В рясе смертника - Валерий Горшков

По прерывистому чахоточному стрекотанию автоматов Лешего и Годзилы, регулярно прерываемому затяжными глухими очередями со стороны «гитлеровцев», Юрка понял, что устроившие засаду боевики не поленились и, кроме двух гранатометов «муха», на всякий случай прихватили с собой легкий ручной пулемет. Придавленные его огневой мощью к земле, Леший и Годзила не могли даже помышлять о том, чтобы высунуть нос из-за кучи битого кирпича, сменить позицию на более удобную и вести прицельную стрельбу. Вместо того чтобы вести наступательные действия, они были вынуждены тупо, примитивно обороняться, огрызаясь на свинцовый дождь короткими ответными сериями в паузах. Теоретически, в условиях того же превращенного в руины Грозного, при равном раскладе сил такая дуэль из укрытий могла продолжаться бесконечно, будь у сторон неограниченный боезапас. Но Юрка знал, что через минуту-другую патроны у Лешего и Годзилы подойдут к концу и тогда у них, отделенных от пулеметчика слишком большим для броска гранаты расстоянием, останется только один выход – тихо отойти и раствориться… В общем, медлить было никак нельзя.

Юрка упал на живот и, невидимый за высокой травой, подполз сзади к забытому дорожными рабочими экскаватору, в кабине которого до сих пор сидел защищенный от пуль моторным отсеком боевик, на долю которого выпала ответственная задача – перекрыть отход джипов и ждать окончания акции возмездия. Но скоротечная, как предполагалось, расправа – вот незадача! – неожиданно затянулась…

Убедившись, что из-под колес стоящего впереди автофургона его не видно, Юрка, стараясь не греметь ботинками по железу, взобрался на экскаватор и осторожно заглянул через заляпанное узкое окошечко позади сиденья в кабину.

И тут же, буквально лицом к лицу, встретился взглядом с резко обернувшимся, почуявшим за спиной какое-то неуловимое движение бритоголовым парнем лет двадцати пяти с покрытой отвратительной угревой сыпью продолговатой физией. Он сидел на корточках в нише под сиденьем и явно боялся собственной тени.

Направив пистолет на прыщавого, в котором узнал водилу роковой для «Полярной звезды» развалюхи, Юрка приложил указательный палец к губам и предостерегающе покачал головой: дескать, не шевелись, гнида. Затем едва заметно кивнул на дверь кабины: вылезай, и без фокусов. Приспешник бандюги-фюрера сразу все понял. Подбородок его часто-часто задергался вверх-вниз, глаза выкатились из орбит и подернулись поволокой смертельного ужаса. Словно кролик, парализованный взглядом удава, прыщавый вывалился из кабины и, непрерывно оглядываясь через плечо на двигавшийся вслед за ним ствол «беретты», скользкой соплей сполз вниз, под траки, и затих, ожидая своей участи и надеясь на спасение. «Тракторист» справедливо посчитал, что раз его не застрелили сразу, то, возможно, не убьют и потом, и поэтому предпочел благоразумно не делать лишних движений и не привлекать внимания подельников истошным криком. Своя шкура, понятное дело, дороже тысячи, миллиона других…

– Сколько их? – коротко осведомился Юрка, прижав ствол к башке пленника и краем уха отмечая, что из-за кирпичной кучи доносится стрекотание всего одного «узи». Да и то явно истеричное, рваное, словно стрелок корчился в агонии и из последних сил давил на спусковой крючок.

– Т-трое, кажется, уже все… – проглатывая звуки, сообщил прыщавый и, коротко охнув, кулем повалился на траву от не слишком сильного, но точного удара тяжелой пистолетной рукояткой по затылку.

Стрельба прекратилась внезапно, словно по команде невидимого режиссера. Сначала затих автомат, потом, чуть позже, выплюнувший еще три короткие очереди пулемет. Юрка едва успел затянуть на заломленных за спину руках прыщавого обрывок подобранной на полу кабины тонкой стальной проволоки, как пулеметная очередь прервалась и наступила томительная, гнетущая тишина. Оставив пленника наслаждаться нирваной, Юрка вновь упал на живот, подполз к краю экскаваторных траков и осторожно выглянул наружу…

От фургона, за колесами которого притаились боевики Гитлера, Юрку отделяло не больше десяти-двенадцати шагов, и он вскоре увидел, как оттуда осторожно вылез один из обломов – скуластый приземистый «полтора Ивана» с зажатым в клешне пистолетом «ТТ». Пригибаясь, бивень метнулся через дорогу, мимо пылающих, искореженных «мухами» джипов, в направлении кучи битого кирпича. А следом, волоча не такой уж легкий ручной пулемет, выбрался рослый и поджарый вахлак с лысой башкой, в измазанном грязью зеленом спортивном костюме «Пума». Двигаясь чуть позади подельника, он был готов при первой необходимости полоснуть очередью по высунувшемуся из-за укрытия противнику.

