На руинах Мальрока - Артем Каменистый

— Он стал перерожденным? — заворожено произнес Тук.

— Да, — коротко ответила Альра. — Узнай об этом люди — убили бы сразу, не посмотрев, что это наследник барона… Но… Барон смог это скрыть: тайну знал лишь он и лекарь. Ну и жена его знала, вот только в подвале умирала она, в колодках — ей спину изорвали кнутом, и не давали воды. Барон умом тронулся, и ни с кем не разговаривал тогда, а лекаря из покоев мальчика не выпускали, и никому кроме него хода туда не было. Да и выходил он лишь под присмотром барона — тот следил, чтобы он ничего не разболтал. Мы считали, что мальчик по-прежнему сильно болен, и вот-вот умрет. Жалели барона, думали, что он обезумел от горя. А он и впрямь обезумел: глаза воспалились, покраснели, постарел сразу, ни с кем не хотел разговаривать и следы от слез вечно на щеках. Я думаю, он понимал, что произошло с сыном, и в нем, несмотря на безумие, боролись чувства отца, и чувства истинно верующего человека — хозяина своей земли. Он был хороший человек. Я думаю, вера в нем бы победила, дай ей время. Но времени не осталось. Хотя для перерожденных ранения головы опасны, но не для этого — наследник был необычным перерожденным. Очень сильным. Он быстро поднялся на ноги. Я не знаю, что происходило тогда в его покоях. Никто не знает. Знаю лишь, что в тот вечер, когда началось самое страшное, меня спасли Шобо и Ниф. В Межгорье любят держать при замках камнелюдов — у вас их называют горцами. Это не так: горцы обычные люди, а это не люди и не звери — камнелюды. Говорят, они здесь еще с тех времен, когда даже язычников не было. Их трудно приручить, но Шобо и Ниф попали к людям детенышами — барон купил их у предгорцев. Они любят детей — по-своему, но любят. Со мной и Альриком часто игрались, когда мы маленькими были. Их не надо бояться — они хоть и сильные, но добродушные и ленивые. А если зло и делают, то от послушания — приказание выполняя. Они очень послушны, если прирученные. Хотя иногда в спячку впадают, тогда уж приказывать бессмысленно. В Мальроке их держали вместо охранных псов — это очень престижно. Я никогда не слышала, как воют камнелюды, но в тот вечер услышала. Ниф и Шобо забились в угол и выли, глядя на донжон. Двери донжона были закрыты, и возле них не было охраны. И еще из него доносился непонятный шум. Я начала искать отца, чтобы рассказать о странном поведении камнелюдов. Но он нашел меня сам. Он был очень взволнован, и с ним были несколько воинов из дружины — в доспехах и с оружием. Он приказал мне уходить в деревню — там нам барон пожаловал два дома с арендаторами. С ним еще было несколько служанок и детей — он велел их забрать с собой. Еще сказал, чтобы я передала священнику, что он срочно нужен в замке. Велел передать ему дословно: «Плохо, что вас не позвали сразу». Я спросила: «Что происходит?», но он ничего не ответил. Сказал что-то про то, что надо тут кое-что срочно сделать. Ничего из его слов я не поняла — так и ушла. Больше я никогда не видела своего отца. Но его не видели и среди перерожденных. Я думаю, что он погиб, сражаясь с ними. Там, в донжоне, их, наверное, уже несколько появилось — зараза начала расползаться. Мертвым его тоже не видела… Говорят, трупы, которые были ни на что не годные, темные бросили в реку — их унесло в озеро.

— Это хорошо, что твой отец не опоганится, — утешил Дирбз. — Раз перерожденные выбросили его тело, значит он дрался как настоящий воин, и пал от многих ран. Они не берут сильно изрубленные тела, ты же знаешь.

— Да, знаю, — чуть ли не плача согласилась девушка.

Понимая, что Альру надо побыстрее отвлечь от тягостных воспоминаний, я поспешил перевести ее мысли на продолжение:

— Ты добралась до деревни? Рассказала священнику о просьбе отца?

