Удачный брак - Маккрейт Кимберли

— А ты ему веришь?

— В этом вопросе верю. Зак — нарцисс. Я не думаю, что ему было интересно слушать о проблемах Аманды. Думаю, он четко дал ей понять, что она должна сама их решать.

— Это ужасно, — сказала Милли. — И что в сухом остатке?

— В сухом остатке я застряла с этим делом и с клиентом, от которого предпочла бы держаться подальше. Но я уверена, что единственный способ покончить с этим — снять обвинения. На лестнице остались окровавленные следы неопознанного преступника. А значит, там в тот вечер был кто-то еще. Кто-то, кто не вызвал полицию и вообще никак не проявился.

— Разумеется, это не означает, что твой клиент не убивал жену. Он тоже мог там быть или же мог кого-то нанять.

— Я понимаю, — сказала я. — Но даже если так, мне нужно его вытащить, если я хочу сохранить работу. Если только я не найду какой-то другой выход, например, что-то, что можно использовать против самого Зака. Чтобы воздать по заслугам, а самой соскочить с крючка.

Милли кивнула:

— Эта идея нравится мне намного больше. В любом случае тебе надо завязать с этим. Жизнь слишком коротка для подобной чуши. Поверь мне. — Она подняла с пола одну из папок и протянула ее мне, но не ослабляла хватку. — Это все, что мне удалось нарыть. Но я отдам ее тебе при условии, что ты больше не станешь заниматься частным сыском. Если понадобится, я найду кого-нибудь, кто поможет за просто так.

Я слишком быстро кивнула несколько раз.

— Разумеется, не стану.

Она выпустила папку из рук.

— М-да. Ты говорила то же самое и вчера. Лгать умирающим плохо для кармы.

— Да ладно тебе, ты не…

— Я умираю, Лиззи. — Ее лицо было серьезным, но спокойным. — Такова реальность. Это может случиться в любой момент. Так сказали доктора. Без обиняков. И не один раз. Они не просят привести дела в порядок просто ради прикола. Вся эта химия — минимальный шанс на успех. Возможно, мне даже станет хуже, причем быстро. Вот почему я слала тебе письма. Я хотела удостовериться, что успею поговорить с тобой… на всякий случай. Ты же знаешь, я всегда была готова хоть как-то облегчить тебе жизнь. После всего, что сделала твоя мама для меня, когда заболела Нэнси, это самое малое, что я могу. Но я всегда была посредником, и это полумера… — Она помолчала немного, а потом посмотрела на меня, сощурившись. Мое сердце заколотилось быстрее. — Что конкретно знает Сэм?

— Он знает о мошенничестве. О том, что у мамы случился сердечный приступ, — вяло проговорила я. — Но Сэм считает, что папа тоже умер. Так все думают…

— Ты всем рассказываешь, что отец умер? — спросила Милли, на ее лице застыли досада и ошеломление. — Все это время?

— Мне нужно было дистанцироваться от ситуации, — заявила я. — Ты же меня видела. Я была раздавлена.

Я правда была раздавлена, долгое время. Разумеется, я в итоге сумела вытащить себя из депрессии. Этого хватило, чтобы поступить в колледж, потом на юрфак, заводить друзей, выйти замуж. Как давно это было. Но все равно я позволяла Милли решать мои проблемы, словно бы так и осталась семнадцатилетней девчонкой, объятой горем настолько, что нет сил встать с кровати. И я не разговаривала с отцом вот уже восемнадцать лет.

За эти годы он прислал несколько писем. Не отчаянные мольбы, как можно было ожидать, не просьбы о прощении, не клятвы любви. Потому что это не в стиле отца. Он ничего такого не испытывал. Те несколько раз, когда он писал, он просто сухо рассказывал, как у него дела, механически, из чувства долга. Как будто он пытался оставить меня в игре на случай, если я пригожусь ему позже. Милли говорила, что он спрашивал обо мне конкретные факты. Хорошо ли я учусь в школе? Сколько я зарабатываю? Но никогда ничего обо мне как человеке. Он никогда не интересовался у Милли, почему я не приезжаю. Она четко это давала понять, всегда. Милли не хотела, чтобы я чувствовала себя виноватой.

— Но расстояние и полная амнезия — разные вещи, Лиззи, — продолжила Милли. — И вы с Сэмом женаты.

— Я знаю. — Сердце глухо колотилось.

