Конго Реквием - Жан-Кристоф Гранже

Во время поездки из аэропорта он постарался в сжатом виде изложить всю историю Лоику: полный провал. Но больше всего Эрвана мучило другое: предстоящая встреча с Мэгги. Он не мог решить, какой линии придерживаться. Обнять ее? Надеть на нее наручники? И то и другое? Или больше никогда ее не видеть.

Он сделал себе кофе и включил мобильник. Уже куча звонков. На третьем он прекратил прослушивать сообщения и только считывал соответствующие имена. Вся верхушка судебной полиции, важняки с площади Бово, главы кабинетов, советники, префекты… Даже Министерство обороны удосужилось позвонить. Полицейские профсоюзы тоже отметились, и директора GIGN[92], RAID[93], а также все прочие бригады в товарном количестве…

Эрван и не знал, что у его отца столько друзей. В СМС-сообщениях та же толчея: журналисты, блогеры, дерьмокопатели всех мастей лезли в давние знакомые. Он только задавался вопросом, откуда у всей этой шушеры его номер. Некоторые представлялись «соратниками», другие «старыми приятелями». Слыхом никогда не слыхивал.

Он уже решил, что не будет никому перезванивать. Поднял трубку рабочего телефона и расспросил девушку на коммутаторе: с этой стороны тоже начинался балаган. Он даже не поинтересовался списком сообщений, только дал инструкции: он не приехал, никто не знает, где он, его линия отключена на весь день.

Потом глянул на темный экран компьютера: сердце не лежало проверять почту, тоже наверняка переполненную, и уж тем более лезть в социальные сети или на информационные сайты, которые начнут теперь рассказывать невесть что и разносить самые грязные слухи. Он залпом выпил кофе, сделал глубокий вдох и вышел, чтобы, прежде чем увидеться со своей командой, отделаться от единственного обязательного пункта, визита к Фитусси.

Дивизионный комиссар ожидал его вместе с главой управления судебной полиции. Эрван поприветствовал их, выслушал краткие соболезнования, а потом выдал залп вранья: ни слова о рудниках и торговле оружием, тем более – о Кати Фонтана, только о разведывательной поездке в «Колтано», в которой он решил принять участие, чтобы ближе познакомиться с этим аспектом деятельности отца. Морван погиб от выстрела какого-то тутси, причем неясно, к какому лагерю данный тутси принадлежал. Он излагал этот вздор нейтральным тоном, используя канцелярское пустословие и присутствуя при этой сцене в качестве постороннего зрителя, словно выставив перед собой зеркало.

Полицейские слушали в молчании, а затем предложили еще более умеренную версию. Случайная пуля во время стычки между местной милицией и ополченцами – не уточняя, какими именно, и, кстати, о них никто вообще ничего не знает. Главным было снять с правительства Кабилы любую ответственность: сейчас не время портить дипломатические отношения с ДРК – в первую очередь следует заставить их проглотить бегство Эрвана вместе с гробом. Важно также дать понять, что Морван в данном случае поступил как сорвиголова, – чтобы не подумали, будто Франция не в силах обеспечить защиту своим гражданам. Из чего следует: как можно меньше деталей и никаких раздражающих слов, вроде колтан, MONUSCO, французская помощь хуту, названия этносов и так далее.

Говорил Big Boss, Фитусси только кивал с серьезным видом. Хозяин кабинета был не способен принять никакого решения. В управлении ходила шутка: «Если вам встретился на лестнице человек, который не способен сказать, спускается он или поднимается, значит вы столкнулись с Фитусси».

Эрван согласился с предложенным вариантом. В любом случае погребение отца будет сопровождаться прорвой почестей, пустыми речами, враньем, которые не имеют ничего общего с тем, каким в действительности был Морван. Не важно. Старик всегда полагал – справедливо или нет, – что он стоит над законами и людьми или вне их. Даже из глубины могилы он ответил бы всему этому официозу только презрением.

– Вам понадобится несколько дней, чтобы заняться похоронами?

– Я предпочитаю как можно быстрее вернуться к работе.

Начальство быстро переглянулось: если Эрван настаивает, он может снова занять свой пост. Мгновенный эффект. Он отсалютовал присутствующим, как бравый солдатик, и пошел к своей команде в общий зал бригады. Зайдя без стука, он обнаружил Одри, Тонфу и Фавини в разгар тайного совещания.

А еще сидящую в уголке Гаэль.

– Ты что здесь делаешь? – спросил он без предисловий.

– Тебя жду.

Он вопросительно глянул на коллег. И прочел в их глазах только потрясение при виде его худобы и синюшной физиономии.

