Блокада - Сергей Малицкий

— Но волосы можно перекрасить, — заметил отшельник.

— Зачем? — не понял Филя.

— Чтобы никто не узнал цвета твоих волос, — объяснил аху. — Чтобы никто не узнал, что ты негодяй.

— Нет, — ответил мальчишка. — Не имеет смысла. Негодяй — это все сразу. Все не перекрасишь.

— Угу, — задумался отшельник, — Действительно. Только ведь кто-то тебе кажется негодяем, а для кого-то он — хороший… человек.

— Ерунда, — засмеялся Филя, — Мы как-то об этом говорили с Пустым, у него тогда голова болела, так вот он сказал, что бывает больно, а бывает не больно. И что некоторым, когда больно, нравится. Но боль бывает оттого, что кому-то плохо. Или чему-то плохо — голове, зубу, ноге, руке. Твое тело тебе говорит: мне вот тут плохо. И если тебе нравится, когда больно, это не значит, что твоему телу будет хорошо. Боль — это только плохо. Так что если негодяй для кого-то хороший человек, он все равно негодяй. А кому ты молился?

— Своим богам, — вздохнул Кобба.

— А боги у всех разные? — удивился Филя, — Хантик говорил, что бог один.

— Может, и один, — пробормотал Кобба. — Но с разными именами. Так ведь у богов могут быть и помощники, и подручные, и… разное. Собирайся, парень. Рашпик заглядывал, сказал, что, если мы долго будем собираться, он все съест один.

— Рашпик может, — забеспокоился Филя.

Светлые ели отдельно. Филя вообще думал, что они не выйдут: что им делать у девятой пленки? Когда Пустой выкатил из ангара машину, мальчишка гордо вытирал руки тряпицей. Еще бы: Пустой доверил ему проверить всю механическую часть, хотя всех проблем было — в заползшем между электролистками муравье. Машина, конечно, не могла сравниться с вездеходом, но для поездок по городу годилась. Кабинка на трех человек, за кабинкой — платформа с брусом посредине. Хотя нет, брус Пустой установил сам, чтобы было на чем сидеть.

— Ты думаешь, светлые сядут рядом с нами? — спросил Коркин Филю, подсаживая на платформу Ярку, которая все утро провела в стрельбе из самострела по пластиковой коробке.

— Пустой сказал, что они поедут в кабине, их как раз трое, — заметил мальчишка, — Нам главное — засветло вернуться. Тут ночью такое было…

— Я слышал, — кивнул Коркин. — Только не думаю, что придется возвращаться. Смотри, и светлые с мешками.

Мешки у светлых были смешными. Они и на мешки-то не походили — так, пластиковые коробки с ручками. Зато у каждого на поясе висели два таких же клинка, как у Ленты, и лучеметы с запасными батареями. Вот, значит, где девчонка вооружилась. А каменный клинок ей, стало быть, дал Лот. У него вроде бы тоже висело что-то похожее на поясе.

— Знаете, о чем я жалею? — пробормотал, продолжая что-то жевать, прихлебывая из глинки, Рашпик, — Рассказать некому. Некому рассказать все, что с нами приключилось. Ну Хантику можно. Но он не поверит. Или сделает вид, что не поверит.

— Я подтвержу, если привирать не будешь, — пообещал Коркин.

— И тебе не поверит, — махнул рукой Рашпик. — Ну вот скажи, разве можно поверить, что светлый способен превратиться в такой ужас, в который превратился Вери-Ка?

Толстяк растопырил пальцы, сделал страшное лицо и зарычал.

— Похоже, — кивнула Лента. — Только имей в виду — мы еще в Мороси, а вот некоторых, как рассказал мне Коркин, тень Галаду накрывает по всему Разгону. К тому же Лот не раз говорил, что чем ближе к огню, тем больше риск обжечься.

— Ерунда! — скривился Рашпик, — Это как порча, а порча к порченым пристает. При чем тут я? Ты просто не знала Вери-Ка! До баб он был охоч, это…

— Прикуси язык, — посоветовала Яни-Ра, осматривая машину. — Иначе я тебе его отморожу.

— Как это? — не понял толстяк.

— Вернись в ледяную пленку и высунь язык, — посоветовала светлая, — Увидишь.

— Да ну, — сморщил нос Рашпик, хотел глотнуть из глинки и вдруг выронил ее из рук. Среди разлетевшихся осколков оказался кусок льда!

— Видели мы эти фокусы, — прошипела Лента вослед севшей в кабину светлой.

— Садимся, — скомандовал Пустой, подталкивая оторопевшего Рашпика, — Кто свалится — побежит пешком.

Город, который еще вчера показался Филе негостеприимным, теперь вызывал ужас. Вопросов по поводу отсутствия костей после ночного пиршества ни у кого не возникло. На площади, которая с вечера была завалена трупами, с утра не оказалось даже пятен крови. Едва машина, место за управлением которой занял приободрившийся чернявый Йози-Ка, пересекла защитный периметр, разговоры смолкли как один.

