Воин Яровита - Василий Сахаров

Седрик обернулся к Густаву:

– Наши отобьют врага?

Ветеран, лицо которого было скрыто тенью деревьев, помедлил и отрицательно качнул головой:

– Не думаю. Венеды выбрали отличный момент для удара, и их слишком много.

– Так, может, нам пора уходить?

– Ещё не время, Зальх. Пусть все враги втянутся в битву, а то знаю я повадки этих дьяволопоклонников, наверняка в лесу полно дозоров и ловушек. Так что терпи, смотри, как убивают наших товарищей, запоминай это и мотай на ус, которого у тебя пока ещё нет. Глядишь, пригодится, когда сам полководцем станешь.

Юноша понимал, что Юнг прав. Однако его горячее сердце от обиды за своих земляков, которые попали в ловушку, рвалось из груди, а рука стискивала рукоять меча. Ему хотелось вернуться и ринуться в бой против язычников, но сделать это он так и не решился, а когда захотел подойти к краю опушки, откуда можно было чётче рассмотреть битву, Густав резко придавил юношу к земле и прошипел:

– Тихо… Бодричи рядом…

– Где? – полузадушенно выдохнул Зальх.

– Смотри…

Густав отпустил Седрика, и тот увидел, что вдоль леса к лагерю Фридриха Саксонского выдвигается огромная масса из людей и лошадей. Фыркали боевые жеребцы, позвякивал металл, и поскрипывали многочисленные повозки. Отряды хорошо вооружённых воинов двигались слаженно и быстро, но неожиданно они остановились. От мысли, что варвары заметили спрятавшихся германцев и сейчас рванутся на их поиски, живот Зальха скрутило, его сердце дрогнуло, и он пригнулся.

«Господи! – мысленно взмолился юноша. – Помоги!!!»

Впрочем, бодричей беглецы не интересовали. Они построились в боевой порядок, а потом вдоль их строя проехался крупный бородатый брюнет на мощном жеребце. Это был, без сомнения, вождь, немного позже Юнг сказал, что это сам Никлот. Полководец венедов приподнялся на стременах, оглядел своих воинов, рассмеялся и выкрикнул несколько фраз. Бодричи отвечали ему радостными криками, потрясая оружием, и продолжили движение к лагерю германцев.

Страх немного отступил, и Седрик смог выбраться на опушку. Вид на стиснутое лесами поле открывался великолепный, и молодой рыцарь стал свидетелем последней битвы Фридриха Саксонского со своими исконными врагами.

На окраинах лагеря кипели ожесточённые схватки. Остатки боевых дозоров и охранения встречали бодричей клинками и давали пфальцграфу драгоценное время собрать в кулак силы. В центре лагеря в это самое время строились наёмные пехотинцы, изнурённые сражениями ополченцы из сервов, немногочисленные стрелки, спешенные рыцари, знаменитые саксонские секироносцы, воздевшие к небесам деревянные кресты священники и несколько десятков конных аристократов из свиты пфальцграфа. Все они хотели выжить и были готовы сражаться. Однако подлые венеды не принимали правильного боя грудь в грудь.

Враги окружили войско германцев и замерли, после чего на католиков обрушились стрелы, арбалетные болты, сулицы, метательные топоры, дротики поставленных на повозки стреломётов и какая-то дьявольская огненная смесь. Зальх не понимал, что это, и его душа трепетала от ужаса. Да и как не бояться, когда происходит нечто необъяснимое? Из рядов бодричей вырывалось сразу несколько воинов, в руках которых находились какие-то камни или горшки. Враги кидали свои снаряды в германцев и сразу пять-шесть воинов оказывались охвачены огнём. После чего горящие люди размахивали руками, выбегали в поле и падали на землю, катаясь по ней.

«Что же это такое? – подумал Седрик. – Откуда у язычников такое оружие и почему бодричи не принимают правильного боя?»

Ответ Зальху был не нужен, он и так всё понимал. Венеды, во владения которых пришло войско католиков, получили помощь от самого Сатаны и берегли свою жизнь. Язычники знали, что они сильнее германцев, и были намерены уничтожить захватчиков всех до единого. А поскольку варвары находились на своей территории, то могли никуда не торопиться.

Обстрел шёл без остановки. Саксы, бавары, тюринги, фламандские наёмники, швабы, франконцы и искатели приключений со всех концов Европы умирали и падали наземь. Кольцо вокруг ставки пфальцграфа сжималось, и германцев становилось всё меньше. Фридрих Саксонский видел это и должен был что-то предпринять, и он не придумал ничего лучше, чем атаковать венедов.

