Искатель. 1979. Выпуск №2 - Владимир Щербаков

Что ж, ты сам того хотел, Слави! Третья комната притягивает тебя, и ты натолкнул Петкова на мысль о звонке. Почему же ты колеблешься?…

Петков делает шаг к двери.

— Идем, бай-Слави, — говорит он настойчиво и трезво. — Или ты передумал?

Мы выходим в холл, и Петков, посторонившись, ногой толкает дверь в неосвещенную комнату. Дыхание его холодит мне затылок.

Мрак. Тишина. Пустота. Никого. Петков берет меня под локоть и подводит к креслу. Кивает на телефон: «Звони!»

Прежде чем набрать номер, я успеваю подумать, что, похоже, сам себя загнал в угол.

Длинные гудки. Провод свободен, но на том конце не торопятся отозваться. Петков, сидя на краю стола, небрежно качает ногой.

— Канцелярия Лулчева, — звучит в трубке. — Говорите!

— Алло, — откликаюсь я. — Алло, господин чиновник! Это Багрянов, коммерсант из Добрича. Соедини-ка меня, будь добр, с его превосходительством.

Пауза, треск.

— Повторите, кто у аппарата?

— Багрянов из Добрича.

— Его превосходительство занят.

Удобный повод извиниться и положить трубку. Однако Петков глядит на меня в упор, и я проявляю настойчивость.

— Минутку! — говорю я внушительно. — Ты все-таки попытайся, многоуважаемый. Мы с господином Любомиром близко знакомы, и, уверяю, он будет недоволен тобой.

Новая пауза, заполненная треском. Я протягиваю руку и неожиданно для Петкова пригибаю его к себе. Головы наши сближаются, и ответ из канцелярии слышен нам обоим:

— Извините, господин Багрянов, но его превосходительство действительно занят. Не затруднитесь позвонить ближе к вечеру.

— Изволь, — говорю я и отпускаю Петкова. — Я позвоню.

Жестом победителя я кладу трубку. Даже не кладу — швыряю на вилку, а Петков опускается в кресло и потирает шею.

— Ну и рука у тебя, бай-Слави! — Он простецки улыбается. — За такую руку грех не выпить!

— Не буду, — говорю я. — Устал, пора в гостиницу.

— Устал — ложись и спи. Место найдется.

— Да нет, поеду…

— Тебе не правится у меня, бай-Слави? Слушай, ты же деловой человек и знаешь цену деньгам. Сколько ты платишь за нору в гостинице? Левов двадцать, не меньше?

— Двадцать пять, — говорю я со вздохом. — Но ты ошибаешься, это не нора. Очень приличные номера на бульваре Евтимия. И кормят неплохо.

— Добавь: бесплатно.

— Если бы…

— Так поживи здесь! Такой уж я человек, люблю делать добро приятелям. Не порть дружбы — оставайся. Вечером съездим в гостиницу, заберем вещи — и живи. Я ведь холостяк, и днем на работе.

Покер — игра коварная. В ней выигрывают не те, у кого больше денег и лучше карта, а тот, кто владеет нервами.

— Я бы рад, — говорю я нерешительно, — Но, понимаешь, завтра мне нужно быть в Тырговиште. Сделка. Я так и рассчитал: за сутки обернусь, а послезавтра займусь делами в Софии.

Петков встает.

— Жаль… Ладно, не беда. Отдохни здесь сколько хочешь, а потом мы с Искрой проводим тебя. Поужинаем вместе — и на вокзал.

Я киваю и тупо разглядываю обои. Импровизация — палка о двух концах, и теперь придется ехать в Тырговиште… И что ты за человек, Слави? У тебя просто дар создавать трудности!.. До нового визита в модный магазин — двое суток. Хорошо, что не две недели. Ибо за четырнадцать дней ты бы такого наворотил, что и за год не поправишь!.. Но Петков-то, Петков! Ах, как хочется думать, что он возлюбил меня по-братски, однако при всем при том самое правильное — уносить ноги.

— Спасибо, дорогой Атанас.

— Пустое, бай-Слави! И давай уговоримся: вернешься из Тырговиште — и прямиком ко мне. Я дам тебе ключ. И хватит об этом, не благодари!

«Уносить ноги…» А как?

4

Купе пассажирского поезда — неплохое местечко для отдыха и размышлений. Я сижу у окна, покуриваю и пытаюсь разобраться, что к чему. Голова чиста, и мысли легки. После ужина в привокзальном ресторане я успел заглянуть в туалет и проглотить пригоршню алка-зельц. Белые лепешки шипели во рту, и опьянение проходило.

Я закрываю глаза и дремлю, ухитряясь, однако, затягиваться «Ардой». Попутчики спят, коридор пуст, и ничто не мешает мне радоваться одиночеству.

Знакомство с Искрой и Петковым, обед и ужин в ресторане, попойка на конспиративной квартире — все осталось позади, отрезанное временем и расстоянием. Я пытаюсь разобрать день — час за часом, отделяя зерна от плевел.

Итак, я шел по улице и упал. С этого началось. Седоусый и Искра возникли позднее, когда я вынырнул из обморока. Или раньше, в трамвае?… Я ехал впереди, прижимаясь плечом к будке вагоновожатого, и ее стекло служило мне зеркалом. Искру я обязательно бы заметил, седоусого тоже. Следовательно, пока забудем о них… Еще раз: я шел по улице Царя Калояна, поглядывал в витрины и чувствовал себя относительно спокойно. Настолько, насколько это позволено курьеру, идущему на рандеву. Но почему же обморок?… Что-то случилось?… Что?… Я не сомневаюсь в воспитанности Слави и убежден, что без особой причины он не позволит себе разлечься на асфальте. Выходит, все же что-то было, если Слави не нашел лучшего выхода и брякнулся оземь?

От обморока ниточка тянется назад — к фармацевту и градуснику, забытому в номере на тумбочке. Я не стал его стряхивать и льщу себя надеждой, что горничная не лишена наблюдательности. Впрочем, все это мелочи, и, как знать, не переборщил ли я в своей подозрительности. Или нет?…

Не спеша — а куда мне, собственно, спешить? — склоняюсь к выводу, что дело обстоит не слишком скверно. Почти прилично. Если, разумеется, не брать в расчет Искру и Петкова. Эти двое путают все, и я не в силах добиться ясности. Что они оба — случайность или закономерность?…

Сигарета, догорев, обжигает пальцы. Я встаю и, перешагнув через ноги спящих, выхожу в коридор. Закурив новую сигарету, бездумно смотрю в окно.

На вокзале, подсаживая меня на ступеньку вагона, Петков сказал:

— Счастливчик ты, бай-Слави. Все тебе нипочем. С гриппом люди киснут в постели, а ты едешь черт знает куда и свеж, как левкой. — Поезд тронулся, и Петков сделал шаг вслед, сложил ладони рупором: — Не загуляй в Тырговиште, Слави. Ты не потерял ключ? Вернешься, и с вокзала — ко мне… Адрес помнишь? Бульвар Дондукова…

Лампочка над моей головой тускло синеет, и лицо Слави, отраженное в стекле, горит холодным пламенем. Я провожу ладонью по отражению, стирая его, но оно остается — двойник, лишенный разума и нервов… Петков — случайность или закономерность? Расстояние разделило нас, но спокойствия нет. Я стою у окна и вижу не подножие горы, а Искру на улице Царя Калояна и олеографию на кухне.