Воин Яровита - Василий Сахаров

– К бою! – разнёсся над строем пехотинцев чей-то зычный голос.

Наёмники выставили перед собой копья и прикрылись широкими щитами, Седрика оттеснили во второй ряд, к меченосцам. Сквозь щель между спинами людей юноша увидел наступающих бодричей. Он ожидал, что язычники тут же бросятся на германцев. Однако венеды остановились, и в немцев полетели невидимые на фоне тёмного неба стрелы, которых было много. Рядом с Седриком упал поражённый в шею воин, и юноша вскинул щит. В него тут же ударилась стрела, а следом ещё две. Затем в первой шеренге свалился копьеносец, и перед Зальхом оказался вражеский боец, пожилой мужчина в отличной пластинчатой броне и с шестопёром в руках.

Щит Седрика опустился, и его сотряс мощный удар. Левая рука словно отсохла, но юноша не обратил на это внимания. Бывает. Так и должно быть. Его клинок метнулся в тело врага, но тот с лёгкостью отбил выпад германца и снова ударил Зальха. Железный шестопёр с острыми гранями быстро проскочил над щитом германца и мог ударить благородного молодого человека в лицо. Это была бы мгновенная смерть, но каким-то чудом, не иначе благодаря Божественному проведению, Седрик смог уклониться, и оружие венеда лишь слегка задело его левое плечо. Острая резкая боль пронзила тело юноши, и он громко вскрикнул. Бодрич снова занёс своё оружие и приготовился добить врага, однако Зальха вовремя прикрыл кто-то из наёмников.

Снова Седрик оказался во второй линии и, стиснув зубы, попытался прорваться вперёд, навстречу врагам. Однако его оттолкнули раз, другой, а потом, по резкому сигналу трубы, бодричи отступили. Волна из облачённых в железо тел откатилась в темноту, и опять в германцев полетели стрелы, от которых Зальх прикрывался пробитым щитом. Оперённая летучая смерть пыталась добраться до него, но всё было бесполезно. Потом обстрел прекратился, однако венеды не наступали. Лагерь полыхал сотнями огней, и больше всего их было там, где находился обоз с продовольствием. Мука и крупы, масло и жиры, вяленое мясо и солонина – всё это превращалось в пепел или становилось совершенно непригодным для употребления в пищу. Отары овец и часть лошадей были угнаны коварными и нечестными врагами в лес. Так что, по сути, войско лишилось почти всех своих запасов продовольствия, которое по весне необходимо настолько, что продолжение похода ставилось под большой вопрос.

Молодой Зальх понял это не сразу и сначала едва не закричал о славной победе. Но, посмотрев на хмурые лица воинов и прислушавшись к их разговорам, решил, что если кому-то и присуждать победу, то бодричам, которые не собирались уничтожать войско пфальцграфа Фридриха именно в эту ночь. Венеды могли позволить себе неторопливость, ибо у них с продовольствием всё было в полном порядке, а войску католиков предстояло либо без славы вернуться домой, либо выйти на соединение с отрядами Хартвига фон Штаде и всё же взять Зверин.

До утра больше никто не сомкнул глаз. К лесу были выдвинуты сильные отряды наёмников, которых несколько раз обстреливали венедские стрелки. Рядовые воины собирали разбежавшихся по окрестностям лошадей и перебирали уцелевшие припасы. Остатки охранной обозной сотни вернулись к месту своей стоянки, и Густав Юнг, недолго думая, ударил выживших молодых дворян мечом по плечу. С этого момента они стали настоящими рыцарями, и первое дело, которое поручил им командир, – это захоронение воинов своей сотни, а также сбор всего сохранившегося и не украденного язычниками оружия и доспехов.

Рассвет наступил как-то внезапно. Сначала от озера накатила волна тумана, и, спрятавшись в этой мутной пелене, бодричи нанесли ещё один удар по лагерю германцев, только в этот раз не от леса, а со стороны Рерика. Врага отразили, но опять с немалыми потерями.

К моменту, когда немного развиднелось, туман быстро рассеялся и солнце озарило окрестности своим ярким светом, мёртвые воины были собраны, и полтора десятка сервов и возниц, которых венеды не тронули, стали рыть общую могилу. Мягкая земля, которую вспарывали деревянные лопаты, тёмными кучками вылетала из большой ямы на поверхность. Седрик стоял рядом, смотрел на тело Байзена, которому, будто свинье, вскрыли горло прямо в его палатке, и думал о том, что война, как и любое дело, имеет свою некрасивую сторону.

Словно чувствуя или понимая, о чём размышляет свежеиспечённый рыцарь, стоящий за спиной юноши фон Юнг окликнул его:

– Седрик, хватит смотреть на мёртвых. В этом нет ничего привлекательного. Грязь, кровь и вонючие кишки, о которых не поют в балладах. Иди сюда.