— Да. Добралась. И рассказала. Священник, узнав о словах отца, побледнел и ушел сразу. Его я тоже больше никогда не видела. Мы провели ночь в деревне, не понимая, что происходит. Мне, конечно, не спалось, и я видела, как в замке загорелась угловая башня — она пылала до самого утра. Никто почему-то не тушил пожал. А перед рассветом пришел Альрик. С ним были Шобо и Ниф — на их шеях болтались обрывки цепей. От страха камнелюды разорвали железо, а стеной их не удержать. Альрик сказал, что они помогли ему выбраться из замка. Он сказал, что Мальрок пал — его захватили перерожденные, вышедшие из донжона. Тех, кто сопротивлялся, они убивали; остальных загоняли в конюшню. Он говорил, что они громко смеялись при этом. Ему удалось спрятаться под лестницей. Там его и нашли камнелюды — у них хороший нюх. Шобо и Ниф продолжали бояться и вели себя странно — увидев меня, потащили за собой, в сторону холма. Я вырывалась, но они опять хватали меня за руки и скулили при этом жалобно. Я подумала, что они не зря себя так странно ведут — предчувствиям этих верных сторожей следует верить. Сказала слугам и арендаторам, что надо уходить. Но никто не хотел меня слушать. Я начала кричать, угрожать им кинжалом, с которым никогда не расставалась. Меня поддержал Альрик, и мы сумели часть людей заставить пойти с нами. Едва отошли от деревни, как увидели, что со стороны замка скачут всадники. Их лошади двигались как-то странно, и камнелюды начали скулить еще сильнее. Мы решили спрятаться в саду, и правильно сделали: когда всадники ворвались в деревню, там раздались крики, и было видно, что кого-то бьют мечами. И смех доносился. Очень плохой смех. Не в радость такой. Когда всадники ушли из деревни, Альрик рискнул вернуться туда, но тут же прибежал обратно. Он был бледный и очень испуганный. Он сказал, что в деревне не осталось живых — всадники убили всех.

— Бежать надо было в холмы всем сразу. Эх… крестьяне лапотные, — вздохнул Арисат.

— Никто такого не ожидал, — заступилась за межгорцев Альра. — Мальрок самый сильный замок в долине, ему ничто не страшно. Говорят, когда пало побережье, демы его несколько месяцев в осаде держали: обстреливали из катапульт; насыпи делали; таран к башне подтащили. Да только ничего у них не вышло, и пришлось им осаду снимать. Да и нелегко в ту пору спасаться в холмах: лето только началось — ни грибов, ни ягод, ни оружия охотничьего. Мы там несколько дней скрывались, ели траву разную, корешки лопухов и ловушками птиц мелких ловили. Было так страшно, что даже костры не разводили — приходилось все есть сырым. Иногда к нам приходили другие спасшиеся, иногда мы сами их находили, когда спускались вниз, для разведки. Нет, в долину не выходили, но с краю виноградников наблюдали за перерожденными. Сперва мы надеялись, что они уйдут, затем помощь ждали. Еще мы заметили, что камнелюды очень нервничают когда приближаются перерожденные, и теперь не боялись перепутать тварей с обычным человеком. Поэтому нас становилось все больше и больше — мы не разбегались, как остальные, поодиночке: наоборот собирали людей вокруг себя. Однажды нашли раненного человека. Он был чужой, с другого берега озера пришел, на струге, с товарами, и умер вскоре, но успел рассказать плохое. Он говорил, что они не знали про падение Мальрока. Пришли мирно, к причалу, без оружия, и едва высадились, как на них напали. Его в драке столкнули в воду, потому и прожил дольше других — в суматохе сумел отплыть, а потом сил хватило добраться до леса.

— Получается, перерожденные захватили Мальрок и долину, но дальше не пошли? И никто не догадался предупредить дальние баронства? — уточнил Дирбз.

— Да, — подтвердила Альра. — Вначале все так и было. Все это из-за уединенности озерной долины. Мы поняли, что надо предупредить остальных. Надо, конечно, сразу было так сделать, но ведь мы не знали — думали, что такое повсюду происходит, вот и прятались в лесу. Долина Мальрока отделена от других владений Межгорья каменистыми холмами и дремучими лесами — в них никто не живет, вот и получилось, что соседи не знали о случившемся. Мы решили это исправить. Но не получилось у нас поднять остальных баронов. Куда бы мы ни приходили, нам нигде не верили. Чтобы Мальрок пал, переродился, и никто о таком не знал? С нас смеялись даже. Потом, наверное, жалели о том неверии… Не до смеха им стало, когда перерожденным стало тесно в нашей маленькой долине. …Рассветет уже вот-вот, а надо еще много рассказать. Давайте я буду не так подробно — зачем вам знать, что день за днем происходило?

