Пятьсот лет спустя - Стивен Браст

– Даро, – ее величество обращалась к одной из фрейлин, как Кааврен помнил, элегантной и надменной леди лиорн, – ты слишком много себе позволяешь. Предупреждаю, твое положение при дворе окажется под сомнением, если ты будешь и дальше так себя вести.

– Неплохо сказано, – пробормотал Кааврен. – Интересно, что она ответит?

– Может, я действительно позволила себе лишнее, – ответил сильный, мелодичный женский голос, – надеюсь, ваше величество простит меня. Однако самоуважение значит для меня больше, чем деньги. Если мне придется что-то принести в жертву – пусть. У меня практически нет выбора. Ваше величество намеревается совершить несправедливость, и я не могу молчать...

– Несправедливость! – воскликнула императрица. – Ты жалеешь бедную, беззащитную девушку. Но она леди дракон и дочь наследника Дома Дракона. Если ты так ненавидишь несправедливость, то должна обратить свое внимание на обиды, которые ежедневно терпят те, у кого гораздо меньше возможностей защитить себя, чем у Алиры э'Кайран!

«Что это? – удивился Кааврен. – Они говорят как раз о том, что меня интересует! Мне повезло; буду слушать еще внимательнее, не упущу ни одного слова».

– Все сказанное вашим величеством справедливо, – продолжала Даро. – Тем не менее...

– Тем не менее?

– Слабая или сильная, она ведь, в конце концов, просто женщина. Она может чувствовать боль, а ваше величество уже подвергли Алиру э'Кайран унижению, когда по вашему приказу произвели обыск в ее покоях, и преступление ее – в том, что она привлекла к себе внимание, которое до сих пор было обращено на ваше величество. А теперь ваше величество намеревается уничтожить леди Алиру, направив против нее безжалостное орудие закона...

– Закона, который она нарушила! – вскричала императрица, и в ее голосе появились пронзительные нотки.

– Да, она нарушила закон. Древний закон. Многие считают его несправедливым, а иные бесполезным. Однако закон есть закон. И все же. С разрешения вашего величества я хочу отметить, что закон этот не древнее неписаных законов, которые определяют правила благородного поведения и использования могущества...

– Будьте осторожны, графиня! – воскликнула императрица. – Я предупреждаю вас!

– Поверьте, я близко к сердцу принимаю интересы вашего величества. То, что вы собираетесь сделать, не принесет вам ничего хорошего. Впрочем, как всем нам, кто служит вашему величеству. Не могу я равнодушно смотреть, когда вы навлекаете позор на себя и свой двор.

– Как вы смеете так со мной говорить?

– Я не смею молчать.

– А я не намерена снизойти до того, чтобы спорить с вами! Вы забываете свое место и то, какое положение я занимаю!

– Вы спорите не со мной, а с Честностью и Справедливостью – двумя сущностями, которые вне всяких рангов.

«Гром и молния! – сказал себе Кааврен. – Жаль, она лиорн. Будь она тиасой, клянусь, я бы немедленно на ней женился. А затем убедил бы его величество вернуть мне фамильное поместье. У нас родилась бы красавица дочь и управляла бы моими землями в качестве маркизы и чудесный сын, который как граф следил бы за порядком в ее поместье. А мы с Даро жили бы мирно и счастливо в Маунт Бли'аар. Пусть Империя делала бы что хотела, в то время как мы наблюдали бы каждое утро за танцами золотых солнечных бликов на склонах Рэдфейса».

Но если на Кааврена речь Даро произвела впечатление, то императрицу она не тронула.

– Графиня, – теперь голос Ноймы звучал холодно и пронзительно, – полагаю, для вас пришло время вернуться в ваше поместье, которое, подозреваю, нуждается в твердом и справедливом правлении.

– Как пожелает ваше величество, – последовал ответ, причем голос Даро оставался таким же спокойным и уверенным. – И все же я не сдамся. И заверяю ваше величество: перед отъездом позабочусь о том, чтобы весь двор узнал...

– Вы не сделаете ничего подобного! – Императрица была в ярости. – Ни с кем не станете говорить и вообще будете молчать. Вам надлежит покинуть дворец в течение часа. И если вы ослушаетесь – иными словами, нарушите приказ своего сюзерена, – вас немедленно арестуют за измену. После чего остаток жизни вы проведете в тюрьме, вспоминая этот злосчастный день. И если бы я была не столь милосердна, мне бы не следовало давать вам и такого выбора, поскольку вы его не заслужили. А теперь уходите!

– Мадам, я исполню ваш приказ, но прошу вас подумать...

– Прочь отсюда! – крикнула императрица.

Тут только Кааврен понял, какой он подвергает себя опасности. Он бросился к выходу и успел закрыть за собой дверь, прежде чем его увидели графиня или императрица. Капитан быстро прошел мимо гвардейцев, вдруг его осенила новая мысль. Кааврен остановился в приемной императрицы, повернулся и прислонился к стене так, будто уже некоторое время ждет.

В следующее мгновение появилась раскрасневшаяся Даро. Глаза ее, однако, оставались сухими, и она казалась спокойной. На ней было красное (цвет лиорнов), доходящее до пола платье, собранное на спине, с рукавами-буфами, и тренч – тоже красный, с изящным золотым шитьем. Распущенные каштановые волосы спадали на плечи, и от них отражался свет, словно их расчесывали легендарные пять тысяч раз. Она намеревалась пройти мимо Кааврена, словно не видела его, но он откашлялся, поклонился и сказал:

– Графиня...

Даро остановилась, нахмурилась и спросила:

– Капитан? Я тороплюсь.

– Ну, – флегматично проговорил он.

– Да?

– Если вы позволите мне сопровождать вас туда, куда вы направляетесь, то заверяю, я расценю ваше разрешение как огромное одолжение и честь.

Ее глаза округлились.

– Надеюсь, я не арестована! – Затем она тихо добавила, словно обращалась к самой себе: – Невозможно. Слишком скоро!

– Арестованы, мадам? Нет, честное слово. Скорее арестован я. Однако в действительности никому из нас такая опасность не грозит. Просто мне бы хотелось сопровождать вас исключительно ради удовольствия, которое я от этого получу. Если, конечно, мои слова, сказанные от всего сердца, могут вас тронуть, – вы меня заинтересовали. Окажите мне честь, разрешив сопровождать вас.

Она рассмеялась, хотя Кааврену показалось, ей совсем не смешно.

– Неужели, капитан, после стольких лет во дворце вы наконец стали придворным?

– Ах, ваши слова меня ранят, мадам. Я...

– Капитан, уверяю вас, я действительно очень тороплюсь. Мне необходимо незамедлительно заняться своими делами. Если вы хотите меня сопровождать, то у меня нет никаких возражений, однако мне нельзя терять ни минуты. Более того, капитан, по причинам, о которых я не могу говорить, именно сейчас я буду только рада опереться на сильную руку, хотя для вас лучше, если бы эта рука была не ваша.