Афганский шторм - Николай Иванов

Необходимое послесловие. Сердюкову и в самом деле через месяц присвоят воинское звание полковник. В 38 лет он станет генерал-майором, перейдет служить в штаб воздушно-десантных войск. К орденам «За службу Родине в Вооруженных Силах» III степени и Красного Знамени прибавится еще один Красного Знамени – за успешное освоение новой техники. Перспектива службы будет блестящей, но в 44 года Николая Ивановича уволят в запас. Во время одной из бесед с новым командующим ВДВ (после Сухорукова они стали меняться довольно быстро) тот грубо оборвет генерала, повысит на него голос, и Сердюков без обиняков скажет:

– Товарищ командующий, я не желаю служить под вашим началом. Прошу перевести меня в любое другое место.

«Другим местом» окажется госпиталь, где одного далеко не самого старого генерала в Вооруженных Силах уволят по состоянию здоровья. А у кого оно без изъянов в 44 года? Тем более среди тех, кто прошел Афганистан?

Обида будет резкой, генерал сменит номер домашнего телефона, практически ни с кем из бывших сослуживцев не станет поддерживать контактов. Работать устроится в организацию, занимающуюся экологией…

Глава 21 Сколько новых годов впереди?  – «Покарай Бабрака гром небесный ». – Моджахеды умирают за Америку . – Кто будет вязать кота?  – Лена Желтикова принимает бой . – Смерть «афганца номер один»

1 января 1980 года. Кабул

Бабрак Кармаль с товарищами праздновал победу. В первый день года были изданы первые указы нового руководства страны, а раз есть указы, значит, есть и законное правительство.

Брежнев и Косыгин в этот день отправили две поздравительные телеграммы: одну, в честь победы кубинской революции, – Фиделю Кастро – истинному кумиру Амина, чьей отваге и всемирной известности бесконечно завидовал Хафизулла, и вторую, с избранием на высшие государственные и партийные посты, – Кармалю Бабраку (перепутав в спешке имя с фамилией), свергнувшему почитателя Фиделя, всесильного афганского Сталина.

Сороковая армия праздновала Новый год в слякоти, стылости, при кострах – и то это только там, где запасливые тыловики захватили с собой на всякий случай в неизвестную дорогу дровишек. А где нет – шли командиры на поклон к артиллеристам: постреляйте побольше, освободите ящики для огонька.

В недостроенных афганских офицерских казармах сидел и «мусульманский» батальон, уже переодетый в советскую форму, подсчитавший свои потери и теперь просто мечтавший обсушиться и выспаться в тепле. Рядом, в нескольких метрах, высился разбитый, в черных дымных подтеках, но по-прежнему величавый и красивый Дворец Амина. Афганцы растаскивали из него последние ковры, кондиционеры, люстры, шторы, стулья. Во Дворце гуляли ветры, но зато там было сухо. Бабрак Кармаль отдавал здание под штаб армии, а пока он не подошел из Термеза, предлагал занять любому советскому подразделению. Однако Москва категорически запретила занимать не только какие бы то ни было помещения, но и пригодные для посевов поля. И врастала, вгрызалась, пласталась почти стотысячная армия на неудобьях, лепилась ласточкиными гнездами на склонах гор, втискивалась в ущелья [39] .

Единственным, кому не определяли места и не ставила никаких задач, был опять же «мусульманский» батальон.

– Вы свою задачу здесь выполнили. Готовьтесь домой, – отдали приказ Халбаеву. – Приготовьте списки награжденных, а пока каждый пусть напишет что-то типа воспоминаний из боевого опыта при штурме Дворца [40] .

Что ж, стыдиться военным было нечего: как войсковая операция ввод войск и штурм Дворца прошли вполне нормально, практически без потерь. Словом, военное ведомство свою часть программы отработало достаточно слаженно и организованно, теперь дело оставалось за Сусловым и Громыко: объясняйте стране и миру, что же все-таки и зачем мы сделали в Афганистане. «А славою сочтемся, ведь мы свои же люди…» [41]

От написания воспоминаний «мусульман» отвлек фотокорреспондент «Красной звезды» Алексей Ефимов, единственный журналист из центральной прессы, прорвавшийся в Афган в то время. Еще сам ничего не зная об обстановке, тем не менее по профессиональному наитию выделил именно этот батальон и предложил всем сфотографироваться. Особистов рядом не оказалось, и у Ефимова получился единственный снимок всего батальона – правда, уже без погибших и раненых. Да еще комбата нигде не смогли найти.

Халбаев же в это время получал приказ на возвращение в Союз, в родной Ташкент. Улететь быстро, тихо, незаметно.

