Город, Который Снится - Александр Бондарь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он, вдруг, увидел, что все люди вокруг смотрят на него. "Что во мне такого особенного? - Удивлялся Вадим. - Почему они не разглядывают кого-нибудь другого?.."
Они подошли к дому. Большое многоэтажное здание смотрело внимательно на Вадима, сверкая горящими окнами и приглашая внутрь. Там, за стенами большого здания, идет жизнь, жизнь пока неизвестная Вадиму, жизнь призрачная, но все-таки настоящая - такая же настоящая, как эта улица, как эти прохожие, как эти деревья, как это черное небо над головой, как Света, что стоит рядом и доверчиво держится за его, Вадима, ладонь, как вообще все вокруг.
- Пойдем? - Спросила Света. Она смотрела ему прямо в глаза, смотрела, не отрываясь. И повторила: - Пойдем?
- Пошли.
Внутри плохо пахло. Дешевое здание, где живут в основном вэлферщики. "Бедная Света, - подумал Вадим. - Она вынуждена здесь жить. Но ничего. Я заберу ее отсюда. Насовсем заберу."
На шестом этаже пахло блевотой. Двое полицейских вели по коридору угрюмого негра в грязной куртке. Очень пьяный мужик пытался открыть дверь. Ключ его не попадал в замочную скважину, и мужик тихо ругался по-украински.
- Ты давно здесь живешь? - Спросил Вадим.
- Два дня. - Ответила Света.
"Все ясно." Вадим вспомнил, что, находясь в лифте, обратил внимание на отсутствующий в доме тринадцатый этаж: сразу же за двенадцатым следовал четырнадцатый. "Суеверные идиоты," - подумал Вадим.
Света отперла дверь.
- Заходи.
Вадим очутился в крохотной однокомнатной квартирке. Здесь было очень бедно, мебель отсутствовала, в углу лежал матрас. Но зато было чисто и по человечески уютно.
Света повернулась к Вадиму. Она улыбнулась виновато и развела руками.
- У меня тут не очень, конечно... Но ты заходи. Я сейчас чай поставлю. Или ты кофе хочешь?..
Ответить Вадим не успел. Пистолетное дуло уткнулось ему в затылок. Двое показались одновременно. Один держал на прицеле Вадима, другой - Свету. Вадим узнал их. Не мог не узнать. Бывшие туапсинские опера Андрей Тимофеев и Гриша Петренко. Так вот чем они занимаются в Канаде!
- Стоять спокойно. - Сказал Гриша. Он держал пистолет у головы Вадима. - Тихо стоять. Одно движение - и дырка в черепе.
- Мы ребята незлые, - сказал Тимофеев. - Нас только кошельки интересуют. Все, что есть. Кэш, кредитки. Мы свое возьмем и - до дому. Убивать никого не будем. Мы добрые. Убиваем только тогда, когда клиенты случаются нервные. Мы нервных не любим. У нас у самих нервишки пошаливают. Время такое, тяжелое. Да и работа беспокойная... Все ясно?!
Вадиму было ясно все. Пусть они заберут его кошелек и сваливают. Там, кроме четырех кредитных карточек, пятнадцать долларов. Он сейчас же, с ближайшего телефона, позвонит на эти четыре hot line и сообщит, что карточки у него отобрали грабители. Хрен тогда они смогут использовать оттуда хотя бы цент!
Тимофеев опустил пистолет и подошел к Свете. Обыскав, вытащил у нее кошелек, раскрыл, печально присвистнул, сунул кошелек в карман. Потом подошел к Вадиму. Обыскал его. Вадим покосился на дуло, нацеленное ему в глаз. Тимофеев достал кошелек. Раскрыл. Лицо его скривилось, когда он увидел наличность. Но стоило Тимофееву заглянуть в отдел кошелька, где хранились карточки, в глазах появился интерес.
- Четыре кредитки. - Сказал он Грише.
Потом отошел в сторону.
- Четыре кредитки. - Повторил задумчиво. - Четыре кредитки.
Взмахнул пистолетом и, не целясь, всадил Свете пулю в живот. Света, согнувшись, рухнула. Вадим отшатнулся от ужаса и от неожиданности. Пистолетное дуло глянуло ему в лицо. Указательный палец обнял курок.
И в этот момент дверь вылетела от мощного удара снаружи. Два полисмена со стволами наготове ворвались в квартиру. Гриша выстрелил, но тут же свалился, скошенный пулей. Прогрохотало несколько выстрелов. Один из полисменов ударился о белую стену и съехал вниз, прочертив черно-красную полосу. Тимофеев, обхватив руками лицо, рухнул - полицейская пуля вмазала ему точно в лоб.
Оставшийся в живых полицейский опустил пистолет. Его товарищ неподвижно лежал на полу - вокруг растекалась лужа, он был мертв. Гриша с Тимофеевым тоже были мертвы. Света пошевелилась и застонала. Вадим бросился к ней. Полицейский подошел ближе.
- Ты кто? - Спросил он по-английски с сильным славянским акцентом. Покажи документы.