— Хорошо, но только важное не пропускай, — согласился я.

Зрители недовольно заворчали — похоже, они готовы были хоть неделю слушать этот рассказ. Но Альра права — время не позволяет. История ее очень интересная, но с рассветом начнется новый трудовой день.

— Когда тьма взялась за остальное Межгорье, люди, бросая все, побежали в Ортар. Я не знаю, кто предупредил солдат, но они перекрыли горловину. Всех, кто выходил, они поначалу не трогали, а пропускали к Шнире, но при этом сопровождали. А уже там убивали, загоняя в овраг. Даже не разбирались, замазан ты тьмой или нет — церковный суд в случае нашествия перерожденных требует не щадить никого: так было решено еще после падения побережья. Но простые люди ведь не знали о таком законе — что нам за дело до приказов церковников? Мы, как и все, отправились туда же. Шли лесами, тропами — там, где не было дороги конным. Боялись попасться перерожденным — их шайки носились повсюду, и если такой попадешься, то последнее, что услышишь — нечеловеческий хохот. Аристократов они старались брать живыми, и увозили к темному алтарю, а остальных обычно сразу убивали. Мертвецы ночью поднимались и начинали бродить. Недолго бродили — высыхают они быстро, и силы теряют, но их было так много, что везде нам грозила опасность. По пути два раза нарывались, но, к счастью, на одиночных мертвецов — сумели справиться. Но одного из нас при этом ранили, и он умер. И старый Аван умер — не вынес лишений: ведь ходить приходилось много, а есть мало. Да и лето выдалось дождливым — простудился он. И ребенок одной из служанок простудился, и кашлял сильно — на его кашель и приходили поднятые мертвецы. Он потом умер тоже. Но я думаю, что мать его от страха задушила, когда он заплакал опять в опасном месте. Она потом вела себя странно, будто умом тронулась. Да все мы тогда себя странно вели — было очень страшно, и очень душа болела за родных и друзей. Отец… так и не знаю, что с ним… В горловине мы догнали большую группу предгорцев и людей, к ним прибившихся. Они тоже уходили в Ортар. Мы пошли дальше вместе с ними. Когда на выходе увидели солдат, то даже обрадовались — думали, что армия собирается очистить Межгорье. На нас смотрели странно, но поначалу ничего плохого не происходило. Нас расспросили, и, узнав, что мы из Мальрока, привели к офицеру. А остальные под охраной пошли к Шнире. Они думали, что их к броду провожают — даже те, кто был знаком с церковным приказом, не верили, что до такого может дойти. Офицер нас допросил, и из его вопросов я поняла, что мы не первые, с кем он разговаривает. Он знал про то, что творится в Межгорье даже лучше чем мы. Говорил, что отряд солдат уже посылали туда на разведку, но за горловиной он наткнулся на перерожденных. Темных было трое, а солдат полсотни, но те, смеясь, легко убили всех, отпустив лишь одного, наверное для забавы. Или не нужен им был — его в бою сильно искалечило. Офицер сказал, что это очень сильные перерожденные. Таких мало, но они очень опасны, и воевать с ними можно лишь очень высокой ценой — кровью придется заплатить большой. Уже потом мы узнали, что он прав был — здесь все зло шло от шайки небольшой. Почти вся она состояла из баронов их жен и наследников. Бывших, конечно — переродились они. Темные почему-то любили брать себе тела аристократов. Не знаю, почему. Были еще и другие, много других, но они не так сильны, гораздо глупее, и верхом никогда не ездили. А эти, хоть и переродились, но лошадей заставляли себе подчиняться. Лошади, правда, долго у них не жили — несколько дней езды, и падали. Вся долина до сих пор смердит от их туш — много коней здесь осталось.