История - Корнелий Тацит

56. Присутствующие тут же утвердили это предложение. Сомнение у них вызывала дальнейшая судьба уцелевшей части вителлианской армии. Многие настаивали на том, чтобы уничтожить этих изменников и смутьянов, забрызганных кровью своих полководцев. Победило, однако, другое мнение: утратив надежду на спасение, вителлианцы станут сопротивляться с упорством отчаяния; гораздо выгоднее переманить их на свою сторону; достаточно перебить легатов легионов, а с остальными, исполненными сознания своей вины и стремящимися избежать наказания, договориться будет нетрудно. Приняв на первом собрании эти решения, заговорщики разослали по галльским провинциям своих людей, поручив им подстрекать жителей к восстанию, сами же продолжали по-прежнему беспрекословно выполнять все приказы Вокулы, дабы усыпить его бдительность и тем легче захватить его врасплох. Правда, нашлись люди, сообщившие Вокуле о том, что происходит, но подавить заговор со своими малочисленными и не внушавшими доверия легионами он все равно был не в силах и потому, окруженный ненадежными солдатами и тайными врагами, счел за лучшее действовать так же, как его противники, т.е. скрывать свои подлинные намерения. Он отправился в Агриппинову колонию, где застал Клавдия Лабеона154, который сумел подкупить своих сторожей и бежать из-под ареста (я уже рассказывал прежде о том, что Лабеон был арестован по приказу Цивилиса и выслан в племя фризов). Он уверял Вокулу, что пойдет на батавов и, если только ему дадут войска, сумеет заставить большую часть племени вновь вступить в союз с римлянами. Ему дали немного пехоты и всадников, но он не посмел даже приблизиться к батавам, а, увлекши за собой кое-кого из племен нервиев и бетазиев, стал нападать на каннинефатов и марсаков155, действуя исподтишка, не как полководец, а как разбойник.

57. Введенный в заблуждение коварством галлов, Вокула выступил против врага. Он находился недалеко от Старых лагерей, когда Классик и Тутор, под предлогом рекогносцировки продвинувшиеся вперед, встретились с вождями германцев и еще раз подтвердили прежде существовавшую между ними договоренность. Только после этого они построили лагерь и заперлись в нем со своими отделившимися от легионов войсками. Вокула заклинал их не делать этого, убеждал, призывал в свидетели богов. "Неужели вы думаете, - говорил он, - что Римское государство так ослабело от гражданских войн, что станет терпеть оскорбления от тревиров и даже от лингонов? Нет, у нас остались еще верные провинции и победоносные войска, осталась Фортуна, пекущаяся о нашей империи, и боги, готовые отомстить за нее. Довольно было одной битвы, чтобы уничтожить Виндекса с его галлами, а в старину - Сакровира и эдуев156; тот же гнев богов, та же судьба ждут и сегодня изменников, нарушающих договор о союзе. Божественный Юлий и божественный Август лучше знали ваш нрав: стоило Гальбе отменить подати157, как ненависть овладела вашими сердцами, с вас стали меньше взыскивать - и вы сделались врагами Рима. Отберут у вас все и разденут донага - вот тогда вы почувствуете себя нашими друзьями!". Эти полные ярости слова не произвели на Тутора и Классика никакого впечатления, и они продолжали упорствовать в измене. Убедившись в этом, Вокула вернулся в Новезий158, в двух милях от которого расположились и галлы. Центурионы и солдаты то и дело ходили к ним в лагерь, там их соблазняли деньгами, и они дали, наконец, обещание совершить неслыханное преступление: привести римскую армию к присяге варварам, а пока, в знак того, что они сдержат свое слово, убить или заковать в цепи легатов. Многие советовали Вокуле скрыться, но он не хотел отступать и, созвав солдат на сходку, заговорил с ними так.