Вадим обернулся и... перед ним стоял одетый в канадскую полицейскую форму рецедивист Миша Холодков. Вадим глянул на убитого полисмена в растекающейся кровавой луже у стены. И опять узнал. У стены лежал Кеша Федотов. Вадим приподнялся. Голова шла кругом. "Бред, - говорил он себе. Это все бред. Бред какой-то."
- Документы покажи. - Повторил свой приказ рецедевист-полицейский Миша Холодков.
Вадим посмотрел на Свету. Та поворачивала голову туда-сюда и тихо стонала. Вадим бросился к ней.
- "Скорую"! - Закричал он. - Срочно вызывайте "скорую"!
Холодков подошел к ней и профессиональным движением пощупал ей пульс.
- Жива, - сказал он.
И тут увидел брошенный на полу кошелек Вадима.
- Твой? - Спросил Холодков, подбирая кошелек.
- Мой. - Ответил Вадим.
Света открыла глаза.
Миша Холодков заглянул внутрь. И застыл неподвижно. Он посмотрел на Вадима. Потом на Свету.
- Здесь четыре кредитки. - Сказал Холодков ледяным голосом. - Четыре кредитки.
Он вытащил пистолет из кармана и, подойдя к Свете, выстрелил ей точно в лоб. Направить дуло на Вадима он не успел. Тот свалил его быстрым прямым ударом в челюсть. Холодков, выронив ствол, упал на пол. Вадим бросился и подхватил пистолет, который продолжала сжимать мертвая рука бандита Гриши Петренко. Рукоятка была мокрой и липла от крови. Вадим стиснул ее до боли в пальцах. Он целился Холодкову между глаз. Палец его лежал на курке. Холодков, который не успел приподняться с пола, застыл. Холодная металлическая смерть своим единственным глазом смотрела ему в расширяющиеся зрачки. Еще секунда и...
- Стой. - Прошептал Холодков, глядя не на Вадима, а в пистолет - так, словно бы пистолет был живым существом и мог самостоятельно что-то решать, самостоятельно думать. Он словно бы уговаривал этот ствол. - Стой. Ты ничего не знаешь. Я тебе все расскажу. Ты ничего не понял. Ты не понял, что произошло. И вообще ничего не понял...
Он сделал движение, чтобы приподняться, и пистолет выстрелил. Сам собою. Вадим даже не нажимал на курок. Он просто вздрогнул так сильно и резко, что мягкий, отзывчивый курок не выдержал. Не выдержал и поддался...
Холодков лежал на полу, разбросав руки. Он смотрел вверх - словно бы рассматривал там сейчас что-то чрезвычайно для себя интересное. Вадим посмотрел на пистолет в своей руке, на пальцы, перемазанные кровью. И прямо в ухо ему, раздраженно и зло затрещал будильник. Его будильник.
Вадим открыл глаза. Он лежал на кровати у себя в комнате. Сон, - понял он. - Все это был только сон.
Вадим вышел из дома через сорок минут. Он знал, что должен сделать: то же самое, что уже сделал сегодня ночью в сне.
Завтрак, купленный по дороге на работу в "Burger King"е, показался ему невкусным - таким же невкусным, как и вся его здешняя жизнь. "Суррогат, думал Вадим. - Это суррогат нормальной пищи. Вся страна сидит на суррогате. Страна, которая поедает искусственные продукты, утоляет жажду искусственными напитками, одевается в искусственную одежду, развлекается искусственной псевдокультурой, смотрит по ящику искусственные, фальшивые, новости и подчиняется власти искусственных правителей - правителей-марионеток. Один сплошной суррогат. Жизнь, состоящая из суррогата полностью, на все сто процентов. Даже любовь, которой занимаются аборигены - даже и она превратилась в суррогат здесь, даже она, в сущности, ненастоящая."
Сидя в метро, Вадим потягивал кофе. Потягивал кофе и смотрел по сторонам. Он видел вокруг самых разных людей: улыбающихся бизнесменов в разглаженных дорогих костюмах, рабочих парней в потертых джинсах, громко орущих подростков, в свисающих дебильного вида штанах - и весь этот странный фон вдруг показался ему каким-то фантастическим театром теней; не люди, а мертвые пластмассовые манекены в масках расхаживали по салону, громко кричали, улыбались и разговаривали друг с другом. Почему-то подумалось, что мир этот, такой сытый и такой благополучный внешне, но сгнивший насквозь до трухи, уже приблизился вплотную к своему концу. Скоро этого мира не будет, все закончится. Останутся только осколки и воспоминания. Историки будут трудится, ковыряя обугленные обломки этой серой, бессмысленной Помпеи. Помпеи, которая даже не создала своей культуры и только смотрела вверх - на звездно-полосатую безжалостную сестру, вооруженную страшным факелом, злое пламя которого пожирало и города и целые страны. "Разорена Ниневия! Кто пожалеет о ней?.. Все, услышавшие весть о тебе, будут рукоплескать о тебе, ибо на кого не простиралась беспристанно злоба твоя?"..
В офисе Вадим появился чуть позже обычного. Сотрудники явно уже обсудили последние новости и уже посмеялись над утренним анекдотом. Теперь они сидели, каждый за своим столом, и разглядывали свои мониторы.