По банановым республикам без охраны. Роман-путеводитель - Игорь Голубятников

Тикаль

Самолет летит из столицы страны до Флореса около часа. Сразу на выходе из аэропорта несколько гидов зычно зазывают народ в свои микроавтобусы. Они похожи один на другой, как две капли воды, и я несколько минут тщетно пытаюсь найти критерий, по которому можно было бы выбрать наиболее подходящий моему статусу busito. Вижу группку белой молодежи, говорящую по-испански с кастильским акцентом и спрашиваю, откуда они, будучи уверен в ответе. Так и есть. Эти тинэйджеры прибыли из Валенсии. Наверно, хотят посетить места боевой славы своих далеких предков! Впрочем, меня это не касается. Нужна просто безопасная компания.

В салоне есть свободные места, и я усаживаюсь. Пока едем в Тикаль, до которого от аэропорта около 60 километров, гид вовсю старается отработать свой гонорар, треща без умолку. Когда он начинает всем надоедать с предложениями поменять по выгодному курсу валюту, испанцы вежливо, как учат разговорники и путеводители, отвечают ему: «Quizas, mas tarde!» (может, чуть позже!). Гид не смущается отказом и продолжает описывать таинственный народ Itça, пришедший в эти края тысячу лет назад с севера Юкатана, из окрестностей города-государства Чичен-Итца, и основавший Тикаль. Известные факты истории этого племени майя, отдельные представители которого до сих пор обитают в сельве вокруг озера Итца, причудливо смешиваются в его рассказе с сомнительными, на мой взгляд, данными. Ничтоже сумняшеся, я решаю проверить уровень образования специалиста. А заодно и свой.

– Скажите, – вкрадчиво обращаюсь я к нему, – а удалось ли расшифровать многочисленные иероглифы майя, высеченные ими накаменных стелах и ритуальных лестницах своих городов-государств, таких, например, как Паленке в Мексике?

– Конечно! – немедленно отвечает он, заметно обрадовавшись интересу, проявленному к его рассказу одним из окучиваемых им субъектов. – Откуда бы мы тогда столько знали о жизни наших предков?

– Интересно, а кто же смог расшифровать эти иероглифы? —продолжаю я свое коварное иезуитское расследование. – Ведь, насколько мне известно, современники последних майя не оставили после себя никаких ключей к переводу их текстов. И расшифровать их было неизмеримо труднее, чем египетские иероглифы, имевшие смысловые аналоги на других, современных древнеегипетскому, языках?

– О, да вы много знаете для простого туриста! – льстит мне незамедлительно гид. Я лишь вежливо улыбаюсь в ответ на тонкий его заход, но чаевые давать пока рановато, так что продолжаю: – Шампольону, например, нипочем бы не удалось расшифровать египетские иероглифы, если бы у него не было достоверных копий оригинальных текстов на других языках.

– Вы правы. – отвечает гид. – Но один русский ученый (тут я даже прерываю дыхание в предвкушении), его звали Ури Кнорозофф, смог расшифровать иероглифы майя, применив к ним метод позиционной статистики. О как! Признаюсь, я удивлен, уже второй раз за время пребывания в Гватемале, глубокими познаниями ее граждан. Но виду не показываю, даже имя «Юрий» не хочу правильно произносить. Что там произношение? Сам факт признания заслуг моего земляка, кстати, ни разу не побывавшего в странах, где жили майя, был веским основанием доверять нашему гиду и в дальнейшем. Испанцы от нашего специфического диалога, да еще и с упоминанием какой-то «позиционной статистики» слегка засмурели, и гид начинает наверстывать упущенное, с утроенной скоростью продолжая скармливать скучающим юнцам удобоваримую информацию об обитателях Тикаля. К которому, кстати, мы уже почти подъехали. Во всяком случае, несколько придорожных знаков с изображениями могущих выйти или выползти на дорогу животных и рептилий, а потом и преградивший нам путь шлагбаум намекают на непосредственную близость самого большого, из на сей день известных, городов майя. Возле шлагбаума стоит вооруженный штурмовой винтовкой поджарый охранник, а чуть поодаль от него – другой, потолще и с пистолетом в кобуре. Этот второй вразвалочку подходит к нашему транспорту, заглядывает в салон, мы все дружно приветствуем его, и шлагбаум тотчас взлетает вверх, послушный небрежному жесту офицера. На площадке перед административным зданием стоят уже несколько таких же, как наш, микроавтобусов, только пустых. За контору уходит дорожка, посыпанная мелким щебнем, а перед самым началом дорожки на двух шестах висит (нет, не «два мокрых скальпа!») напутствие туристам о правилах поведения в национальном достоянии. Рядом – подробный и живописный план самого парка. У меня, по правде говоря, отличные от групповых экскурсий цели, и я по-английски незаметно покидаю испанскую бригаду, предварительно договорившись с гидом о встрече на этом же месте через 4 часа.

