Тамада - Иван Рахилло

Тюльпанов изо всех сил налегал на палки; сердце в груди колотилось, но, обуреваемый спортивным азартом, он уже не обращал на сердце никакого внимания. «Отдышусь. Не впервой!»

Вторую остановку они сделали на опушке березовой рощи. Антон Ильич дышал тяжело; сняв шапку, он делал вид, что вытирает платком разгорячённый лоб, а на самом деле, округлив по-рыбьи рот, со свистом выдыхал воздух прямо в шапку. Говорить ему было трудно.

— А вы молодец, — похвалила его Ксана Константиновна, — у вас такая мощная, импозантная фигура! Любопытно, сколько вы весите?

— Сто, — с глубоким выдохом прогудел в шапку Антон Ильич, несколько поубавив свой вес.

— Сто килограммов! Мужчина-центнер! Это же мечта всякой понимающей женщины… Скажите, а вы ещё не женились?

— Засиделся парень в девках, — сострил Антон Ильич, понемногу приходя в себя. Пот в три ручья лил с его лица. Спина была совсем мокрой. — Пора бы уж и замуж…

— Ой, уже шестой час! — забеспокоилась вдруг Ксана Константиновна, взглядывая на часики.

Последний километр вдоль опушки они пробежали без остановки: Ксана Константиновна опаздывала в город. «Как, однако, свежа и привлекательна юность! — думал Антон Ильич, из последних сил передвигая лыжи отяжелевшими ногами и дыша, как загнанная лошадь; он стремился догнать убегавшую фигурку с округлыми бедрами, туго обтянутыми узкими синими штанами. — Хороша, чёрт задери, действительно настоящая ягодка!»

Машина ожидала Ксану Константиновну совсем недалеко от дачи Антона Ильича. Она уже успела снять лыжи, шофёр пристраивал их к крылу машины. Попросив Антона Ильича подержать её шубку, Ксана Константиновна, присев на ступеньку машины, стала переобуваться, показывая ему свою крепкую, стройную ножку. Антон Ильич успел два раза незаметно обтереть своё вспотевшее лицо её прохладной меховой шубкой.

— Экзамен на жениха вы выдержали блестяще! — улыбнулась она ему снизу, взмахивая ресницами.

Тюльпанов ничего не ответил, а, изловчившись, ещё раз вытер её шубкой своё потное лицо. Сердце стучало неистово, вразлад, будто хотело вырваться наружу.

— Скажите, а чья это такая очаровательная дачка? — поинтересовалась Ксана Константиновна, протягивая назад свои руки в рукава шубки.

— Эта? — с одышкой ответил Антон Ильич. — Это моя…

— Чудесная дачка. С большим вкусом, — похвалила Ксана Константиновна. — Всё просто и элегантно. И без всяких излишеств… Я бы, пожалуй, её несколько переделала, — деловито добавила она. — Но это ведь не к спеху… Скажите, вы каждый день бегаете на лыжах?

Она обожгла Антона Ильича таким взглядом своих нежно-голубых незабудок, что он тут же признался, что действительно каждый день после работы прогуливается на лыжах по лесу.

— У меня как раз свободны вечера, — обещающе улыбнулась на прощание она, дружески протягивая ему руку. — И если вы не против сопровождать одинокую девушку…

— С превеликим удовольствием! — Антон Ильич галантно поцеловал протянутую ручку.

— Ну, значит, как поётся в песенке: на том же месте в тот же час?

Дверца захлопнулась, и машина, весело сигналя, выехала на шоссе.

Антон Ильич едва дополз домой. Надев пижаму, он тут же повалился на диван. Ноги стонали, спина ныла, но где-то в груди неутомимо звенела музыка счастья. «Нет, подумайте, — тихо улыбался он, — со спины я ещё похож на спортсмена-комсомольца! Неужели похож?.. А как же завтра? — тревожно пронеслось в его голове. — Может, не пойти, отказаться?.. Подумает, струсил, стареть начал?.. Напросился, а сам в кусты… Неудобно. Эх, была не была, — махнул на всё Антон Ильич, — утро вечера мудренее. Пойду!» — решил он напоследок, засыпая, и перед его затуманенным взором вновь возникла стройная фигурка Красной шапочки, увлекающая его в фиолетовую глубину густого леса, откуда доносился нежный, умиротворённый звон далёкого колокола. Антон Ильич всё силился и никак не мог вспомнить, где и когда он уже слышал этот удивительно знакомый ему печальный звон… Он был охвачен тревожным чувством ожидания счастья. «Пойду».

Лишь бедное его сердце гулко и протестующе выстукивало в груди: не надо, не надо, не надо, не надо…

Чудо

Вчера к Симаковым въехал новый квартирант. Маленький, лысый и очень весёлый. С черной лохматой собакой Кляксой.

Андрюша долго наблюдал за квартирантом в замочную скважину: так интересно!

