Записки русской американки. Семейные хроники и случайные встречи - Ольга Матич

Великая могила. ГАРФ. Фонд В. В. Шульгина (открытка куплена в 1926 г.)

Мы вспоминали, как в тот раз она привезла с собой мешок модных карбонизированных конфет под названием «Pop Rocks», лопавшихся во рту. Оказывается, это я посоветовала ей взять с собой что-нибудь американское, чтобы развлекать россиян, начиная с коридорных в гостинице. Сидя на скамейке возле «Украины», мы с Аксеновым обсуждали «Метрополь», а Ася кормила Виктора Ерофеева, который пришел с Аксеновым, этими конфетами. Тому явно нравились громкие «взрывы» во рту, и он попросил горстку «Pop Rocks» с собой. Еще Ася запомнила, как в каком-то ресторанчике в Переделкине она попросила салфетку и получила целую скатерть, а Белла Ахмадулина, крепко выпив, взобралась на стол и стала на нем танцевать. Мы вспоминали поход на могилу Пастернака, когда Асе стало плохо, потому что на даче Беллы и Бориса Мессерера она надолго оказалась запертой в уборной – сломался ключ. Выразить почтение писателю ей не удалось: ее стошнило. Слава Богу, она успела отбежать. Ася знала, кто такой Пастернак, – еще маленьким ребенком она посмотрела фильм «Доктор Живаго». На сцене совращения Комаровским Лары Ася выразила свое глубокое возмущение, закричав во весь голос: «You lesbian, you!» – что значит это слово, она не знала. Комаровского играл прекрасный актер Род Стайгер (1925–2002), с которым она много лет спустя познакомилась, и потом любила острить, что хорошо знала «that lesbian». Когда она рассказала ему о первом своем впечатлении от его Комаровского, тот, конечно, смеялся.

Вася тогда был нашим московским проводником, а в 1991 году, в первые дни после путча, эту роль исполнял его сын Алеша. Сначала он отвез меня на свалку памятников вождям на Крымском Валу за новым зданием Третьяковской галереи, среди которых нашелся и один Ленин. В результате я узнала про новую Третьяковку и ее замечательную коллекцию авангардного искусства и потом водила туда своих русских и американских друзей, думавших, что там один соцреализм.

Увидев длинную очередь в «Макдоналдс» на Пушкинской площади, уже я сострила: мол, очередь в Мавзолей перекочевала к бигмакам, и добавила, цитируя Асю: «Ведь на Красной площади еще не удосужились установить отечественный „Ленинбургер“». Алеша рассказал, что, когда «Макдоналдс» только открылся, очереди в него были куда длиннее. Вывод: готовились к окончательному свержению коммунистов и переходу к капитализму. Теперь же, в связи с американскими санкциями после аннексии Крыма и начала войны на Восточной Украине, российские «Макдоналдсы» закрывают за «нарушение санитарных норм» – хотя работают в них россияне, а не американцы.

Александра Альбина родилась в больнице Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе в 1963 году. Александрой ее назвали по желанию отца. Асей ее зовут дома, а друзья называют ее Алекс. Она родилась вскоре после моих магистерских экзаменов в UCLA, где мы с Александром были аспирантами славянской кафедры. Через несколько лет он стал там профессором южнославянских языков, а я – русской литературы в Университете Южной Калифорнии. Когда Асе было всего год, мы поехали в Югославию: Александр писал там диссертацию. В Нови-Саде я познакомилась с Владимиром Матичем, что навсегда изменило мою жизнь.

В результате я несу пожизненную вину перед Асей. Александр настоял на том, чтобы мы развелись в Югославии; его белградские родственники нашли известного адвоката, который составил бракоразводный документ так, что некоторые обстоятельства были сфальсифицированы. Плохо разбираясь в юридическом дискурсе, я подписала этот документ – в полной уверенности, что в Америке он будет недействителен. Но, к моему ужасу, выяснилось, что он соответствует американским законам: Александр все продумал заранее, наказав не только меня, но и свою дочь. Владимир вскоре переехал в Америку, и Александр, пользуясь тем, что Владимир состоял в югославской компартии, угрожал затеять судебный процесс, если я потребую пересмотра условий развода, – несмотря на то что у него появилась новая семья. (Владимира взяли на работу в университет, когда в государственных учреждениях Калифорнии временно отменили присягу на верность США; среди прочего, присягающий заявлял, что никогда не принадлежал к компартии[331].)Лишь после смерти Владимира, когда у Александра не осталось возможностей угрожать мне юридически, я смогла восстановить все права. Разумеется, Асю травмировали напряженные отношения между родителями, осложнившие ее детскую жизнь. Владимира она любила, он ее тоже.

В семье Александра мужская честь по патриархальной традиции ставилась превыше всего. Я его обесчестила, и простить мне этого он не мог. Его мать недоумевала: «Как это она могла бросить моего сына, такого красивого и умного?» Александр действительно был красавцем, блестящим пианистом (он отказался от музыкальной карьеры незадолго до нашего знакомства), к тому же хорошо говорил по-русски. Когда мы познакомились, мне было всего семнадцать лет.

Еще не умея говорить, Ася, весело улыбаясь, подходила к незнакомым людям и что-то лопотала. С самого раннего детства она больше всего на свете любила животных, хотя ее собственная овчарка, жившая с ней у отца, укусила Асю в щеку: потребовались швы, остался небольшой шрам. Сидя в автомобиле у открытого окна, Ася лаяла на проезжавших мимо, а иногда рычала львом. Однажды, придя со мной и Владимиром в гости (хозяев она не знала), Ася встала на четвереньки перед дверью и, когда нам ее открыли, громко заржала. Тогда она уже ездила верхом, а потом стала настоящей лошадницей. Недавно мы были в Коктебеле, и она целыми днями скакала на лошади далеко в горах.

Мать и дочь (1967)

У Аси было несколько овчарок (теперешнюю черную красавицу зовут Бэлла) и два попугая: имени первого я не помню, а второго звали Peoples (Народы)[332]. Крылья у обоих были подрезаны, летать они не могли, и Ася гордо разгуливала с попугаем на плече. Оба в конце концов погибли; второй упал с балкона третьего этажа, но разбился не насмерть. Ночью он начал жутко кричать, и мы повезли его в лечебницу для экзотических животных, найдя одну, которая работала круглосуточно! Крик в машине был ужасающим; в больнице его положили в кислородную клетку, но назавтра он издох. Проявляя свой бурный нрав, Ася несколько дней громко хлопала дверьми. Были у нее и лягушки со змеями, и в один прекрасный день я обнаружила в своей постели питона: он завораживающе сбрасывал кожу. Хорошо, что я змей не боялась. Уже в университете Ася носила в кармане маленькую подвязковую змею по имени Амелия Эрхарт (так звали знаменитую женщину-пилота, пропавшую без вести в 1939 году). Были кошки (сейчас их две), рыбы.