Газета День Литературы # 120 (2006 8) - Газета День Литературы
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С веток падают светлые капли
в запорошенный листьями пруд.
Постою элегической цаплей
и пойду приниматься за труд.
Только всё ещё жалко забыться
и по глине размокшей уйти,
где-то в угол надолго забиться
да из памяти сети плести.
Как уйти! Облака дождевые
так свободно, так живо летят!
И немногие листья живые
всё ещё на ветру шелестят.
Любой, прочитавший эти грустные и одновременно светлые строки, скажет, что перед ним – пронзительный и тонкий лирик, остро чувствующий малейшие колебания мировой гармонии, и он нисколько не ошибётся. Поэзии раннего Геннадия Иванова действительно свойственны лиризм и чуть заметная лёгкая самоирония, это несколько позже жизнь начала вносить в неё мотивы философского осмысления окружающей реальности и даже поощрять попытки проникновения в суть языка, что особенно хорошо видно по трёхстрочному стихотворению "Этимология": "В молитве и молчанье – корень "мол". / О мол молитвы и о мол молчанья / стихия разбивается страстей".
Но самые лучшие стихи Иванова – те, которые говорят о его переходе от некоей чисто умозрительной философичности к истинно православному мировоззрению. Это стихи, в которых им осмысливается путь человека к Богу и к осознанию своей собственной греховности, к примеру, такие, как следующие: "Так живёшь да живёшь, ходишь по полю, / но однажды откроешь в себе, / что в душе твоей бесы натопали / и подумать пора о себе"; "Грешнику в раю невыносимо, / грешник сам попросится туда, / где жаровня, много-много дыма / и бурлит вонючая вода"; "Из пункта А – то бишь из Ада, / до пункта Б – то бишь до Бога / проложена не автострада, / а вдрызг разбитая дорога", – а также многие другие. Не исключено, что найдутся среди читателей и братьев-писателей такие, что язвительно скажут, что подобные строчки – не более чем заигрывание с Православием и дань сегодняшней моде на религиозность. Но они будут неправы. Потому что это – обычное, естественное для всякого нормального человека взросление души, свидетельство об обретении ею своего Бога. И "Избранное" Геннадия Иванова напоминает нам, что сочинение стихов для русских поэтов – это по-прежнему не забава, а мучительный труд сострадающей всему миру души. И подобные книги – это уже не просто факт личной творческой биографии, но подлинно литературное событие, как для их автора, так и для всей литературы. Плюс ко всему прочему, это свидетельствуют ещё и о том, что Союзом писателей России руководят не литературные чиновники, но писатели в подлинном смысле этого слова.
АВГУСТОВСКИЕ ЮБИЛЕИ
Свой 90-й день рождения встретил недавно прозаик Анатолий Вениаминович Калинин (г. Ростов), автор романов "Суровое поле", нескольких повестей о войне и книг о Шолохове. Наиболее широко известна читателям его книга "Цыган", экранизация которой завоевала симпатии телезрителей не одного поколения.
70 лет исполнилось оригинальному поэту и прозаику, автору поэм и романов "Алый цыган! Малиновый конь!", "Земные и небесные странствия поэта", "Стоящий и рыдающий среди бегущих вод", "Коралловая Эфа" и целого ряда других неординарных произведений Тимуру Касимовичу Зульфикарову (г. Москва), лауреату литературной премии "Ясная Поляна" и других наград.
70-летие отметил руководитель Липецкой областной писательской организации, поэт и патриот своего края, автор и составитель "Липецкой энциклопедии" и целого ряда поэтических и историко-краеведческих книг Борис Михайлович Шальнев (г. Липецк).
70 лет исполнилось и популярному историческому и детскому писателю, автору биографической повести "Виктор Васнецов" и ряда романов о российских царях и патриархах Владиславу Анатольевичу Бахревскому (Московская область – Крым).
65 лет исполнилось известному донецкому прозаику, автору романа "Рим в ожидании Евы", главному редактору литературного журнала "Донбасс" Виктору Степановичу Логачёву (г. Донецк, Украина).
60 лет исполнилось председателю Союза писателей Кузбасса талантливому поэту Борису Васильевичу Бурмистрову и его земляку и коллеге – не менее талантливому кузбасскому поэту Виталию Артемьевичу Крёкову (г. Кемерово).
