Титановый бардак - Квинтус Номен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Одёжа, конечно, барская, но бабы, думаю, под себя перешить смогут. А мундир, сам понимаешь, у нас в селе всяко никто носить не станет.
«Мундир» оказался офицерским полевым, с намертво вшитыми погонами, и две небольших дырки в нем как бы намекали на причину того, что никто на него не позарился, несмотря на великолепную ткань: не было принято здесь носить снятое с покойника. А на вопрос уже Петра «а когда возвращать одежду», председатель лишь усмехнулся:
— Ты мне только подпиши бумагу, что одёжу забрал, чтобы бабы не просили её. А что не вернешь её, так всем понятно: износилась, зачем нам рваньё-то хранить?
По дороге обратно в Выселки Митрофан, вероятно услышав, как Валя и Петрухой обсуждали «подарок», заметил:
— Карп, понятное дело, остальную одёжу в городе продаст. Но где ему еще-то денег взять чтобы фершалу платить? Опять же учителю дом чинить надо…
Ира, увидев привезенное барахло (а иначе большую часть одежды и назвать было нельзя), глубоко вздохнула и снова взялась за иголку, так что ближе к концу июня по крайней мере Света могла показаться «в обществе», не вызывая ажиотажа, да и Гулю приодели (поскольку на неё появились особые планы).
Гуля поехала в город, причем сразу по двум причинам. Первой было то, что «без денег ничего не получится», а денег, понятное дело, у попаданцев не было совсем. Но в Боровичах, по уточненным данным, не было врача, вообще ни одного, и даже фельдшера не было уже лет пять, туда и исключительно «за особую плату» иногда ездил фельдшер с железной дороги. Врачам же Советская власть зарплату установила по нынешним временам просто огромную, к тому же любому специалисту по приезде на место полагались весьма немаленькие «подъемные»…
Вторая причина было «житейской»: где-то через неделю после попадания Гуля сообщила мужу, что «про две полоски она решила ему не говорить чтобы тот ее в экспедицию взял». На природе беременным живется, конечно, хорошо, но из Боровичей при нужде и до Ленинграда можно доехать часов за восемь (ну, если повезет, конечно, но в любом случае меньше чем за сутки), к тому же городскому врачу полагалась «отдельная квартира со всеми удобствами»…
Что же до врачебного диплома… Света поднапрягла воспоминания о выуженных в архивах документах и с уверенностью сообщила всем, что «сейчас в СССР вообще запрещены любые дипломы об образовании», так что нынешним властям чаще всего приходилось верить «специалистам» на слово. Понятно, что различных проходимцев благодаря такой практике развелось невероятно много, но почему-то в медики они «записываться» не спешили — так что когда Гуля пришла к Председателю уездного Совета, должность врача она получила сразу.
Почти сразу: сначала в Совете к Гуле отнеслись… с подозрением. Однако после появления на свет удостоверения «начальника медицинского отдела Особого Девятого управления ОГПУ» все подозрения сразу как-то погасили, и Гуля уже через час осматривала выделенное ей «казенное жилье». С квартирой в городе «не сложилось», так что городскому врачу был предоставлен дом по соседству с уездной больницей, причем дом этот от самой больницы по размерам мало отличался. А уж по качеству…
Гуля особо предупредила городское начальство, что о ее должности распространяться не стоит, так как она в настоящий момент вообще «в отпуске по состоянию здоровья» примерно на полтора года, и даже продемонстрировала «Браунинг», показывающий меру ответственности «за разглашение», но уездный начальник оказался и без пистолета очень понятливым. Правда предупредил, что «в городе денег нет» и он подъемные и зарплату привезет только послезавтра «со станции», но «из городской казны» все же выдал Гуле червонец — предупредив, что его потом вычтет из доставленной со станции получки, и даже, проводив ее к больничке и к дому, по дороге с кем-то договорился и о доставке «новой врачихе» каких-то продуктов в долг. А на следующее утро привел и полагающуюся по штату «домработницу».
Вообще этот бывший красноармеец Гуле понравился: даже в условиях отсутствия чего угодно он все же поддерживал в городе какой-то порядок, да и о людях, как мог, заботился. Правда конкретно «забота о врачихе» сначала вызвала у Гули глубочайший когнитивный диссонанс: так как она сообщила ему о причине своего «отпуска», он привел ей в качестве домработницы какую-то девицу лет пятнадцати, и в качестве «рекомендации» сообщил:
— Это Маруся, девка сама по себе ловкая, а вам особо полезной будет: она уже своих четверых малышей подняла.
И только к вечеру, когда девчонка приступила к готовке ужина, Гуля выяснила, что «поднимала» Маруся четырех своих младших братьев и сестер. А вот насчет «ловкости» уездный глава вообще не преувеличил: девчонка, когда Гуля попросила её поднять антенну рации, чуть ли не бегом забралась на растущую рядом с домом сосну и зацепила проволочину чуть ли на за самую макушку дерева, причем умудрившись при этом не зацепить антенной ни одну из многочисленных веток.
Рация, работающая на полторы сотни километров — это вещь исключительно полезная, однако «внезапно выяснилось», что в Боровичах вообще нет никакого электричества. Правда китайцы, когда-то делавшие эту рацию для собственной армии, предусмотрели и такую неприятность: в комплект входил и небольшой ручной генератор. Вот только крутить тугую ручку хирургу точно не стоило, так что спустя два дня в штате больницы появился и «истопник»: довольно крепкий мужик, но всего лишь с одной ногой. Правда крутить ручку динамки ему отсутствие ноги не мешало.
Гуля город разглядывала с большим интересом, ведь он совершенно не вписывался в ее представления о провинциальном городе середины двадцатых годов. Прежде всего тем, что, как Света и предупреждала, подавляющее большинство домов в Боровичах были кирпичными. За очень редким исключением: например, уездная больница оказалась деревянной. Собственно, поэтому и жилье для Гули такое было предоставлено: подразумевалось, что «поликлиническую помощь» врач на дому оказывать должен…
По городу Гуля не просто так прохаживалась: выбив из местного начальства большую тетрадь (оказывается, даже с канцелярскими принадлежностями всё было очень не сладко), она «знакомилась с будущими пациентами». А заодно и с общей «медицинской обстановкой» в городе. «Обстановка» её не порадовала: в городе имелись две аптеки, но они имелись лишь «когда-то», а теперь обе были закрыты и, как удалось выяснить чуть позднее, девственно
