Собрание сочинений в 15 томах. Том 5 - Герберт Уэллс

— О! — воскликнул Ангел. Он отступил подальше, чтобы оглядеть Викария с ног до головы. — Носить одежды такие, как на вас! — сказал он. Это и озадачило его и позабавило. Глаза его стали круглыми и яркими, в уголках рта заиграла морщинка.

— Чудесно! — сказал он и захлопал в ладоши. — Какой, однако, странный, сумасшедший сон! Где они, эти одежды? — Он схватился за вырез своей шафрановой ризы.

— Дома! — остановил его Викарий. — Пожалуйте за мной. Переоденемся… дома.

Так Ангел был облачен в панталоны своего хозяина, рубашку, разрезанную вдоль спины (чтобы удобней устроить крылья), носки и туфли — парадные туфли Викария, воротник с галстуком и летний долгополый сюртук. Но когда надевали сюртук, снова дала себя знать боль, и это напомнило Викарию, что повязка наложена временная.

— Я позвоню, чтобы чай подали сейчас же, и пошлю Груммета за Крумпом, — сказал Викарий. — А обедать будем пораньше.

Пока Викарий выкрикивал в пролет лестницы свои распоряжения, Ангел в полном восторге разглядывал себя в трюмо. Если боль была ему чужда, то, видно, не чуждым (из-за снов, быть может) оказалось ему наслаждение несообразным.

Чай они пили в гостиной. Ангел сидел на рояльном табурете (на рояльном — из-за крыльев). Сначала он захотел лечь на коврик перед камином. В платье Викария он выглядел далеко не таким лучезарным, как там, на пустоши, одетый в шафрановую ризу. Его лицо все еще сияло, цвет волос и румянец на щеках были необычайно ярки, и в глазах его горел сверхчеловеческий свет, но крылья под сюртуком создавали впечатление горба. Смена одежды делала его вполне земным существом, штаны на нем морщились поперечными складками, туфли были ему сильно велики.

Он был очаровательно любезен и совершенно несведущ в самых элементарных вещах, связанных с цивилизацией. Как едят, он усвоил без особого труда, но Викарий немало повеселился, обучая гостя пить чай.

— Сплошная нелепость, — сказал Ангел. — В каком вы живете милом, забавно-уродливом мире. Подумать только — набивать всякой всячиной рот! Мы пользуемся ртом, только чтобы говорить и петь. Наш мир, знаете, неизлечимо красив. У нас так мало уродства, что мне все это кажется… восхитительным.

Миссис Хайниджер, экономка Викария, подавая чай, неодобрительно покосилась на Ангела. Она его зачислила в разряд «подозрительных просителей». Трудно сказать, кем бы она его посчитала, если бы увидела в шафрановом одеянии.

Ангел, шаркая ногами, прохаживался по комнате — чашка чая в одной руке, бутерброд в другой — и рассматривал мебель. За стеклянными дверьми, окаймляя лужайку, пламенели в жарком свете солнца подсолнух и георгины, а среди них огненным треугольником торчал зонтик миссис Джехорем. Очень смешным показался Ангелу портрет Викария над камином: непонятно было, зачем его туда повесили.

— Вы округлый, — заметил Ангел, кивнув на портрет. — Зачем вам нужен второй, плоский «вы»? — И его чрезвычайно позабавил зеркальный экран перед топкой камина. Дубовые стулья он нашел нелепыми.

— Вы же не прямоугольный, — сказал он, когда Викарий объяснил их назначение. — Мы никогда не складываемся пополам: мы, когда хотим отдохнуть, раскидываемся на асфоделях.

— Сказать по правде, — отвечал Викарий, — стулья всегда вызывали у меня недоумение. Их завели, мне думается, в те давние времена, когда полы были холодные и очень грязные. Я думаю, мы сохраняем их по привычке. У нас это стало как бы инстинктом — сидеть на стуле. Во всяком случае, если бы я зашел навестить одну из своих прихожанок и вдруг разлегся бы на полу, — казалось бы, самое естественное дело, — уж не знаю, как бы она поступила! Во всяком случае, это мигом разнеслось бы по всему приходу. А между тем полулежачая поза представляется мне наиболее естественной для отдыха. Греки и римляне…

— Что это такое? — перебил Ангел.

— Чучело зимородка. Я его убил.

— Убили!

— Подстрелил, — сказал Викарий. — Из ружья.

— Подстрелили! Как меня?

— Вас я, как видите, не убил. К счастью.

— Убивать — значит делать вот такое?

— Да, отчасти…

— Боже! И вы хотели сделать такое со мной, — хотели вставить мне стеклянные глаза и повесить меня в стеклянном ящике, заполненном чем-то очень некрасивым — зеленым и коричневым?

— Видите ли, — начал Викарий, — я ведь не сразу понял…

— Это и есть «умереть»? — вдруг спросил Ангел.

— Это мертвая птица. Она умерла.

— Бедненькая. Я должен побольше есть. Но вы сказали, что вы ее убили. Почему?

— Видите ли, — начал Викарий, — я увлекаюсь птицами, и я их… гм… коллекционирую. У меня недоставало этой разновидности.

Ангел остановил на нем недоуменный взгляд.

— Такую красивую птицу, — сказал он, содрогнувшись. — Потому что вам так вздумалось! У вас недоставало разновидности!

Минуту он размышлял.

— Вы часто убиваете? — спросил он Викария.

Муж науки

Пришел доктор Крумп. Груммет повстречал его в каких-нибудь ста ярдах от ворот. Это был крупный, грузный человек, чисто выбритый и с двойным подбородком. На нем была серая визитка (он всегда отдавал предпочтение серому) и клетчатый черно-белый галстук.

— Ну-с, что у нас болит? — спросил он еще в дверях и без тени удивления посмотрел в лучезарное лицо Ангела.

— Этот, гм-гм, джентльмен, — сказал Викарий, — или… гм… Ангел (Ангел поклонился) — ранен пулей… Из охотничьего ружья.

— Из охотничьего? — сказал доктор Крумп. — В июле месяце! Могу я взглянуть на рану, мистер… Ангел, так как будто?

— Он, вероятно, сможет облегчить вам боль, — сказал Викарий. — Позвольте, я помогу вам снять сюртук.

Ангел послушно повернулся.

— Искривление позвоночника? — про себя, но достаточно громко бормотал доктор Крумп, обходя Ангела вокруг. — Нет! Аномальный нарост. Ух ты! Вот так штука! — Он ухватил левое крыло. — Очень любопытно, — сказал он. — Двойные передние конечности. Раздвоение клювообразного отростка лопатки. Случай, конечно, возможный, но я с ним встречаюсь впервые. — Ангел дернулся под его ощупывающей рукой. — Плечо, предплечье — лучевая кость и локтевая. Все налицо. Несомненно, прирожденное. Перелом плеча. Любопытное изменение кожного покрова — перообразное. Ей-богу, почти крыло! Представляет, верно, большой интерес для сравнительной анатомии. Никогда не видел ничего подобного!.. Как вы, однако, попали под выстрел, мистер Ангел?

Викарий был неприятно поражен грубым практицизмом врача.

— Наш друг! — Ангел кивнул на Викария.

— К несчастью, это дело моих рук, — сказал Викарий и вышел вперед, чтобы дать объяснение. — Я принял этого джентльмена — то есть Ангела (гм-гм) — за большую птицу…