СТИХИ ИЗ ПРОВИНЦИИ
Олег ПОНОМАРЁВ
XXI ВЕК, РУССКАЯ ДЕРЕВНЯ…
Куда ни посмотришь - повсюду разруха…
Гуляют по воле Серёга с Андрюхой.
Где рожь колосилась - полынь да крапива,
избёнка к избёнке склоняется криво.
В заброшенных фермах репейник лоснится,
не спится Серёге, Андрюхе не спится…
Гуляют ветра деревенским погостом,
и даже вороны здесь редкие гости.
Ни прошлых следов, ни протоптанной тропки,
ни хлеба куска, ни оставленной стопки.
Не спится Андрюхе, не спится Серёге,
родительский дом -
только пыль на пороге…
Забиты оконца, да крыша худая,
да русская ширь... без конца и без края…
г. Тула
Владислав Бахревский ВОСЕМНАДЦАТЫЙ ВЕК
Сакральное имя ХVIII столетия в России: Петр и Павел. Петром началось, кончилось Павлом. Петр и Павел – Верховные Апостолы. Петр – камень, Павел – малый. Государь, названный Петром Великим, – камень в сердце России, камень и на ее вые.
Началось с великого, кончилось малым.
Чудовищные мерзости и надругательства Гоги и Магоги над Россией выродились в карликовую опеку над правящим сословием и над самой жизнью. Оба императора российских – антиподы Верховным Апостолам. Петр и Павел для истории России – обезьяний хохот над Боговым. Россия знала рабство и христоотступничество, умывалась собственной кровью и своими же слезами, но не было времени для нее постыднее и гаже ХVIII столетия.
Зачин века – детоубийство. Петр, не сумевши развратить сына и страшась осуждения содеянного над Россией, казнил единственного наследника крови Романовых, русской крови, да к тому же и Церковь замарал, заставив благословить детоубийство.
Алексей – защитник. И здесь мистика. Защитника лишили русский народ.
Венчает ХVIII век – отцеубийство. Пьяная свора гвардейцев, сподвижников Александра по заговору, задушила Павла. А какова сердцевина столетия?
Мужеубийство. Императрица Екатерина руками Алексея Орлова задушила супруга, императора Петра III. Ну, как же ей быть не великой – Великая!
Незабвенно и еще одно цареубийство: Иоанн VI был посажен в крепость шести месяцев от роду. Зубки у него в тюрьме резались, в тюрьме сделал первый шажок. Убит тюремщиком, исполнившим тайную инструкцию царствующего Петербурга.
А сколько было свержений?
Петр скинул с престола сестру Софью. Дочь его Елизавета захватила власть у правительницы Анны Леопольдовны, матери Иоанна VI. Екатерина восстала против Петра III, Александр дал согласие на смещение Павла.
Все это творилось в Петербурге. Сей город – зарок Петра, но кому зарок?
Бездонные болота под городом забиты гатью, возможной в одной только России. Петр соорудил гать из народа русского, из костей мужиков. Фундамент Петербурга – мученики, а сама гать – прообраз подобных гатей в тундре, где через двести пятьдесят лет строили железную дорогу в царство Всемирного Счастья.
Те, что в земле, забываются быстро, а диво-город вот он, венценосное диво, но ведь проклятое!
И стал Петербург химерой, сожравшей русское самодержавие. Химера разинула пасть и на православный народ, жрала его, жрала, силясь покончить и с народом, и с Православием, – Бог не попустил.
Ниспровергать величие Петра нелепо, но надо хотя бы знать, какую цену заплатила Россия за это величие.
Вот наследие Петра: население империи сократилось на четверть. Преобразовал армию. Под Нарвой, имея 35 тысяч европейски устроенного войска против 8 у Карла ХП, артиллерию, превосходившую шведскую числом и огневой мощью, был разбит наголову. Разбит до сражения. Одно дело рубить головы стрельцам, которые сами себя дали повязать, и другое – сражаться в поле с героем. Герою Карлу под Нарвой было 18 лет, Петру – 23. Юноша и муж, но муж бросил армию и бежал, прятался от шведов под кроватью рожающей чухонки.