Милли уставилась на меня и ужасно долго не сводила с меня глаз. Все мое тело горело, меня изнутри обжигал стыд. Да, я стыдилась того, что натворил мой отец. Но еще больше — своей неспособности взглянуть на это. Вместо этого я зарыла произошедшее поглубже, погребла под всеми остальными мыслями, которые пыталась силой воли вытеснить: о постоянных пьянках Сэма, наших долгах, карьере, пущенной под откос, несбывшихся мечтах о ребенке.

— Что ж, я могу и дальше притворяться, что он умер. Это твой выбор. Но без посредника все может стать иначе.

— Ты видела его в последнее время? — спросила я.

— Несколько месяцев назад. Я все еще пытаюсь навещать его раз в год. Он звонит с периодичностью раз в полгода. А в остальное время я получаю информацию от своих знакомых в Эльмире[13]. Твой папа все такой же сукин сын: три четверти дерьма, четверть очарования, только старый, — сказала она. — Слушай, я не защищаю его и не оправдываю его поступок. Начнем с того, что он не лучший парень на земле. Но в итоге он выйдет, может, года через три или через четыре. И что тогда? У нас свободная страна. Он может приехать к тебе.

— Мне так лучше.

— Ой ли? — спросила Милли, и тревога в ее взгляде обожгла мои собственные глаза.

Я отвернулась, когда наконец подступили слезы, и попыталась придать голосу твердости:

— Мы обе знаем — то, что он сделал в тот вечер, не было несчастным случаем. Он зарезал того парня, Милли. Мой отец убил человека. Да, он расстроился из-за мамы, но ты же знаешь, что я думаю? Отца куда сильнее злило то, что этот прохвост присвоил себе его денежки. Он хотел возмездия.

Милли подняла руки, словно бы сдавалась:

— Не исключаю. Слушай, я в этих скачках не участвую. Я не пытаюсь уговорить тебя простить его. Я здесь потому, что любила твою маму, а она любила тебя. Она всегда старалась, чтобы ты ощущала себя в безопасности и чтобы ты была счастлива. И я хочу, чтобы ты была счастлива. — Она протянула мне упаковку носовых платков, которую вытащила из сумочки, потому что я рыдала в три ручья. — Но как-то тебе это не слишком идет на пользу. Я не думаю, что тебе поможет, если ты будешь притворяться, что отец мертв. Даже на чуть-чуть.

Лиззи

11 июля, суббота

Я заехала на работу по дороге домой, намереваясь начать налаживать свою жизнь. Одну за другой я буду решать проблемы, которые пыталась игнорировать. Начну с декларации о доходах. Разберусь с ней, Заку нечем будет меня шантажировать, и я смогу покончить с ним и с этим делом. Убью двух зайцев одним выстрелом. Я надеялась в субботу найти Пола в офисе. Он часто приходил по субботам, как и многие юристы «Янг & Крейн» помладше. Признаться Полу в том, что я утаила информацию в декларации, было рискованно. Для начала нужно прощупать почву, поговорить на общие темы чисто гипотетически и как-то между делом ввернуть в разговор декларацию. Может быть, мне простят один промах, особенно после того, как Пол продемонстрировал мне свою слабость в лице Вэнди Уоллес.

В офисе «Янг & Крейн» было тише, чем я ожидала. В кабинете Пола свет не горел, но в приемной Глория печатала что-то с кислой миной, причем определенно злила ее отнюдь не работа в выходной день. Глория обожала сверхурочные. Я глянула на часы. Половина седьмого.

— А Пол еще вернется? — спросила я.

Она покачала головой и осуждающе надула губы, но продолжала печатать.

— Вряд ли, разве не понятно? — Она многозначительно посмотрела на меня. Почему нельзя вернуть старую секретаршу Пола? Общение с Глорией утомляет.

— Что ты имеешь в виду? — спросила я, стараясь не выдать своего нетерпения.

Глория перестала печатать. В этот раз, когда она подняла голову, на ее лице появилась лукавая улыбка.

— А он тебе даже не сказал? Интересненько, — протянула она самодовольным тоном. — Вэнди Уоллес. Они пошли выпить. Ну или что-то типа, — жеманно пояснила Глория. — Она ведь взяла то твое дело? Какая ирония. И это Пол, который считает, что у него есть право вести распутную жизнь, но при этом быть полицией нравов.