Комплекс Мадонны - Норман Богнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Где-то в глубине души Тедди рассчитывал, что мороз и лед уничтожат его страсть, убьют ее, растворят в застывшей пустыне бестелесного чувства, превратят в армаду обезглавленных импульсов, не имеющих общего направления; вместо этого он с тревогой обнаружил, что лед оставил эту страсть нетронутой, сохранил ее — зачем-то ведь мы замораживаем продукты? — в первоначальном виде.
Уже конец октября. Озеро замерзло. Черная стальная пленка покрывает береговую линию, и слабые лучи яркого солнца поливают светом поверхность; бесполезно, лед не растает. По застывшей поверхности вперевалку гуляют утки; спотыкающиеся и скользящие, они напоминают детей, впервые пытающихся покорить каток.
…Робби собирается учиться кататься на коньках на катке Центрального парка. Жена Тедди, Френсис, умерла два года назад; поверенный в делах стремится сгладить душевную травму — рядом какая-то женщина.
…Можно, я обвяжу себя подушками?
…Хорошая мысль.
…Возвращение домой; там они находят подушку и старый широкий ковбойский пояс. Робби готовится к предстоящему испытанию. Тедди не в силах сдерживаться. Он разражается хохотом. Ребенок с серьезным видом широко открывает глаза, подруга — дама, как она себя называла до тех пор, пока вечером, позже, не скинула всю одежду, — вежливо улыбается. Ее зубы только недавно покрыты коронками, поэтому улыбка получается осторожной, женщина опасается ветра, способного вызвать кровотечение из десен или ослабить крепление внешне великолепных мостов к цементным основаниям. По той же причине она отказывается от шоколада, который предлагает ей мальчик; движением руки в перчатке отстраняет и хрустящие орешки; коньки Робби задевают ее мягкие кожаные сапоги и отталкиваются. Отец замечает все. Он мысленно отмечает, что необходимо отплатить за подобную учтивость…
…Если я не справлюсь, то достану инструктора.
…Разве мы сами не справимся?
…Не знаю, как по документам, но ты…
…Робби слушает…
…Я сказала это как комплимент.
…Он прозвучал как сарказм.
…У меня никогда не было детей.
…И мужей?
… Разве только служебные.
…Без детей чего-то не хватает.
…Это счастье, которого я готова себя лишить.
…Каток набит детьми и закутанными взрослыми.
Развеваются шарфы; маленькие девочки делают неуклюжие повороты, и взлетают юбки. Часть прогуливающегося, но в целом постоянного неселения парка высматривает стройные ножки, облизывает губы и дает волю сдерживаемому воображению. Эти ножки еще слишком малы, чтобы их замечали надлежащим образом. Все психиатры отпускают причудливые бородки в духе Ван Дейка, говорят по-английски с хриплым немецким акцентом и сторонним наблюдателям кажутся более безумными, чем их пациенты. Нация пока еще невинна.
…Мои немного жмут.
…Пойдем, папа.
…Обвязанный подушками Робби, пересиливая себя, выходит на лед — самоизлечивающаяся жертва…
…Эй, торько я (со временем он избавится от ротацизма[37])…
…Только…
…Торлько я один с подушкой.
…Звучит «Вальс фигуристов», и начинаются типичные остроты Центрального парка…
…Отвяжите от меня подушку.
…Будучи освобожден, Робби начинает летать на крыльях Гермеса, и Тедди с изумлением следит за ним. У этого ребенка есть дар. Вероятно, печать богов, указывающая, что этому шестилетке предначертана карьера в профессиональном спорте. Позднее, много лет спустя, Тедди обнаружит, что мальчик хорошо справляется буквально со всем. Поставь перед ним задачу, и он ее выполнит. Но он никогда не превзойдет самого себя. Он никогда не станет первопроходцем. Приключение — если только оно не будет строго ограничено задачами — никогда не найдет дорогу к сердцу Робби…
…Горячий шоколад… вкуснотища…
…Он произносит вслух слово «вкуснотища» и потирает живот.
…Скучающая подруга в норковой шубе прогуливается, поддерживая кровообращение в ногах. Как позднее обнаружит Тедди, каждый ее ноготь — это совершенная фреска. Он смотрел, как она трудилась утром, — маленький скальпель, жидкость для снятия лака, палитра красок, кусачки, — Мария Кассат по части маникюра… это все происходило в его квартире…
…На кожаном диване начинают появляться дорогие предметы нижнего белья. Молочно-белое тело, которое ласкали тысячи рук. Умело примененные ароматы ванной. Великосветские королевские манеры. Вышвырнутая из всех лучших школ, устроившая пьяные дебоши в большинстве нью-йоркских первоклассных ресторанов. Фамилия, которая с надоедливым постоянством появляется в колонках скандальной хроники…
…Женщина достает свой набор выживания: спринцовку, массажер-вибратор, пояс-импликатор, хлыст — все необходимое для загородной прогулки. Она заходит в ванную, гордо потрясая своим оборудованием.