И родилось после этого известия среди солдат и офицеров какое-то нехорошее предчувствие. Оно витало от солдата к солдату, от офицера к офицеру; представилось «мусульманам», что не долетит их самолет до Ташкента: слишком много они знают. Взорвется в воздухе – и исчезнет тайна батальона и штурма Дворца, развеется прахом: ничего не было, а что было – привиделось. И сразу до другого додумались: если бы операция не удалась и Амин ушел из ловушки, ударила бы по батальону Витебская дивизия. И тогда вообще на двести процентов был бы оправдан ввод войск: взбунтовавшийся афганский батальон охраны хотел сместить законное правительство, а Советская Армия, откликаясь на просьбы о военной помощи, защитила Хафизуллу Амина, разбив бунтарей до основания.

Роились слухи, предположения, но тем не менее сел 8 января в чрево Ан-22 «мусульманский» батальон. Задрожав, начала закрываться рампа самолета, отсекая людей от бетонки аэродрома – кусочка неба меж гор. Прощай, Кабул. Здравствуй, Родина?..

Необходимее послесловие. Батальон благополучно приземлится на военном аэродроме Ташкента. Прошел ровно месяц, как улетел он отсюда на юг, а опытный глаз уже замечал, что Ташкент стал, по сути, прифронтовым городом. Не оставляя пауз, беспрерывно гудело небо над городом – налаживался воздушный мост в Кабул, где 40-я армия требовала боеприпасы, технику, дрова, спички, гвозди, проволоку, водяные насосы, «буржуйки», комнатные тапочки, рукомойники и миллион других предметов для пусть пока и не нормальной, но хотя бы сносной жизни. На улицах Ташкента появилось значительно больше военных. В ворота военного госпиталя зачастили «санитарки».

Василий Васильевич Колесов из Ташкента прямым рейсом был переправлен в Москву. С аэродрома – к начальнику ГРУ, затем два часа на приведение себя в порядок – и к министру обороны.

Устинов усадил полковника напротив себя:

– Ну, сынок, рассказывай все с самого начала. Как действовали солдаты, как вело себя оружие? И вообще, что, на твой взгляд, положительного в действиях батальона, что отрицательного.

Во время доклада Устинов обратил внимание, что на плане штурма Дворца нет росписей Магометова и Бориса Ивановича.

– А почему не утвержден план? Вы что, действовали без согласования с ними?

Колесов перевернул бумагу.

– «План утвержден, от подписи отказались», – вслух прочел министр обороны надпись полковника. – Они знают об этом?

– Так точно, я написал это при них.

– Молодец, сынок. – Устинов встал, обнял Колесова, поцеловал. – Наше счастье, что оказался хоть кто-то решительным, а то наломали бы дров.

Когда через полтора часа Василий Васильевич вышел от министра, в приемной уже сидели несколько генералов.

– Ну, полковник, по стольку времени даже нас министр не держит.

– Извините, не по своей воле.

Впоследствии Василий Васильевич станет Героем Советского Союза, генерал-майором. Истинную его фамилию, к сожалению, я не могу назвать даже сейчас…

На базе «мусульманского» батальона будет сформирована десантно-штурмовая бригада, которая в 1982 году войдет в Афганистан и станет лагерем около Джелалабада, около эвкалиптовой рощи, которую, как сказали комбригу, в свое время посадил какой-то русский дипломат. Комбат Халбаев примет должность райвоенкома в Ташкенте.

Первого января Сухоруков Дмитрий Семенович для своих десантников передал с самолетами несколько елок, и Гуськов, обходя палатки и поздравляя солдат с Новым годом, говорил:

– Я вас сюда привез, я вас отсюда с собой и заберу.

– А когда вы возвращаетесь, товарищ генерал-лейтенант?

– Неделю-полторы, может, еще и пробуду, – накидывал на всякий случай несколько дней Николай Никитович, сам веря в более раннее возвращение.

Домой – это хорошо. И где за фляжкой спирта на десятерых, где просто за воспоминаниями, о доме сидела хуже всех обустроенная «десантура». А зачем колготиться разворачиваться, если на днях – домой. Да и по логике: ВДВ – они для первого прыжка, сделать основное дело. А остальное разгребать – на это есть «соляра» [42] .

Но Бабрак Кармаль уже говорил советникам:

– Вы меня привезли, вы меня и охраняйте.

Везли главу нового правительства из Баграма десантники, они же в первые минуты переворота взяли под охрану Дворец Народов, десантникам и сказали: поохраняйте пока, ребята, раз такое дело, а потом разберемся. Тем более что Афганистан буквально наводнился за считаные дни песнями против новой власти. Одну из них, записанную на магнитофонную пленку, передали прямо Бабраку.