58. "Ни разу еще, обращаясь к вам с речью, не был я столь полон беспокойства за вас и столь спокоен за себя. Я слышу со всех сторон, что смерть моя близка, и радуюсь этому, ибо среди бед, на нас обрушившихся, она одна сможет положить конец моим несчастьям. Но за вас мне и горько, и стыдно. С вами ведь даже не собираются сражаться, не для вас отныне закон оружия и право войны. Классик надеется вашими руками выиграть войну против римского народа, убеждает вас покориться галлам и присягнуть им на верность. Пусть ныне счастье отвернулось от нас и мы утратили былую доблесть, разве мало было в прошлом римских легионов, которые предпочли умереть, чем сделать шаг назад? Разве мало мы знаем союзных народов, обрекавших огню свои города, своих жен и детей и не искавших за их гибель иной награды, кроме славы и сознания выполненного долга? Запертые в Старых лагерях легионы перенесли невиданные лишения, но не дали ни запугать себя, ни соблазнить посулами. А ведь наше положение совсем иное: у нас есть не только оружие, солдаты и ограждающие нас могучие укрепления, у нас к тому же вдоволь зерна и запасы провианта, с которыми можно выдержать любую, самую долгую осаду. Денег вам тоже только что роздали немало, - вы можете считать, что получили их от Веспасиана, или думать, что их вам прислал Вителлий, но никто не усомнится в том, что вам дал их римский император. Если вы, победители в бесчисленных войнах, герои Гельдубы и Старых лагерей159, столько раз бившие врага, теперь боитесь открытого сражения, это, конечно, стыдно, но ведь мы можем отсидеться за нашими валами и стенами, можем разными способами протянуть время, пока из ближайших провинций не придут нам на помощь войска и отряды союзников. Не нравлюсь вам я - у вас есть другие легаты, есть трибуны, есть, наконец, центурионы и солдаты. Лишь бы только не разлетелась по миру чудовищная весть о том, что вы, покорно следуя приказам Цивилиса и Классика, вторглись в Италию! Или и это вам нипочем, и когда германцы и галлы приведут вас под стены Рима, вы с оружием в руках ворветесь в родные дома? Ужас наполняет душу при одной лишь мысли о подобном злодеянии. Неужто вы согласны нести караул возле опочивальни тревира Тутора? Идти в бой по сигналу, поданному батавом? Раствориться в разбойничьих шайках германцев? Как станете вы держать ответ за все содеянное, когда придется, наконец, встретиться с римскими легионами? Изменники среди изменников, предатели среди предателей, преследуемые гневом богов, будете вы метаться от тех, кому принесли присягу сначала, к тем, кому присягнули потом. О, Юпитер Сильнейший и Величайший, столькими триумфами прославленный за эти восемьсот двадцать лет160! О Рима создатель, Квирин161! Молю и заклинаю вас: если уж вы не дозволили, чтобы эти лагеря под моим началом сохранили всю свою неподкупную чистоту, не дайте хоть Тутору и Классику осквернить их; пусть римские воины либо не совершат преступления, либо быстро раскаются в содеянном и не понесут никакого наказания".

59. Среди слушавших Вокулу солдат одни были полны надежд, другие глядели в будущее со страхом, третьих мучил стыд, и речь легата вызвала у них самые разные чувства. Вокула удалился к себе и занялся приведением в порядок своих дел, готовясь вскоре покончить счеты с жизнью. Однако рабы и вольноотпущенники не дали ему оставить мир по своей воле, и ему пришлось принять тяжкую и позорную смерть. Убил его нарочно присланный для этой цели Классиком дезертир первого легиона Эмилий Лонгин; легатов Нумизия и Геренния сочли достаточным заковать в цепи, и лишь затем в лагерь явился сам Классик, украшенный знаками достоинства римского полководца. Но даже этот человек, привыкший ко всякого рода преступлениям, не нашелся, что сказать солдатам; он только прочел текст присяги, и все поклялись в верности власти галлов. Убийцу Вокулы Классик повысил в звании, остальных наградил в меру преступлений, совершенных каждым.

Тутор и Классик распределили между собой обязанности. Тутор во главе многочисленного отряда осадил Агриппинову колонию и привел к присяге не только жителей города, но и все войска, расположенные по берегам Верхнего Рейна. В Могунциаке трибуны и префект лагерей оказали ему сопротивление, первые были убиты, второй изгнан. Классик выбрал из перешедших на его сторону римских солдат нескольких самых подлых, приказал, чтобы они отправились к осажденным162, обещали им прощение и, приведя в пример самих себя, уговорили подчиниться новой власти. Если же осажденные станут упорствовать, велел передать Классик, пусть не надеются ни на что, кроме голода, цепей и смерти.

60. Верность долгу влекла осажденных в одну сторону, голод - в другую; верность долгу требовала, чтобы они помышляли лишь о своей чести и достоинстве, голод толкал их на путь преступления. Пока они медлили, съеденным оказалось и продовольствие, и то, что в крайних обстоятельствах его заменяет: лошади, волы, мулы, нечистые, отвратительные животные, употребляемые в пищу лишь в самой крайности. Под конец стали есть ветки кустов, корни, траву, пробивающуюся между камней163. Память об этой осаде, о муках, выпавших на долю римских солдат, и об их стойкости жила бы вечно, если бы осажденные не опозорили сами себя, послав к Цивилису делегатов с просьбой о помиловании. Парламентеров не стали слушать, пока осажденные не присягнули на верность галлам. После этого Цивилис, дабы захватить всю находившуюся в лагере добычу, прислал своих людей следить за тем, чтобы все деньги и поклажа, все обозные слуги остались на месте, а воины ушли бы из лагеря с пустыми руками. Ничего не подозревая, солдаты походной колонной дошли почти до пятого мильного камня, когда на них напали выскочившие из засады германцы. Лучшие из солдат оказали сопротивление и были уничтожены на месте, многие разбежались по округе, но германцы настигали их и убивали; остальные вернулись в лагерь. Цивилис громко жаловался на германцев, говорил, что они нарушили свои же клятвы, и возмущался их коварством. Притворялся ли он или и в самом деле не мог сдержать разъяренных германцев судить трудно. Разграбленный лагерь варвары забросали горящими факелами, и пламя поглотило всех, кто избежал смерти в бою.