Идя по широкой тропе, хорошо себе представляю, почему некоторые города майя были так поздно открыты, а некоторые продолжают мирно посапывать в сельве, не потревоженные до сих пор. Растительность даже на регулярно подстригаемых и выкашиваемых полянках и тропинках парка неистово буйствует (или буйно неистовствует, кому как нравится!), покрывая открытые места и старые камни в мгновение ока. Корни деревьев и лианы вгрызаются и вползают во все расщелины, разрывают каменную кладку, опутывают удушающими объятиями стелы, лестницы, дворцы и храмы. И во всем этом буро-зеленом царстве стоит звон от бесчисленных насекомых и пернатых, а также вонь от вездесущих носух и копибар, которых местные называют «pizote» и «guatusa». Они давно привыкли к людям, и не дают им покоя точно так же, как и другие знатные туристические попрошайки – обезьяны. Особенно в выклянчивании еды отличаются носухи.

Задрав вертикально вверх свои длинные полосатые хвосты, они, как по команде, мигом собираются возле первого кинувшего им чипсы туриста, и не отстают до тех пор, пока бедняга не скормит прожорливым зверькам все свои съестные припасы и не ударится в бега, чертыхаясь и проклиная собственную благотворительность!

Воздух в закрытых от солнца верхним ярусом деревьев и практически не проветриваемых низинах тяжел и удушлив. К тому же, только что прошел дождь, и можно даже невооруженным глазом разглядеть испарения, поднимающиеся от влажной почвы. Спасибо за посыпанные мелким гравием дорожки, господа устроители! Без них тропинки под ногами сотен туристов давно бы превратились в непролазную чавкающую грязь, такую же, как в российской глубинке. Только не в черную, а в красно-бурую. Бедные, бедные люди, которые жили в таких вот древних метрополиях без спасительных кондиционеров. Или, хотя бы, вентиляторов. Как я понимаю те племена, которые ушли отсюда на завоевание горных пастбищ и потом никогда не захотели вернуться на свою пропитанную влагой родину! Я бы вот тоже не вернулся. Ни за какие рождественские накатамали! Но вот деревья как-то сами собой раздвигаются, воздух свежеет, и я попадаю на большую площадь с прекрасно сохранившимися двумя то ли храмами, то ли пирамидами, стоящими друг напротив друга и вылезающими своими макушками аж за верхний ярус леса. А по бокам еще какие-то строения, чуть менее пощаженные временем и бешеной растительностью тропиков. Но все равно величественные даже в виде остатков былой славы.

Останавливаюсь, пораженный мощью и великолепием открывшейся перспективы. И начинаю понимать, что должны были чувствовать простые охотники, земледельцы и ремесленники, когда в ночи равноденствия, под нависающей над миром луной, здесь проходили ритуальные игры в мяч и жертвоприношения военнопленных. Жуть и мороз по коже. Даже в такую жару. Иду к понравившемуся мне почему-то больше других зданию.

Табличка перед ним утверждает, что это Храм Великого Ягуара и что имеет он в высоту аж целых 44 метра. Что ж, заберемся, поглядим на мир глазами жрецов, тем более что никаких ограничений на подъем, кроме собственных физических возможностей и соответствующей обувки, правила поведения не устанавливают. Чем и пользуются азартно карабкающиеся по ступеням молодые, и не очень, туристы. Ступени у храма не просто высокие, а чрезвычайно высокие, и подниматься по ним приходиться, по очереди забираясь на каждую двумя ногами. И жертвам до алтаря на самом верху, похоже, было идти совсем не комфортно! Интересно, а как забирались туда жрецы в своих тяжелых облачениях и с гроздьями драгоценностей, торчащими из ушей, ноздрей и свисающими с прочих конечностей? Это ведь должно было выглядеть довольно забавно и отнюдь не торжественно, а, скорее, потешно. К счастью, мне не надо трясти золотишком и каменьями: у меня с собой только камера, а на ногах отличные найковские кроссовки. Так что я таки добираюсь до верхней площадки без существенных потерь, смахиваю несколько капель пота со лба и висков, и – застываю, пораженный. Вот это видок, скажу я вам!

Над зеленым океаном сельвы, простирающимся до самого горизонта, немного поодаль торчат гордые головы еще как минимум трех таких же башен, как та, на которую я только что вскарабкался. А над всем этим безбрежным пространством неспешный ветер гонит низко-низко облака, какие посветлее, какие потемнее. И некоторые тучи, совсем уж серые и брюхатые, даже периодически извергают из себя молнии, разящие землю своими причудливо изогнутыми жалами. Одна из этих громоздких, как дирижабль, туч, неторопливо приблизившись, как раз начинает побрызгивать помаленьку водичкой и на меня. Спрятавшись было от этой океанической жути внутри алтаря, немедленно выбегаю, зажав нос, под разыгравшийся дождик наружу. Что ж, и жрецам за время своего долгого бдения над подлунным миром тоже надо было периодически отливать. Чего уж про нас-то, туристов, говорить? Не спускаться же с этакой кручи в кустики! Обхожу площадку по периметру и замечаю, что храм неподалеку как будто бы даже повыше будет. Надо сходить проверить! Спускаюсь значительно быстрее, чем поднялся, но приблизительно с теми же неудобствами от незнания альпинистских технологий древних майя. Выхожу с площади и по тропинке, по тропиночке, добираюсь до интересующего меня сооружения. Забираюсь примерно таким же образом, как и полчаса назад. Точно, это даже выше, но ощущения похожие. Как будто на колесе обозрения, или там, в останкинском ресторане «Седьмое небо» поздне-советского периода, только передо мною не современный, а законсервированный столетиями город, пронзивший пышную сельву своими упрямыми каменными башнями.