Снова завыли сигнальные трубы, и отряды католиков, все вперемешку, выставив перед собой копья и щиты, начали наступление. Венеды же словно ждали этого. Они расступались перед германцами в стороны, а некоторые откатывались назад. Стрелы и дротики продолжали лететь в плотные колонны воинов пфальцграфа, которые пытались догнать врага и дорваться до рукопашной схватки. И когда строй германцев, наступающих по трупам своих товарищей, потерял монолитность, появился вражеский козырь. Дружный рёв тысяч здоровых глоток сотряс воздух, а затем из-за спины венедской пехоты показалась плотная масса тяжёлой конницы.

Впереди Зальх увидел всадников на белых жеребцах, тех самых, которые посекли отряд Рашпа. А за ними шла дружина Никлота, по крайней мере, так решил Седрик. Конница летела по лагерю, снося со своего пути всё, что ей мешало, и вскоре врубилась в панцирную пехоту пфальцграфа Фридриха. Резня была страшная, поскольку остановить напор венедских дружинников и храмовников могли либо германские рыцари, которые лишились своих лошадей, либо пикинёры под прикрытием стрелков. А поскольку ничего этого в распоряжении саксонского полководца не было, разгром его изнурённого голодом и невыспавшегося войска был очевиден. Зальх всё это осознавал и, глядя на то, что происходит на поле боя, решил не трепать себе нервы видом погибающих земляков и вернуться обратно в чащобу.

Он начал отползать назад, но задержался, так как случилось нечто, что привлекло его внимание. Один из саксонских отрядов, судя по знамени пфальцграфа, который реял над ним, явно гвардейское подразделение Фридриха, пошёл на прорыв и смог проломить оборону венедов. Секироносцы, орудуя своим грозным оружием, прорубили в строю язычников широкую просеку и, хотя все погибли, смогли выполнить поставленную перед ними задачу. Саксонские гвардейцы дали своему пфальцграфу шанс на спасение, и он им воспользовался.

От войска отделилось два десятка всадников, которые поскакали к лесу, и не куда-нибудь, а прямо туда, где спряталась группа Юнга, который увидел это и прорычал:

– Дьявол! Уходим отсюда! Живее! Бросьте всё! Бегом! За мной! Сейчас здесь будет враг!

Бросив мешки с бронёй, воины вскочили и помчались за своим командиром в глубь леса. Бежали долго, до тех пор, пока шум битвы не исчез и они не оказались на небольшой поляне. Здесь сделали короткий привал и, оглядев своих людей, Юнг недосчитался пятерых. Стремясь оказаться подальше от места гибели католической армии, он снова поднял воинов и повёл их на север.

Зальх шёл сразу за Юнгом. Он старался успокоиться и забыть всё, что увидел сегодня. Юноша не хотел вспоминать пронзённых дротиками рыцарей и горящих воинов, поскольку ему было стыдно за то, что они погибли, а он не смог им ничем помочь. Поэтому смотрел на заливающее древнюю чащобу ярким светом жёлтое солнце, на зелень величественных дубов и ясеней да прислушивался к беззаботному пению лесных птиц. И вроде душевное равновесие вернулось к нему, но мирное спокойствие лесной чащи оказалось обманом. Враги были рядом и не собирались отпускать беглецов.

Просвистев по воздуху, неизвестно откуда вылетела стрела, которая вонзилась прямо в правый глаз Густава фон Юнга. Рыцарь, не издав ни единого звука, вскинул вверх руки и повалился на спину, уже на земле он пару раз дрыгнул ногами и затих. Ветеран умер. Вокруг был лес, который сразу же из приветливого стал враждебным, а выхватившие оружие воины неосознанно сбились вокруг Зальха, и один из них произнёс:

– Господин Седрик, командуйте. Что нам делать дальше?

Одновременно с этим снова просвистела стрела, а за ней следом ещё две, и три германца повалились на траву. При этом по-прежнему никого не было видно, и тогда Зальх закричал:

– Бежим!

Опять страх мерзкой больной занозой колол его душу. Волосы на голове юноши, который чувствовал, что за ним наблюдают и в него целится невидимый стрелок, шевелились. Ужас гнал его вперёд, и в этот момент рыцарю хотелось замереть на месте и принять смерть как избавление. Однако он продолжал бежать, а доверившиеся ему воины, спотыкаясь и дыша, словно загнанные лошади, следовали за ним. Зальх тоже задыхался, плащ зацепился за колючие ветки какого-то кустарника и слетел, а ножны меча колотили по левому боку Седрика. Ноги налились свинцом, мозоли на ступнях лопнули и кровоточили, бурелом на его пути тормозил движение, но он всё равно бежал.

Как долго продолжался бег Седрика, сказать трудно, а остановился юноша лишь на берегу дурно пахнущего болота. Дальше дороги не было, и он упал на влажную землю около густого кустарника и замер. Немного отдышался и только тогда смог осмотреться. Перед ним болото. Рядом – буйная зелёная растительность и несколько разлапистых деревьев, а где-то невдалеке слышны перемежаемые звоном стали крики. Надо было что-то делать, и, воровато оглядевшись, Седрик решил скрыться от погони, которая наверняка идёт по его пятам, в болоте.