Березовский и Абрамович. Олигархи с большой дороги - Александр Хинштейн

Попытка Березовского сменять кусочек Родины на долю в нефтяном транзите закончилась неудачей. Все мечты его о кавказской трубе вылетели – извините уж за каламбур – в трубу.

Кроме того, оказалось, что новый любезный друг пуще любого бизнеса почитает интриги и каверзы. Клянясь в вечной дружбе одним, он параллельно заключал союзы со злейшими их врагами; на Кавказе такое не прощалось. (Во время выборов чеченского президента, например, Березовский, ратуя на словах за победу Масхадова, одновременно отправлял в Грозный кипы наглядной агитации в поддержку Удугова. Один из этих исторических образчиков – календарик с удуговским ликом в неизменной папахе под девизом «Чеченский порядок» – сохранился у меня еще с той поры.)

Березовский мог наобещать с три короба, а потом ничего не сделать; ни копейки инвестиций в Чечню так и не пришло, хоть и клялся он на пару с Рыбкиным, что вот-вот бурным потоком хлынут сюда миллионы. Полным пшиком закончился и разрекламированный им проект по строительству в республике автосборочного цеха на паях с финской компанией Valmet. (С этой фирмой Березовский когда-то, на кровные денежки вкладчиков «АВВА», налаживал в Финляндии сборку «Жигулей».)

Вдобавок Борис Абрамович обладал еще одним существенным недостатком – он совершенно не умел хранить тайну вкладов. Стоило ему вручить кому-то хотя бы копейку, как об этом моментально становилось известно всей республике; Березовский очень любил при случае прихвастнуть своим великодушием и широтой души.

Подарив Радуеву золотые часы «Роллекс», Борис Абрамович тут же поведал об этом всем, кому можно – включая журналистов – обязательно акцентируя внимание на стоимости презента – 40 тысяч долларов; странно, что он еще и кассового чека при этом не предъявлял.

И о передаче Басаеву двух миллионов «зелени» наличными – просто так, в виде благотворительной помощи – Березовский распространялся направо и налево. (К этому жесту доброй воли мы еще вернемся.)

Очень живописно описывает манеры Березовского бывший президент «Южной нефтяной компании» Хожахмед Яриханов – тот самый, к кому зам. секретаря Совбеза безуспешно подбивал клинья. Весной 1998-го, когда Яриханов приехал на переговоры в Москву, Березовский отвел его в сторону и доверительно принялся вопрошать:

«…не знаю ли я, как распорядился Басаев теми деньгами в сумме 2 млн долларов, которые он ему дал на восстановление цементного завода в с. Чири-Юрт. Я ответил, что не знаю… Затем Березовский рассказывал мне, что он подарил часы „Ролекс“ Салману Радуеву, а тот их куда-то заложил, и ему пришлось их выкупать.

Я был раздражен этими разговорами и сказал: «Боря, кому ты что давал и куда это делось, меня не интересует, мне ты ничего не давал». Он тут же говорит: "А ты отказался, тебе предлагал Агапов (вице-президент Ингушетии. – Авт.)».

Действительно, весной 1997 года мы возвращались из поездки в Сочи… Агапов расспрашивал меня о жизни и когда узнал, что мой дом в Грозном разрушен, предложил от моего имени обратиться к Березовскому за помощью, но я отказался».

И – добавлю – совершенно правильно сделал; потому что иначе о подарке Яриханову в Чечне узнала бы каждая собака, и на этом карьеру его можно было б считать окончательно законченной.

Это был ровно тот случай, когда проценты оказывались дороже вкладов.

Впрочем, и Масхадов, и Удугов, и даже Басаев с Радуевым – людьми были сугубо прагматичными, исповедующими старый социалистический принцип: от каждого – по способности. Какой смысл было им отбрасывать протянутую руку дружбы; в хозяйстве – все пригодится; каждое лыко – в строку; надо просто трезво оценивать потенциал всякого конкретного доброхота.

Промысел, на котором в итоге сосредоточил свои усилия Березовский, не отличался особой чистоплотностью, но зато давал стабильный доход, как финансовый, так и политический.

Начиная с декабря 1996-го зам. секретаря Совета безопасности вплотную принимается заниматься освобождениями заложников.

Бич этот захлестнул Чечню сразу после исхода российских войск. Если раньше людей похищали исключительно с целью бартера (такса фиксированная: за одного федерала давали одного боевика), это был, так сказать, процесс натурального обмена, то теперь в права вступала новая экономическая формация. Отныне все решали исключительно деньги.

