Пароль скрещенных антенн - Иосиф Халифман

Так или иначе охотясь, кочевники все еще продолжают жить оседло. Один за другим проходят дни, а колонна не трогается с места. Созревшие в походе и ожидавшие покоя личинки в первые же часы стоянки окуклились и теперь крепко спят в коконах. Освободившиеся от переноски личинок рабочие влились в ряды фуражиров и с утроенной энергией добывают пищу.

Отдыхающая от утомительных маршей самка сытно кормится и быстро поправляется: за первую неделю отдыха брюшко ее увеличивается чуть ли не в пять раз.

Проходит еще день, и самка, которая в пору постоянных переходов не отложила ни одного яйца, начинает яйцекладку и сносит с каждым часом все больше яиц.

Это приводит к тому, что все большая и большая часть семьи поглощается заботами о воспитании бурно растущего потомства.

Наконец самка откладывает уже по четыре-пять тысяч яиц в день, то есть по три-четыре яйца в минуту.

Огромная свита муравьев водоворотом кипит вокруг, подхватывая через каждые пятнадцать — двадцать секунд новое яйцо.

Из яиц, отложенных ранее, уже начали вылупляться личинки, и забот у воспитателей становится все больше: личинки ненасытно прожорливы и требуют корма.

Все больше молодых личинок появляется в семье, прервавшей кочевки, все больше становится муравьев, которые жадно облизывают личинок и поедают выступающие на их теле выделения. Эти выделения оказывают сильное влияние на рабочих муравьев (к этому времени число их заметно увеличивается, так как они массами выходят из коконов).

Самка же, которую в заботах о невероятно быстро растущем потомстве муравьи стали кормить довольно скудно, совсем похудела и перестала откладывать яйца.

Личинки между тем успевают подрасти, и теперь уже чуть ли не вся масса рабочих занята их кормежкой и облизыванием.

Наступает день, когда вылупились последние муравьи.

И вот на привале остается только груда пустых коконов.

Полоса временной оседлости кончилась. Вновь настала пора ежедневных переходов и маршей.

Не отсутствие корма в районе привала погнало семью в дорогу, а появление большого числа личинок.

Коконы опустели и не удерживают больше колонну на месте.

Теперь кочевки будут продолжаться до тех пор, пока личинки, поспевая для окукливания, не перестанут кормить своих носильщиков выделениями, поддерживающими в муравьях охоту к ежесуточной перемене мест.

Но ведь личинки, о которых до сих пор шла речь, — это только будущие рабочие разных размеров и солдаты. А откуда же берутся в семье кочевников самки и самцы?

Их появление связано с сезоном. В самом начале засушливой поры года из яиц, откладываемых на очередном привале, вместе с другими муравьями выводятся сотни две-три самцов и несколько самок, из которых, как правило, сохраняется только одна. Появление ее приводит после длинной цепи событий к делению семьи. При этом часть колонны с новой маткой снимается с места и уходит, а оставшаяся половина со старой следует своим курсом.

Прежде чем закончить рассказ об этих воинственных бездомных племенах муравьев, полезно вспомнить один опыт.

Несколько пригоршней муравьев-кочевников стряхнули на лабораторную арену и отсюда перегнали на край огромной миски с водой.

Здесь муравьев предоставили самим себе, и они, покоряясь своей природе, правильно построились в колонну и пошли. Они пошли по краю миски, соблюдая все правила муравьиного марша — с разведчиками во главе, с конвоем по бокам, с рабочими муравьями между ними. Они шли чуть не в ножку по ровному краю миски, причем задние муравьи замечательно повторяли все углы поворотов передних, а крайние правые двигались, определенно равняясь налево.

Так продолжалось полчаса, час, два часа, пять часов, десять, тридцать, сорок…

Бессмысленный, но правильный, никчемный, но безудержный поход кочевников говорил об одновременно мудрой и тупой, инстинктивной основе поведения муравьев.

В то же время этот простенький опыт приоткрыл еще раз завесу над природой силы, которая тысячи и тысячи особей сплачивает в семью-колонну, действующую как единое целое.

ОМЕЛА, ЯБЛОНЯ И МУРАВЬИ

КРУПНЫЕ красные с коричневым или черным брюшком кровавые муравьи Формика сангвинеа вполне отчетливо отличаются от муравьев Формика фуска — заметно меньших и к тому же черных. Двухцветные сангвинеа и черные фуска весьма не похожи друг на друга. Поэтому сразу бросается в глаза, что вместе с крупными двухцветными во многих гнездах встречается иногда довольно много мелких черных муравьев, причем именно черные строят здесь ходы и камеры, ухаживают за личинками, кормят взрослых. Они кормят не только друг друга, но и двухцветных муравьев.

И вот еще что заметно: в гнездах вместе с сангвинеа могут находиться не только разные количества рабочих фуска, но и их куколки.

Находка чужих муравьев в гнездах кровавых муравьев сангвинеа — никак не редкость, однако и не правило. В гнездах же муравьев-амазонок вида Полиергус руфесценс чужие муравьи обнаруживаются неизменно.

Без чужих муравьев амазонки Полиергус не живут. Но и здесь бывают лишь чужие взрослые рабочие и куколки^ а личинок их никогда не находят.

Откуда же берутся в гнездах кровавых или амазонок чужие куколки и рабочие?

Чтобы найти ответ на этот вопрос, надо взять на заметку несколько гнезд сангвинеа или руфесценс. И вот что раньше или позже открывается взору терпеливого наблюдателя.

В один из теплых летних дней муравьи, выбегающие из гнезда, собираются группами и, сбившись в колонну, отправляются в поход.

В колонне может быть от сотни до тысячи, даже до двух тысяч насекомых. Скорость движения их зависит не только от условий местности, но и от температуры: чем жарче, тем быстрее идут муравьи.

В походе муравьи часто и на редкость ловко и быстро чистятся, протирая не только антенны и ножки, но и все тело. При этом очищаются дыхальца (иначе дыхание не будет свободным), сочленения тела и ножек (иначе подвижность членов ограничится), а главное, поры антенн (острота обоняния так важна во время охоты!).

Похоже, что направление марша определяется небольшими группами особенно энергичных насекомых, которые увлекают остальных своим примером.