Оба облома действовали хоть и бесстрашно, но так топорно, что Юрка сразу понял: ни один из них никогда не был на настоящей войне…

Не поднимаясь с земли, не отрывая взгляда от вжавших головы в плечи братков, Юрка ящерицей прополз вперед, до бугра, образовавшегося из вычерпанной ковшом экскаватора серой липкой породы, и затаился, на всякий случай прицелившись в спину идущего последним быка.

То, что Леший и Годзила не стреляли по этим уродам, представлявшим собой отличные мишени даже для слепого, говорило само за себя. Либо они оба были мертвы, либо, израсходовав патроны, пошли на хитрость и разыгрывали дурочку с целью подпустить противника на расстояние броска, а затем катнуть ему под ноги осколочную гранату. У Лешего, Юрка знал, была при себе противопехотная «Ф-1», более известная под названием «лимонка»…

Юрка непроизвольно напрягся, когда шедший в авангарде на негнущихся ногах громоздкий, как трехстворчатый шкаф, браток поравнялся с кучей битого кирпича, заметно измельченного пулями, и, коченея от страха и вытянув перед собой зажатый обеими руками подрагивавший «ТТ», заглянул на ту сторону. А потом до крови прикусил губу, увидев, что застывший на миг «полтора Ивана» без опаски обернулся, растянул губы в глумливой ухмылке и с явным облегчением махнул корешу рукой: мол, не дрейфь, готовы оба…

Значит, Годзилы и Лешего больше не было. Они присоединились к сгоревшим в джипах боевикам.

Когда Юрка понял это, ему, еще утром ненавидевшему каждого из членов отцовской зондеркоманды, включая жадного до денег, готового на все ради лишней сотни гринов Лешего и импульсивного недалекого садиста Годзилу, вдруг захотелось выть от отчаяния, от злобы и неукротимой жажды мести. Однажды он уже испытал такое там, в Чечне, когда взвод его друга Толика Дробышева попал в засаду духов Арби Бараева и из восьмерых пацанов в живых осталось только трое…

Опустив вниз стволом изготовленный к бою пулемет, лысый «спортсмен» остановился, утер рукавом струившийся со лба пот, а потом вразвалочку, уже не таясь и не опасаясь выстрела в упор, шагнул вперед, к небрежно поигрывающему пистолетом, разглядывающему трупы подельнику.

Юрка заткнул «беретту» за брючный ремень, снял с шеи автомат и прицелился битюгу в спину, не испытывая по поводу такой подлянки ни малейших угрызений совести. На войне как на войне.

Но тут ситуация возле кучи кирпича мгновенно переменилась. Еще только миг назад спокойный, как удав, и уверенный в полной победе «полтора Ивана» вдруг вздрогнул, заорал во весь голос и сайгаком отпрыгнул в сторону, да с такой прытью, словно его ужалила болотная гадюка, которой браток случайно наступил на хвост.

Возле низкого укрытия, за которым неподвижно лежали Годзила с Лешим, прямо под копытами у амбала, с глухим хлопком и алой вспышкой взорвалась граната, полоснув несколькими осколками даже над Юркиной головой…

Последний привет от Лешего! Поняв, что с ним все кончено, бывший «афганец» Серега Раев вспомнил наставления инструктора в учебке – никогда не сдаваться в плен – и вместо того, чтобы получить контрольный выстрел в голову, предпочел уйти, забрав с собой в ад сунувшихся к нему обломов Гитлера. Двоих не сумел, слабеющие пальцы уже не могли дольше держать пружину. Так хотя бы одного…

«Полтора Ивана» скопытился мгновенно, чего нельзя было сказать о лысом пулеметчике.

– А! А-а-а-а!!! – выронив пулемет, упав на колени и прижав руки к лицу, истошно, переходя на утробный хрип, заорал «спортсмен». Повалившись набок, он стал корчиться от жуткой боли. Грязный, мокрый, окрасившийся кровью фирменный костюм в нескольких местах зиял рваными дырами. Кровь сочилась и сквозь прижатые к истерзанному лицу пальцы. «Похоже, – машинально подумал Юрка, вставая из-за укрытия во весь рост, – с зенками «спортсмену» придется распрощаться. От посеченной кожи столько юшки не бывает…»

Первым непроизвольным Юркиным желанием было нарочито медленно подойти к воющему на всю округу пулеметчику и добить его выстрелом в голову. А потом шагнуть к тому месту, где лежали Годзила и Леший. Но, справившись с чувствами, Юрка удержал себя от этого. Вахлак никуда отсюда не денется, будет ныть и ползать на брюхе, истекая кровью, до приезда опергруппы. Когда облома подлечат и расколют, он многое сможет рассказать… Смотреть же на опаленные куски мяса, еще пять минут назад бывшие живыми людьми… Хватит, насмотрелся. До блевотины. До ночных кошмаров. Хватит до самой гробовой доски.