Батый - Василий Ян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какой тебе аман? – сказал Ваула, тыча в лицо Бай-Мурату медную серьгу с отрезанным ухом. – Откуда эта серьга? Из твоей котомки! Кто нашим девкам уши резал? Кто насильничал? Кто пленных голыми на мороз бросал? Ты, собачий сын! Кого казнить за это? Тебя, стервеца!
Подбежала Прокуда, грозя кулаками:
– Что они с Булаткой сделали? К журавлю на колодце привязали, холодной водой обливали… Вот он – еле живой!
– Привязать разбойника к журавлю! – решил Ваула. – Да прибить к столбу гвоздем за ухо. Пусть знает, как сладко было нашим девкам, когда он им уши отрезывал!..
Подъехал Звяга на татарском коне:
– Что вы с этим супостатом возитесь? Кончайте его да на коней! Татар на погосте уже не осталось…
Спасенные из татарского плена окружили сторонников. Женщины и дети плакали от радости и просили хлеба. Сторонники отдали им награбленную татарами добычу, себе брали лишь коней, татарские кольчуги и оружие. Мужики присоединялись к сторонникам. Женщины решили пробираться с детьми лесами и малоезжими дорогами к родным погостам.
– Отдыха не будет! – крикнул Звяга. – Нас еще мало, надо замести следы, пока татары не хватились… Скорей вперед, рязанцы!
– Я с бабами не пойду! – твердо заявила Прокуда. – Поеду с вами!..
Она помогла посадить в седло Булатку. Сзади него сел Поспелка.
– Держи Булатку крепко! – наказывала ему Прокуда.
Она ловко взобралась на своего татарского коня и поехала рядом.
Светало. Тучи унеслись. Буря стихла, точно ее никогда и не было. Ярустово опустело. Повсюду валялись трупы убитых татар. Ни одной живой души не оставалось в погосте. Только собаки бродили безмолвными тенями между покинутыми избами да, чуя новую поживу, слетелась большая стая крикливых ворон.
Полукругом перед журавлем у колодца сидело несколько собак. Они смотрели, облизываясь, на привязанного к столбу полураздетого Бай-Мурата, который еще ворочал злыми глазами и бормотал костенеющим языком:
– Аман, аман!..
Глава четвертая
«Слышь ты!»
Субудай-багатур давал последние распоряжения сидевшим перед ним на корточках трем юртджи. Они внимательно смотрели в изборожденное морщинами и шрамами лицо старого полководца, боясь упустить хотя бы одно его слово.
– Важнее всего узнать… где собираются… новые отряды… длиннобородых…
– Понимаем! – шептали юртджи.
– Пленные знают… Заставьте их говорить…
– Заставим!
Субудай застучал кулаком по колену:
– Зачем ждете? Чего надо?.. Уходите!..
– Внимание и повиновение! – прошептали юртджи и попятились к выходу.
Субудай остался один. Он сидел, поджав ноги, на старой потрескавшейся скамье в углу, под образами.
Скрипнула дверь. Вошла, топая чеботами, Опалёниха, за ней Вешнянка. После того как Опалёниха спасла замерзшего сына Субудай-багатура, он всюду возил их с собой.
Сбросив на лавку заячью шубейку, Опалёниха засучила выше локтей расшитые рукава холщовой паневы и сполоснула руки под глиняным рукомойником. Перекрестив квашню, стоявшую у жарко натопленной печи, осторожно сняла наквашонник и сказала Вешнянке:
– Тесто поднялось! Месить пора…
Субудай посматривал на Опалёниху, на ее полные белые руки, равномерно опускавшиеся в тесто, на ее пышную грудь, перехваченную под мышками красным передником, и выпячивал сморщенные губы. Он достал из-за пазухи медную чашку и застучал по ней ножом. Вбежал старый безбородый нукер в запорошенной снегом шубе.
– Внимание и повиновение! – хрипло крикнул он.
– Принеси походные сумы красно-пегого коня! – приказал Субудай.
Нукер выбежал в сени.
Опалёниха приподняла тесто из квашни и со злобой бросила его обратно. Она подошла к оставшейся полуоткрытой двери и прихлопнула ее локтем.
– Дурень безбородый! – ворчала она. – Тепла не бережет!
Вешнянка шепнула Опалёнихе:
– Гляди, как одноглазый на тебя смотрит! Словно проглотить хочет…
– Тошно мне от него! – сердито отвечала Опалёниха.
Нукер вернулся, неся на плече кожаные переметные сумы, и опустил их на земляной пол.
– Развяжи!
Нукер распустил шнурки и сунул руки в баксоны.
– Зачем? – зашипел Субудай. – Что ты там оставил? Уходи!
Нукер отшатнулся и бросился из избы.
Субудай строго крикнул:
– Слышь ты! Слышь ты!
– Это он тебя зовет, – сказала Вешнянка.
Опалёниха не торопясь вытерла руки о передник и подошла перевалистой походкой. Субудай повторил:
– Слышь ты! Слышь ты! Вишнак!
