнесла я. – Все испорчено.

В воскресенье ездила к родителям. Они закатили огромный обед, ради которого была погублена не одна свиная жизнь. Мама щеголяла ярко-оранжевым загаром и вообще была необыкновенно самоуверенна. Она только что вернулась из Албуфейры, где провела неделю с Юной Олконбери и Одри, женой Найджела Коулза.

Утром она ходила в церковь, где над ней вострубили ангелы и на нее снизошло откровение: она поняла, что викарий – голубой.

– Это все от лени, доченька, – высказала она свой взгляд на феномен гомосексуализма. – Просто нежелание утруждать себя отношениями с противоположным полом. Взять хоть твоего Тома. Да были бы силенки – он давным-давно бы с тобой встречался, а не морочил бы тебе голову этой идиотской «дружбой»!

– Мама, Том понял, что он гей, в десятилетнем возрасте…

– Ну право слово! Будто ты не знаешь, как эта дурь в голову лезет. Если с такими как следует поговорить – мигом отрезвеют.

– Значит, если я с тобой как следует поговорю, то смогу убедить тебя бросить папу и закрутить любовь с тетей Одри, я правильно понимаю?

– Ну, это ты уже ерунду мелешь, – ответила она.

– Полностью согласен, – вклинился папа. – Тетя Одри похожа на чайник.

– Бога ради, Колин! – рявкнула на него мама, что меня очень удивило, так как обычно она на него не рявкает.

По окончании обеда папа выразил подозрительно настойчивое желание произвести техосмотр моей машины, хотя я уверяла его, что с ней все в порядке.

Я явно выставила себя не в лучшем свете, продемонстрировав неумение открывать капот.

– Ты в маме ничего странного не заметила? – смущенным и напряженным голосом обратился он ко мне, возясь с масляным щупом и протирая его тряпочкой. Проделывал он все это не то чтобы с беззаботным видом – если оценивать с фрейдистских позиций. Но фрейдистка ли я – вот вопрос.

– Помимо ярко-оранжевого цвета кожи? – спросила я.

– Да… я имею в виду ее обычные… э-э… черты.

– Ну, она как-то уж очень разошлась по поводу голубых…

– Нет, это ерунда. Просто викарий сегодня явился в новом одеянии, и она из-за этого завелась. Правду сказать, вырядился он немного экстравагантно. Только что вернулся из поездки в Рим с аббатом из Дамфриса. С головы до пят в ярко-розовом. Нет, не заметила ли ты в маме чего-то ей не свойственного?