Сначала квартирант раскрыл жёлтый чемодан и стал доставать оттуда разные погремушки, губные гармошки, вынул зелёную помятую шляпу, потом вытащил и поставил под кровать большущие, похожие на лыжи ботинки с задранными вверх носами. А Клякса сидела рядом и, наклонив набок голову, с живым, любопытством следила за хозяином.

Расставив на столике разные баночки, квартирант в зеркало показал сам себе язык и громко рассмеялся. Клякса подняла одно ухо и тявкнула. Квартирант шутливо погрозил ей пальцем — собака тявкнула громче. Тогда квартирант поднял её за лапы и поцеловал в заросшую морду — прямо в чёрный влажный нос. Честное слово, не сойти с места!

Андрюша мог бы так стоять и глядеть хоть до вечера, если бы не противная Зинка. Вернувшись из школы, она хлопнула его книгами по спине и крикнула бабушке:

— А Андрюшка опять цветы не полил, торчит под дверью!

Квартирант как раз выходил в ванную с полотенцем через плечо и всё это слышал. Нехорошо получилось…

Андрюшин папа, помощник капитана, ушёл в плавание с китобойной флотилией в далёкие моря. Мама уехала на гастроли в Ленинград. Она костюмерша театра. Дома остались бабушка, Зина и пятилетний Андрюша. У каждого из них свои обязанности: бабушка ходит на базар и варит обед, Зина моет посуду и убирает комнаты, а Андрюше досталось поливать цветы. Они стоят в комнате в кадках и на подоконниках в глиняных горшочках: фикусы, пальмы, китайская роза, лимон.

Утром Зина отправляется в школу, а бабушка на базар. Андрюша остаётся дома один. Он придумывает себе разные игры — в путешествия и плавания — и так увлекается, что о цветах всегда забывает.

— Совсем парень от рук отбился, — пожаловалась бабушка квартиранту, — даже цветы полить ленится. А детей надо приучать к труду с малых лет. А то вырастет барином-белоручкой, наплачешься с ним…

— Ничего, вылечим, — лукаво подмигнул квартирант бабушке.

Квартиранта звали дядей Костей. Он работал в цирке.

Как раз подошли каникулы. Вечером в субботу дядя Костя принес билеты в цирк.

— Приглашаю вас, ребята, завтра на утренник!

Они поехали в цирк на такси, Андрюша, Зина, дядя Костя и Клякса. С собакой в трамвай не пускают. Боятся, чтоб кого-нибудь не укусила.

Цирк гудел от детворы. Дядя Костя посадил Андрюшу с Зиной в ложу, а сам ушёл. Андрюша с любопытством разглядывал цирк. По кругу ходили дяди в синей форме с золотыми пуговицами и будто большими расчёсками приглаживали граблями жёлтые опилки.

Под куполом цирка висели серебряные качели, круги и лестницы.

Но вот зазвенели звонки, и все бросились по местам. Солнечно вспыхнули прожекторы и ярко осветили круг и барьер, покрытый цветным ковриком: сразу стало светло и празднично. Наверху весело заиграл оркестр. Из-за широкого бархатного занавеса вышел рыжий смешной человек с красным носом-морковкой и с длинной удочкой в руках. За плечами у него болтался школьный ранец. Навстречу ему в зелёной помятой шляпе вышел маленький человек в больших ботинках. Рядом с ним, быстро передвигая кривыми короткими ножками, весело бежала чёрная лохматая собака. Клякса! Неужели Клякса? Она, честное слово, она!..

— Эй, друг, ты куда? — окликнул маленький рыжего.

Рыжий остановился и громко ответил:

— Я иду в школу.

— В школу?! — удивился маленький, и Андрюша по голосу сразу узнал дядю Костю. — Клякса, ты слыхала? Он идёт в школу! Но сегодня же каникулы, в школе никого нет.

— Вот я как раз и люблю ходить в школу, когда там никого нет, — беспечно ответил рыжий. — А когда там идут занятия, я больше люблю ловить в речке рыбу. — И он направился к выходу. В цирке все засмеялись.

— Постой, постой, — окликнул его дядя Костя, — а ты разве не будешь вместе с нами встречать деда Урожая?

— Урожая? — Рыжий остановился с поднятой ногой. — Какого деда Урожая?

Андрюша с интересом следил за тем, что происходило на арене.

— Сейчас к нам сюда в гости пожалует дед Урожай и всем, кто хорошо учился и занимался в мичуринских кружках, будет раздавать подарки: яблоки, груши, мандарины и апельсины.

— Ой, я очень люблю апельсины! — радостно подпрыгнул рыжий. — Скорей зови его сюда!

— Э, друг, — остановил его дядя Костя, — но ты, кажется, неважно учился и совсем не посещал мичуринский кружок. Ты не сажал деревья и не поливал цветы… — И тут дядя Костя, как показалось Андрюше, многозначительно поглядел в его сторону. Андрюша густо покраснел: ему почудилось, что в эту минуту на него обращены взоры всего цирка. Ой, как стало стыдно!