Зальх подошёл к Густаву. Следом появились Ребиндер и Лиделау. Ветеран смерил их суровым взглядом, кивнул на гору из оружия и доспехов, усмехнулся и сказал:

– Выбирайте себе мечи и броню по вкусу. Впереди немало боёв, и хорошее вооружение вам понадобится.

– Но это ведь не наше, – разглядывая окровавленные кольчуги и панцири, произнёс Ребиндер.

– Теперь ваше, потому что нашим друзьям на том свете железо ни к чему. Делайте, что сказал, и будьте готовы к тому, что вскоре мы продолжим путь.

Опытный Густав фон Юнг оказался прав. К полудню подошли отряды священнослужителей и наёмной пехоты. Фридрих Саксонский и его приближённые приободрились, и, когда войско схоронило несколько сот мертвецов, было приказано продолжить наступление на Зверин. Германские отряды выходили на широкую дорогу, которая шла вдоль озера, и Седрик фон Зальх, который так и не нашёл своего мерина, зато получил превосходный панцирь Байзена и его шлем, а также отличный стальной меч одного из воинов, зашагал на юг. Только шли германцы не долго. Всего через пару часов они упёрлись в недавно построенную крепость, о которой никто не знал. Обходить её пришлось бы по оврагам и дремучим чащобам, а взять укрепление немедленным штурмом не представлялось возможным. Войско католиков остановилось, а ночью опять пришли венедские налётчики, и начался кошмар, который унёс новые жизни, и продолжался он до очередного рассвета.

Глава 26

Ветер бил в лицо и швырял в него морскую влагу. От соли кожу стянуло, волосы на голове слиплись и застыли колтунами, а глаза щипало. Стоять без опоры на палубе корабля, которая ходила ходуном, было невозможно. Дела наши плохи, и, отвернувшись от безумного и жестокого воздушного потока, я стал всматриваться туда, где должен находиться берег. Однако вокруг «Яровита», который вместе с «Кресом» шёл на соединение с основными силами моей флотилии, ждущими нас в тихой гавани на островке невдалеке от города Слейс, были только огромные темно-серые волны. Берега я не увидел и второго шнеккера, кстати, тоже.

Весенний шторм силой не менее семи баллов кидал «Яровита», словно он лёгкая пушинка. Воины, чтобы не вылететь за борт, привязались к румам. Дерево корабля, который не слушался руля, стонало и трещало. Ветер заглушал голоса людей, и казалось, ещё немного – и нам придёт конец. Грозная стихия разломит шнеккер пополам и разметает его на куски, а наши бренные оболочки станут упрямо цепляться за жизнь, но всё будет бесполезно. В холодной воде, да ещё на крутой волне высотой в трёхэтажный дом, никто не выживет, и, разумеется, наши родные так и не узнают, где и как экипаж боевого корабля принял свою смерть.

«Да уж, – двумя руками цепляясь за борт, подумал я, – вот и сходил ты, Вадим Андреевич, в поход. Теперь на корм скользким рыбёшкам вместе со всеми своими товарищами отправишься, а твои проекты, скорее всего, заглохнут. Векомир с волхвами и князьями будет биться против крестоносцев до последней возможности, и очень даже может быть, что первый серьёзный натиск отобьёт. Но потом всё равно будет поражение, ибо старик не вечен. Сука! Несправедливо это, но против природы не попрёшь. Разве только своего небесного покровителя о помощи попросить. Но услышит ли меня Яровит и сможет ли помочь? Не знаю. Однако попробовать стоит. Мне всё равно терять нечего, а варягам и киевлянам, которые увидят, что вождь не сдаётся, это будет примером. Неосознанно они станут равняться на меня и надеяться на спасение. А там, глядишь, буря утихнет, и кто-то сможет добраться до берега».

Рядом со мной, на карачках пробежав по палубе, появился Ранко Самород. Смотреть на него было страшно – лицо в белой корке, а глаза, словно у вампира или нечисти какой, красные и слегка безумные. Левой рукой он обхватил рум, правой схватился за мой толстый кожаный плащ, подтянулся и прохрипел:

– Смерть близка, Вадим! Я чую приближение Морены! Но прежде, чем мы погибнем, я хочу сказать, что ни о чём не жалею! Я рад, что ходил с тобой в походы, и доволен своей судьбой! И ещё я уверен, что мы попадём в Ирий и там обязательно встретимся! Может, у трона твоего Яровита или во владениях моего Святовида!

Самород усмехнулся, и корка на его обветренных губах лопнула. На миг они покрылись сукровицей, и снова нас накрыла солёная волна. Мы, словно псы, которые выползли на берег после купания, одновременно встряхнулись, и я сказал варягу: