Настоящий полицейский - Иван Прохоров

вспыхнуть грусть? Почему бы и нет – ведь снова получить, значит снова и потерять. Вот как это работает, если ты попадаешь в зацикленный ад. Только это вовсе не ад, ты себе просто льстишь. Это обычное дерьмо плоть от плоти напоминало всю его жизнь. Снова знакомое чувство вины, которое будет только крепнуть с годами и боль – острая, как цветочный запах материнских духов в этой комнате, будто она только вышла отсюда, как улыбка и серьезные глаза, глядящие в учебник. Снова чувство, с которым он прожил большую часть жизни, и о котором уже начал было забывать. Но кое-что мешало свести все в исходную точку. Он не виноват в бегстве Макса, и узнал, что мать все же любила его. Все это очень похоже на то, с чем ты сталкиваешься ежедневно. Слегка подпорченный подарок судьбы с опозданием на целую жизнь. И все же – если бы она осталась живой, что произошло бы там, откуда он явился сюда? И если бы он остановил брата, стал бы он снова тем, кем стал тогда?

Ответы на эти вопросы были фальшивы, в них чувствовалось какое-то противоестественное искажение, подстройка под все те же древние самооправдания, вроде попыток первобытных людей вытребовать что-то у богов солнца или дождя. Будто есть какие-то зрители, которые наблюдают за всей этой возней. Но все это иллюзия, обычный человеческий эгоцентризм. Уже случившиеся события должны снова случиться, иначе… Иначе в мире будет два Петрищева, а это как он понял – невозможно. Значит и Славика и Анну он спасти не сможет, значит все бесполезно. Славик не спрыгнет с шестнадцатого этажа, но его собьет машина или ему перережет горло другой наркоман в драке или когда он будет в отключке, чтобы забрать его дозу. Анна заболеет или попадет в авиакатастрофу. Так зачем же ты здесь? Защита от парадоксов? Игорь обвел взглядом пространство над собой, будто там над ним что-то летало, и сердито усмехнулся. Защита, значит? Двух Петрищевых быть не может, а двух Даниловых?

– Думаешь, ты самый умный? – Игорь вскочил. – А что ты скажешь на это?!

Он бросился на кухню, открыл ящик стола, схватил длинный нож с деревянной рукояткой. Все ножи в их квартире всегда были острыми – заслуга отца. Два любимых его занятия – точить ножи и натирать ботинки до блеска. Любой нож в их доме мог, как меч на лету рассечь пустую пластиковую бутылку.

Игорь посмотрел по сторонам, будто искал чего-то, затем бросился в свою комнату. Открыл дверцу шкафа с зеркалом, посмотрел на себя, улыбнулся.

– Мертвый полицейский? У одного из них была хотя бы надежда…

Игорь повернул голову, приложил нож к нежной коже на шее, почувствовал, как застучала кровь под острым лезвием.

– Давай посмотрим, что ты сделаешь! Как защитишься от этого парадокса? На этот раз никаких барабанов. Никаких пятьдесят на пятьдесят. Покажи, на что ты способен! – Игорь засмеялся, мышцы на его руке напряглись, вдавливая лезвие в яремную вену, он понял, что прямо сейчас сделает это резкое движение… Сделает.

На столе запиликал передатчик Макса.

Глава 19

Три коротких писка, сопровождаемых миганием зеленой лампочки – пауза и снова три писка. На какую-то долю секунды ему показалось, что пространство за зеркальной плоскостью, в которой отражался передатчик на столе, издевается над ним. Нож выпал из ослабевшей руки.

Передатчик, поставленный Вилли вертикально на учебник «Литературы», как крошечная могильная плита на постаменте, выдавал серию сигналов с миганием лампочки – точно таких же, как в зеркальной «реальности». Игорь подошел к столу, осторожно взял передатчик – он тотчас запиликал в руке, передавая вибрацию крошечного динамика под пластиковым корпусом.

Паузы были разными – иногда короткими, иногда растягивались секунд до десяти, но чей-то палец все нажимал и нажимал на клавишу на брелке, который он когда-то передал брату. И этот кто-то не мог находиться далеко. Игорь оглядел стены и потолок, будто они разом стали враждебными, затем вышел из комнаты, открыл входную дверь, шагнул на полутемную лестничную клетку и замер – очередная серия коротких сигналов захлебнулась после первого писка. Однако зеленый огонек выдал три положенных мигания. Игорь прикрыл за собой дверь, на этот раз сигнал совсем умолк, но лампочка продолжала мигать.

Игорь вернулся в квартиру, вошел в комнату. Сигнал тут же вернулся. Он открыл окно, не выпуская передатчика, высунулся почти по пояс, посмотрел на сияющую в ночи влажную отмостку, затем наверх. Над выступом бетонного наличника, обрамлявшего арочное окно, располагался выступ покрупнее – ящик-клумба второго этажа, а над ним – основание балкона третьего этажа. Скудный свет из окна под ним освещал бетонную плиту и вещи, развешанные для сушки на лесках натянутых меж выносных прутьев балкона. Справа – темная соседская комната, за ней свет из окна, печально падающий на усеянную желтыми листьями полянку палисадника до плотного ряда кустов, отделявших дорогу, а слева – темное окно комнаты родителей.

Игорь посмотрел вперед и уперся взглядом в дом, расположенный метрах в десяти через дорогу. Вспомнились слова Вилли «или ему недалеко было идти». Игорь разглядывал трехэтажный дом-близнец, отделенный от него лишь двумя рядами кустов, пустынной улицей и парой придомовых палисадников. Никаких тебе стен и глухих зарослей. Все прочие дома в округе находились либо дальше, либо располагались с торца, преграждая путь радиоволне множеством капитальных стен. А здесь ничего не мешает – Игорь в этом убедился, выйдя из квартиры – всего три глухие стены и сигнал уже начинал пропадать. А если Макс действительно не уходил «далеко» и всегда находился «рядом»? Конечно, прятаться в доме, где все соседи знали, что он исчез – фантастика, а что насчет дома напротив? Он никого не знал в домах по четной стороне улицы. Они жили, словно в разных странах. Удивительно, но у него было много знакомых, и тех, кого он просто знал в лицо во всех трех домах на их стороне улицы, но кто жил в таких же трех домах через дорогу? Он только сейчас обнаружил, что это было для него загадкой. Словно Вторая Радиальная улица, больше похожая на деревенский переулок