Вешнянка подошла, робея. Субудай-багатур показывал на раскрытые сумы и старался объяснить:
– Давай! Мина! Давай…
Женщины переглянулись. Вешнянка опустилась на колени и стала доставать свертки. Опалёниха развернула сарафан из шелковой парчи, женские узорчатые рубашки, красные туфли с острыми загнутыми кверху носками. Субудай показал рукой Опалёнихе, чтобы она надела сарафан.
– Слышь ты! Скоро! – повторял он нетерпеливо.
Опалёниха пожала плечами:
– Да ты лучше, хан немилостивый, не меня, Вешнянку наряди! Куда мне такое княжеское роскошество.
– Угга! Маленьким не любим! – Субудай сердито затряс головой.
– Ишь какой хитрый! – сказала Опалёниха. – По-нашему заговорил…
Она отошла к печке, ловко накинула просторный сарафан, оправила тяжелые складки, вдела ноги в диковинные красные туфли.
– Сюда! Слышь ты, сюда! – шипел Субудай.
Опалёниха подошла. На скамье, на куске зеленой замши, лежали украшения из сверкающих алмазов, из переливающихся желтых, зеленых и красных как кровь камней. Субудай перебрал их, взял ожерелье из больших золотых монет, головную повязку из жемчужных нитей, несколько золотых браслетов и протянул их Опалёнихе.
– Скоро, скоро! – хрипло повторял он.
Опалёниха повела плечами, надела на шею тяжелое ожерелье, надвинула низко на лоб жемчужную повязку с длинными подвесками. Ее блестящие глаза лукаво посматривали из-под темных бровей на свирепого полководца. Опалёниха отошла в угол, горделиво приосанилась, подбоченилась и особой задорной походкой, как бывало в хороводе, проплыла по горнице. Вешнянка зажимала рот рукой и давилась от смеха.
– Вот, корявый леший, что надумал!
Субудай хлопал рукой по колену, впивался выпученным глазом в Опалёниху и нежно твердил:
– Кюрюльтю! Кюрюльтю!..[191]
Опалёниха остановилась посреди комнаты.
– Хватит! Побаловались! Пора блины печь! – сказала она сурово и хотела скинуть сарафан.
Субудай замахал рукой:
– Угга! Нет! Тибе! Слышь, ты! Тибе…
Он вдруг отвернулся, наклонился к окну и прислушался. На улице раздались крики: «Урусуты! Урусуты!» – и резкие удары в медные щиты.
Лицо Субудая стало страшным. Он громко застучал ножом по медной чашке, сгреб ожерелья, драгоценные украшения, сунул их в баксоны и, не глядя на женщин, вышел, ковыляя, из избы.
Обняв испуганную Вешнянку, Опалёниха прислушалась. Топот коней и крики монголов на улице быстро удалялись и затихли. Опалёниха выглянула за дверь:
– Все куда-то ускакали… Скорей, Вешнянка, собирайся! Теперь или никогда!
Быстрыми уверенными движениями она сняла парчовую одежду, свернула ее и бережно положила на скамейку рядом с дорогими украшениями и красными туфлями.
– Боязно! – шептала Вешнянка, торопливо одеваясь. – Беда, если изловят нас! Одноглазый нас не обижал…
– Не надо нам его роскошества!
Опалёниха поправила свою посконную паневу, натянула заячью шубейку, вдела ноги в чеботы, повязалась старым шерстяным платком. Вешнянка была уже готова.
– Бежим!.. Даст Бог, к своим доберемся!..
Женщины осторожно вышли из избы и плотно прикрыли за собой дверь. Около горячей печи громко вздыхала и пыхтела забытая квашня.
Глава пятая
В погоню за Батыем
Пронеслась по русской земле молва, будто на безлюдных развалинах сожженной Рязани упавшие колокола сгоревших церквей сами зазвонили… Передавали, что вечевой колокол вдруг поднялся из пепелища, повис в воздухе и загудел, сзывая рязанский народ на борьбу с татарами…
Рассказывали, что во многих местах всколыхнулась разгромленная Русь, что укрывавшиеся в лесах мужики собираются в отряды сторонников, что во главе их встал удалой витязь Евпатий Коловрат, лихой медвежатник, знающий лесные тропы, ходы и выходы, что его отряд уже не раз нападал на мунгальские разъезды и уничтожал целые отряды сильных супостатов.
Слыша такие разговоры, пахари и охотники, много лет промышлявшие в лесах, все, у кого рука не ослабла и глаза не померкли, стали поспешно привязывать подтужинами к дреколью ножи и обломки кос, точить на черном камне копья и рогатины и, засунув топоры за пояс, направлялись на перекрестки дорог разыскивать боевые дружины Евпатия-медвежатника.
Тем временем Евпатий Коловрат двинулся на север, по следам батыевой рати.
Примкнувших охочих людей Евпатий разбивал на десятки и сотни, назначал им атаманов и всем давал наказы, как биться с хитрыми и находчивыми врагами, к каким прибегать уловкам, как не поддаваться на татарские обманы. Едва ли треть ратников Евпатия была на конях. Но и пешцы не отставали от конников и быстрым шагом или побежкой делали большие переходы.