…Для чего тебе это барахло? Это что, от астмы? — спрашивает Тедди.
…Хлопает дверь, шуршит юбка, они выходят, щелкают задвижки, из-за приоткрытой двери доносится приглушенная ругань. Тедди, в махровом халате, готовый к десятираундовому поединку, стоит напротив женщины…
…Ты — дешевка. Ты обещал купить мне соболью шубу и «роллс-ройс».
…Это ты говорила, что я тебе куплю их… Но у тебя еще есть возможность.
…Цезура, по деликатности достойная самого Китса[38].
…Какая возможность?
…Ну, если ты будешь откладывать пособия по безработице…
Дверь хлопает с такой силой, что загадкой современной науки остается то, почему петли уцелели.
* * *— Весь день… — начинает Деб и осекается, устав вмешиваться.
— Да… весь день?
— Ты сидел и смотрел в окно.
— Я вспоминал разные события.
— Последний час ты улыбался. С тобой все в порядке?
— Да.
— Ты не проголодался?
— Нет. Но я бы с удовольствием выпил.
Ему передается стакан со слоем виски в три пальца. Деб тоже наливает себе немного, зная, что Тедди не любит пить один. На поверхности озера вспыхивают и гаснут огни.
— Джордж, знаешь, что я желаю? Больше всего на свете?
— Нет, чего?
— Чтобы я хоть как-то стала частью твоей жизни.
— Но ты и так уже часть моей жизни. Одна из самых важных…
— Я хочу сказать, частью твоей настоящей жизни. Той, которой ты улыбался. Для того чтобы стать настоящей для тебя, мне нужно превратиться в воспоминание.
— Ты живая, ты рядом со мной. Что может быть важнее этого?
— Нет, — у нее сжимаются губы. — Ты не допускаешь меня в свою настоящую жизнь. Она существует лишь в твоей голове.
— Я пытаюсь во всем разобраться.
Деб пожимает плечами, выпивает виски без особого удовольствия. В камин подкладывается новая порция дров.
— Чего ты ждешь?
— Я не могу этого осознать. Наверное, это покажется безумием, но я видел видение, призрак, сигнал… что-то в этом роде… — Он теребит бороду. Она перестала казаться непривычной, стала частью его личности.
— Твои волосы темнеют… Если хочешь, я могу их покрасить.
Она уверена, что полезные способности помогут ей определить отношения с ним.
— Я решил оставить их темными. Это была глупая мысль. Для того чтобы грим сработал, в первую очередь он должен обмануть того, кто им воспользовался. Надо сменить оболочку, а как сделать это? Сейчас я являюсь суммой пережитого раньше. Ни больше и ни меньше.
В три часа свет постепенно исчезает. Наросшие шипами на карнизах коттеджа сосульки кажутся зубами какого-то первобытного чудовища, чьи кости собраны в музее природоведения, и школьники смотрят на них, открыв рты и коверкая мудреные названия.
— В городе идет новый фильм.
— Правда?
Первый и единственный, который они смотрели, был про голливудских шпионов, попавших в Берлин и изображающих немецких и русских разведчиков и громил. Схватки дзюдо были по исполнению достойны начальных полицейских курсов, а повороты сюжета повергли в наркотический сон.
— Я лучше останусь. Но ты, если хочешь, можешь сходить.
— Не хочу оставлять тебя одного.
— Я почитаю… Все будет в порядке.
— Джордж… — Тон стал другим, полным обиды, умоляющим, взывающим к высшей справедливости. — Ты ничего не испытываешь ко мне… совсем ничего?
— Почему ты заговорила об этом?
— Мне иногда так одиноко…
— Мне тоже.
— Тогда почему же мы не можем быть вместе? Ты ведь находишь меня симпатичной… Ты сам говорил мне это неоднократно.
— Для меня это не будет ничего означать.
— Но для меня будет.
— Иди в кино…
Деб беззвучно пересекла комнату — призрак, видимый только тем, кто психически сильный, не Тедди. Щелкнул язычок замка, заскрипели шаги по снегу. Завелся двигатель — и вот он уже далеко. Над озером кружат ястребы, собираясь напасть на птицеферму на противоположном берегу. Над застывшей поверхностью гремят выстрелы, но ястребы кружат все ниже и ниже. Акт отчаяния. Истинный страх смерти заглушен позывами голода. Тедди вскочил с кресла-качалки… Он почувствовал, как внутри его что-то зашевелилось, должно быть, так чувствует признаки нарождающейся жизни беременная женщина. Тедди налил себе еще виски, но уже первый стакан ударил ему в голову. И вот снова… это шевеление слева в грудной клетке. Не болезненное, просто какой-то спазм, сопровождаемый сердцебиением. В комнате звучит чей-то голос, шепот, настолько тихий, что Тедди приходится напрячь слух, чтобы разобрать слова. Это пришла Барбара. Ее голос произносит его имя. В этом нет сомнений.