Так на исходе ХХ века в двух тысячах километрах от Кремля пышным цветом зацвела работорговля, о которой знали мы прежде лишь по пожелтевшим приключенческим романам – «я не Негоро, меня зовут Себастьян Перейра».

Почти ежедневно в республике стали пропадать люди, за освобождение которых с родственников требовалась немалая сумма. В случае отказа – жертву безжалостно убивали.

Купля-продажа живого товара превратилась в Чечне едва ли в не самый доходный промысел. Занимались им все, кому не лень – от бригадных генералов до мелких уголовников. Игра стоила свеч – цены на заложников росли со скоростью света.

После того как осенью 1996-го правительство Берлускони без звука заплатило за освобождение итальянского фотографа 300 тысяч долларов, рыночные котировки резко взлетели вверх. Размеры выкупа стали доходить до миллиона-двух; абсолютный рекорд был поставлен при освобождении ельцинского полпреда в Чечне Валентина Власова – 6 миллионов долларов.

Это был нескончаемый порочный круг, натурная модель вечного двигателя с чеченским акцентом. Бандиты воровали людей, получали выкуп, а на вырученные средства вновь похищали заложников. И самое главное – разорвать этот круг никто даже не пытался, скорее наоборот.

В этом кровавом бизнесе свою долю получали все: и те, кто похищал, и те, кто освобождал…

Наконец-то Березовский нашел долгожданную свою нишу – роль главного специалиста по освобождению заложников как нельзя лучше соответствовала его имиджу. Договариваться с бандитами во спасение человеческих жизней – ни чиновникам-чистоплюям, ни кондовым силовикам это точно не по плечу, такое под силу исключительно деловым людям.

Для успеха у Бориса Абрамовича имелись все необходимые слагаемые: официальные полномочия, с одной стороны, и неформальные связи с боевиками – с другой.

Уже после своего ареста герой Кизляра Салман Радуев, сидя в «Лефортово», так объяснял секрет эффективности Березовского:

«Если бы в то время нам всем боевикам, лидерам сказали, с кем бы вы вели переговоры, из пятнадцати действующих лидеров тринадцать назвали бы сразу фамилию Березовского. Потому что он дипломат. Понимаете, мы, чеченцы, не любим, когда на нас идут силой… Он наверное лучше знает чеченцев, понимает наш менталитет… Если бы у меня в руках сегодня были бы пятьсот солдат российских военнопленных, я даже сидя в тюрьме, если бы он написал мне бумагу, попросил бы освободить их, я бы всех освободил».

Первой громкой «миротворческой» акцией Березовского стало освобождение 22 пензенских омоновцев, схваченных бандой Радуева в декабре 1996 года. Четырьмя днями позже стараниями Бориса Абрамовича все они были выпущены на волю. Якобы совершенно бесплатно.

Сколь причудливо проходили переговоры его с Радуевым, явствует из свидетельств их непосредственного участника, зам. полпреда российского правительства в Чечне Михаила Денисова, летавшего тогда в Чечню вместе с Березовским:

«Когда я доложил Борису Абрамовичу о том, что мы садимся на дагестанскую сторону, он впал в ярость и стал требовать, чтобы вертолеты были посажены именно на чеченскую сторону. Происходила удивительная перепалка с землей, потому что летчики отказывались, но Березовский настоял. Сразу после посадки меня отвели в сторону и начали угрожать расстрелом, якобы за то, что мы так долго кружили. Березовский же, не обращая на это внимания, сразу направился в дом, где ожидалось прибытие представителя Радуева. Мне стоило немалых трудов уговорить представителей чеченской стороны меня не расстреливать: спасло лишь то, что я начинал работать при Лебеде, а это имя у чеченцев было тогда свято. В итоге меня помиловали».

Ничего себе миротворчество!

Подождите, но и это еще не все.

«Подъехал огромный кортеж и нас повезли в Новые Атаги, в ставку Радуева. Там уже ждали сотни вооруженных до зубов людей. Березовский с Радуевым удалились в комнату переговоров, я остался в предбаннике. Результатом этих переговоров явилось так называемое соглашение, которое печатали на разбитой какой-то старой машинке, типа „Ундервуда“. По этому соглашению следовало, что российская сторона обязуется в обмен на освобождение сотрудников пензенского ОМОНа передать любых 10 человек из того списка, который будет предъявлен впоследствии Яндарбиевым к российской стороне».

Если вы еще не поняли, объясняю: десять человек из «списка Яндарбиева», которых чеченцы требовали передать им в обмен на омоновцев, это вовсе не жертвы режима и узники совести. Все они были уголовниками, отбывающими наказания в российских лагерях, и выпускать их на свободу – было уж как минимум противозаконно.