Р.А.Ц. - В. Железнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это был настоящий боевой самолет, предназначенный для прорыва самых насыщенных систем ПВО, в режиме ли головокружительного огибания рельефа или на страшной высоте, где лишаются маневра ракеты с аэродинамическими управляющими плоскостями. Сорок пять тонн боевой нагрузки в максимуме — больше мог нести только 'Борей', но он был винтовым, пусть и мог летать на малом сверхзвуке. Два огромных внутренних отсека вооружения, снабженных теплоизоляцией и системой кондиционирования и обеспечивающих транспортировку и сброс вооружения на любых скоростях и высотах полета. Выполненные по новой технологии интегральные детали центроплана, все три, сложные ажурные конструкции трехстоечного шасси — и невероятной мощности бортовой вычислительный комплекс.
Исключенные из силового набора двигатели позволили провести ступенчатую замену на все более и более мощные и совершенные, в конце концов их вообще осталось только два вместо первоначальных четырех. Ядерные 'лампы' были младшими родичами могучего двигателя 'Южного креста', с той разницей, что имели неограниченное количество внешнего рабочего тела вокруг и более жесткие требования по безопасности. Нет, реакторы не стали абсолютной панацеей — можно было совершить пару-тройку кругосветок, но затем все-таки требовалась посадка и техрегламент. Впрочем, даже так руки летунам новые движки развязали очень сильно. Настолько, для Т-200 более не применялось понятие 'нормальная боевая нагрузка', термонагруженные кромки потребовалось облицевать специальной теплозащитой, а корпус на крейсерской скорости удлинялся почти на метр.
Все это было очень необычно. Самолеты такого класса гнездятся на очень ограниченном количестве аэродромов, и уж тем более, даже несмотря на военное время, не летают сами за своим вооружением. Каждый их вылет обуславливается важной, обычно стратегической задачей, целью, которую нельзя поразить иным способом, на всем протяжении их ведут разнообразные системы контроля и целеуказания, их берегут, как зеницу ока, эти хирургически точные инструменты большой войны стоимостью с какой-нибудь автозавод — и тем страннее было происходящее.
Аэродромные бомбовые подъемники быстро загрузили по двадцать восемь контейнеров в оба уже стоящих на рулежных дорожках красавца, и через несколько минут они растворились в небе. Техники то и дело качали головами — нарушались все мыслимые инструкции по безопасности и эксплуатации. Никто из них не заметил, что в бесфонарной кабине, взнесенной на высоту трехэтажного дома — никого не было.
В НИИ Спецавтоматики ночью было тихо и спокойно. Самых увлеченных сотрудников уже с час как сморил беспробудный сон на кабинетных раскладушках и диванах комнат отдыха, все три охранника работали с лекциями факультетов дополнительного образования, и потому необычную активность институтского сервера заметить оказалось некому. Тихо зашелестели разгоняющиеся накопители, индикаторы активности засветились ровным красным светом, свидетельствуя о предельной нагрузке на подсистему хранения данных. Разумеется, институтская компьютерная сеть никак не соединялась с внешней — физически не соединялась, причем были приняты специальные меры к тому, чтобы такое соединение установить было невозможно, начиная от собственного уникального протокола передачи данных до повсеместного аппаратного шифрования и физической несовместимости оборудования. Даже гораздо менее закрытые заведения, чем НИИ Спецавтоматики, вполне обычным считали размещение машин в многослойно экранированных комнатах со стабилизированными либо фальшивыми параметрами тока, коммуникаций — в трубах, заполненных нейтральным газом с контролем давления, рабочих мест сотрудников — в виде защищенных удаленных терминалов с доступом по виганд-карточкам, сетчатке глаза и пятнадцатизначному паролю.
Тем не менее, некий процесс задействовал львиную долю мощности подсистемы хранения данных. Почему-то он не вызвал тревоги у вообще-то параноидальной, регулярно и нерегулярно тестово атакуемой системы защиты. Канал, чем бы он ни был, был весьма толст, но и по нему гигантский пакет данных протискивался несколько часов. Только под утро, сторожко оглядываясь, тишина вернулась на свое место.