– Это из-за истории с психиатром?

– Это чтобы узнать имя убийцы моего отца.

Знак остальным: «Оставьте нас». Ни у кого не было времени сказать что-нибудь теплое. Тем лучше. Когда дверь захлопнулась, Эрван уставился на младшую сестренку, съежившуюся на стуле. Сравнение с Лоиком не было лестным – для него. Братишка был мятым, как алюминиевая фольга, Гаэль же отлита из листовой стали, усиленной кадмием. Скульптура Бранкузи, изящная, гладкая и острая, столь же нежная при прикосновении, сколь опасная при столкновении.

– Кто убил папу?

– Виновник уже в ином мире, если тебе от этого легче.

– Ты его туда отправил?

– Да.

– Кто это был?

– Один полковник-тутси, который перешел на сторону конголезской армии.

– Как его звали?

– Тебе-то какое дело?

– Скажи мне его имя.

– Лоран Бизинжи.

– Кто ему приказал?

Эрван вздохнул и взялся за стул. Лоик, желающий научиться стрелять, а теперь сестрица, строящая планы блицкрига против Катанги. От такого приема у него отчасти потеплело на сердце: такие же психи, как всегда.

– Все произошло за семь тысяч километров отсюда, – проговорил он. – В разгар войны, в мире, о котором ты и понятия не имеешь.

– Кто стоял за этим тутси?

– Века ненависти, два десятилетия войны и пять миллионов смертей.

– Ответь на вопрос.

Он посмотрел на Сену сквозь зарешеченные окна (решетки установили после самоубийства Ришара Дюрна[94] в 2002 году, причем на всем этаже). По сравнению с черными волнами Луалабы парижская река скорее напоминала гаргульи Бриансона[95].

– Я думаю, Бизинжи действовал по поручению некоего Трезора Мумбанзы, – сдался он. – Это генерал-луба из Катанги, который стал директором «Колтано» после смерти Нсеко. У него большие амбиции, как финансовые, так и политические.

– Почему он убил папу?

– Я же тебе сказал: деньги и власть. Нсеко был замешан в торговле оружием, и это для него плохо кончилось. Его убили в сентябре этого года. Мумбанза занял его место во главе «Колтано». И тогда же до него дошли слухи о новых месторождениях. Он решил, что может убить двух зайцев одним ударом: избавиться от отца-основателя компании и заполучить золотую жилу.

Эрван уловил тень угрызений совести в серовато-голубых, словно покрытая инеем лазурь, глазах сестры. Это она слила секрет рудников, вызвав гибельную цепную реакцию и подтолкнув Морвана к решению отправиться в Катангу. Все случилось по ее вине. По крайней мере, она должна так думать…

На самом деле она была ни при чем. Как и он сам. Никто не мог повлиять на участь Морвана – и уж тем более в его последней ипостаси: шестьдесят семь лет, сто с лишним кило, за плечами сорок лет африканских махинаций и кровавых тайных операций. Железный поезд, груженный черными мыслями, летящий на полной скорости в конголезский ад.

– А папа был замешан в торговле оружием?

– Ни в коей мере. Кстати, и Мумбанза тоже нет. Просто удобный случай.

Казалось, Гаэль укладывает каждый кусочек информации на отдельную полочку в голове. Что она задумала?

– А Мумбанза бывает иногда в Париже?

– Лучше я не буду отвечать.

– Бывает или нет?

– Хочешь взять у него интервью? Перепихнуться с ним? Поблагодарить?

Она надулась и промолчала. Эрван встал и начал прохаживаться вдоль окон. Он чувствовал себя подавленным и по-прежнему дрожал, несмотря на свитеры.

– Он регулярно наезжает в Брюссель, – ответил он наконец. – По словам отца, он большой ходок, любит белые киски и обзавелся своими привычками, когда бывает в Европе. Кто знает, может, ты с ним пересекалась по работе.

– Скотина!

Он пожалел о своем последнем замечании, но у нее был талант доводить его до белого каления.

– Извини, – сказал он спокойней. – Только не лезь в эти истории.

– Я недостаточно взрослая, чтобы понять?

– Это другой мир. Мир, который папа хорошо знал и законы которого молчаливо принимал. Я выбрался из этого кошмара и сделаю все, чтобы стереть его из своей памяти.

– Ты можешь сказать, какими именно привычками Мумбанза обзавелся в Париже? Можешь или нет?

Эрван встал перед ней, засунув руки в карманы.

– Черт, когда ты уже уймешься? – взорвался он. – Тебе не надоело доставать нас? Единственные передышки у нас бывали, когда ты валялась в психушке!