Тали скрипели. Скрипели безбожно и отчаянно, с нешуточным напряжением кантуя неподъемную тушу условно-мобильного реактора на платформу военного негабаритного транспорта. Восьмиосный БАЗ сгибал торсионы в полуприседе, но стойко держал страшную тяжесть исполинского серого цилиндра. Под намертво схваченным толстыми болтами массивным лючком простой черно-белый экранчик показывал радующую глаз цифру '100'. Наконец старший техник похлопал машину по боку бронированной кабины, словно коня по шее, и сунул планшет в безразмерный карман спецовки. Огромный транспорт медленно выехал из ворот и пристроился в середину в аккурат проходящей мимо колонны. При этом ревнула заводская сирена, и находившиеся в головной машине водители увидели 'забеги слоников' по учебной тревоге. Миновав несколько КПП, транспорт еще некоторое время следовал в составе колонны, а потом свернул на необозначенную бетонку — ухоженную, тем не менее. 'Ишаки' — большие автоматические военные грузовики, продолжили аккуратно идти за ведущей машиной, только пара камер на полминуты повернулась вслед БАЗу.
Главный интендант округа ругался. Он матерился изобретательно, с достойной кисти художника экспрессией, и ни разу не повторился за добрую четверть часа. Странно сложилась его судьба — до того, как одеть погоны, он был неплохим медиком, оттрубил несколько лет на 'скорой' — поэтому его ругательства изобиловали интересными околомедицинскими словосочетаниями.
— Да поразит того, кто составил эту заявку, рвота каловыми массами! Да чтоб ему говорить мешал твердый шанкр во рту! Тень дерьма больной собаки! Это же грабеж — самый натуральный грабеж! Клал я вприсядку на большие визы! Почти сорок процентов складов — с чем я останусь, когда на носу большие зимние учения? Благословенна та роса на суку, что утолит жажду этих грабителей трансректально! Даже заимей я желание выставить хотя бы половину по этой гомеопатической заявке — как, как, я вас спрашиваю, вывозить эту невероятную груду хлама? Рубор, тумор,…
Очередной замысловатый пассаж интенданта был прерван странным нарастающим гулом. В нем одновременно сплетались низкие басы — и невыносимо высокий вой, от которого мучительно заныли зубы. Только одна машина в мире могла издавать такой звук — и впрямь, выглянув в окно, интендант увидел весьма примечательное зрелище. Со стороны гор один за другим заходили на посадку пять, нет, семь, нет… — он бросил считать, сбившись — целая колонна сверхтяжелых грузовых 'Бореев'.
Проводив долгим взглядом первый садящийся самолет, от рева винтов которого мелко зазвенела посуда в горке, он сел за стол и обреченно придвинул к себе достопамятную двадцатистраничную заявку.
63
На исходе вторых суток дела шли совсем плохо. Укрепленный район медленно, но верно распадался на изолированные машинные анклавы, потерявшие всякую связь друг с другом. То и дело покинутые сооружения сотрясали взрывы, порой сама собой заводила короткую песню какая-нибудь автоматическая пушка или замаскированная турель. От непрерывных толчков линии кабельной связи были порваны, активность коры породила соответствующую активность атмосферы, и большинство диапазонов забилось мощными помехами. Странные явления, вызванные колебаниями магнитного поля, наполнили небо — многочасовые полярные сияния, огни и бледные вспышки, облака пылевой взвеси и фантасмагорические рои из мириадов призрачных тороидов, образующие удивительные подвижные фигуры — кружева, фракталы, объемные решетки, исполинские цветки и ажурную вязь из десятков тысяч геометрически правильных узоров. Неуловимой чуждостью веяло от этих стай, совершающих эволюции 'все вдруг', будто рыбьи косяки на мелкой воде. Гул пошедших вразнос земных недр сливался в один непрерывный скорбный хор, тянущий тоскливое 'до', осеннюю ноту умирания…
Убедившись, что стартовать не удастся — восстановление токосъемников шло медленно, постоянно отставая от графика, и вдобавок усугублялось все более и более сильными толчками, — командующий принял решение пережидать катаклизм под землей, в защищенных убежищах. Бункеры утратили былую несокрушимую надежность перед лицом неизвестного тектонического оружия, но эвакуироваться на поверхность было нельзя, в небе вороньими стаями кружили сотни тысяч небольших бубликов — мелких, в метр, подобий того, что едва не сокрушил РАЦ. Они жадно бросались на любое живое существо, находящееся под открытым небом, так что вскоре во всем УР не осталось ни одного красавца-оленя из заповедных рощ, ни одного суслика или белки, а сами бублики по-прежнему не поражались ни одним человеческим оружием. Даже микроволновые излучатели и лазеры ПКО, напластавшие ломтиками некродраконов, не смогли нанести видимого урона словно бы нематериальной субстанции бубликов.