— А ведь конец базе светлых, — пробормотал, обернувшись на обгорелые ангары и боксы, Кобба. — Такое без связи с Жагатом не восстановить. Ты слышал, парень? И с тросами воздушки все не так просто. Ордынцев, конечно, их беспилотники посекли в предгорьях, а вот горную базу они потеряли.

Филя ничего не ответил. Он помнил короткий и до странности спокойный рассказ Яни-Ра, что дежурившие на горной базе Вери-Ка и Твили-Ра уничтожили в предгорьях атакой беспилотных аппаратов орду вместе с ее главарем, использовали то самое хитрое и страшное изобретение Вери-Ка, который оказался не просто техником, а каким-то биотехнологом, но потом Твили-Ра передала, что нет больше и базы, и беспилотников, потеряна связь со спутником, в отсеках творится что-то страшное, все горит, но она успела заблокироваться в кабине. Затем связь прервалась, но тень Галаду на мониторе Йози-Ка рассмотрел. Воздушку пришлось остановить, пожертвовав Твили-Ра, но Тарану это не задержало.

— Человек не мог уцелеть, падая с такой высоты! — отстранение, словно думала о чем-то своем, повторяла Яни-Ра.

Машина ползла по серым плитам почти беззвучно, и все-таки светлые не могли слышать слов отшельника. Тем не менее Яни-Ра обернулась, посмотрела на аху через стекло кабины, но ничего не сказала.

— Здесь я шла пешком, — прошептала Лента, щекоча губами Филе ухо, — Боялась страшно, не знала, в какую сторону идти. Второй раз убегала: первый раз плохо кончилось. Полгода играла в паиньку. И пошла в другую сторону, в которой меня и не искали. Дошла до девятой пленки, шагнула, вспомнила все и…

— И… — устал ждать продолжения фразы Филя.

— Проплакала весь день, — ответила Лента, — Заблудилась. Так бы и осталась там навечно, но меня нашел Лот. Отвел к себе. Кое-чему научил. Кое-что рассказал.

— А кто он? — спросил Филя.

— Узнаешь, — неопределенно ответила Лента, — Если он захочет, чтобы ты узнал. Только вот я не знаю до сих пор.

— А ты уже не хочешь мстить светлым? — прошептал Филя.

— Мертвых не добивают, — прикрыла глаза Лента.

Четыре мили вылились в почти час неспешной езды по потрескавшимся каменным плитам. Вскоре Филя понял, что чем дальше к западу, тем выше становились здания и шире улицы. Значит, площадь с памятником вовсе не была центром руин. Он даже пытался вставать на брус, чтобы разглядеть, далеко ли тянутся развалины, но, несмотря на то что день был пасмурным, впереди все плыло — как над Гарью в жаркий летний день.

— Что ты там хочешь рассмотреть? — толкнула Лента локтем ерзающего мальчишку.

— Девятую пленку, — недовольно пробурчал Филя, — Пора бы уже. И не так уж жарко с утра, но от камня парит так, что ничего не видно, все расплывается.

— Дурак ты, Филя, — хмыкнула Лента. — Это и есть девятая пленка.

— Так она прозрачная? — вытаращил глаза мальчишка.

— Нет, — закрыла глаза Лента. — Она как зеркало. Как кривое зеркало. С этой стороны.

— Приехали, — объявила Яни-Ра.

Девятая пленка была лишь немногим выше зданий, и казалось, что она резала поперек не только улицу, но и сами здания. Филя спрыгнул с машины, поправил на плече дробовик и шагнул к колышущейся поверхности, в которой отразился он сам вместе с машиной и друзьями за спиной. С друзьями и со светлыми.

— Подожди, — окликнула его Яни-Ра.

— Я и не думал совать туда голову первым, — замахал руками Филя. — Я и так помню всю свою жизнь. Она маленькая пока. И в ней не так много хорошего было.

— Я не об этом и не тебе. — Яни-Ра была напряжена. Она смотрела на механика. — Там, после девятой пленки, все может измениться. Все будет не так, как теперь.

— Все будет так, как есть на самом деле, — сказал Пустой, — Если она и в самом деле возвращает память.

— Как есть на самом деле, не будет никогда, — отрезала Яни-Ра. — Хотя бы потому, что «на самом деле» у всех разное. И ты, пройдя через девятую пленку, прочитаешь собственное прошлое, а не чье-нибудь.

— Послушай, — Пустой опустился на край платформы. — Я пять лет прожил по соседству с вашей базой. Я сотни раз пытался поговорить с тобой, с Йози-Ка, с Рени-Ка, с Ве- Ри-Ка, со всеми. Как теперь выяснилось, вы держали меня на поводке. Сейчас он оборвется. Тебе есть что сказать мне До того, как я что-то узнаю сам?

— Того, что хочу узнать я, нет в твоем прошлом, — отрезала Яни-Ра. — Но ты должен знать: то, что сделал ты, или кто-то связанный с тобой, или кто-то, кому, может быть, этот кто-то пытался помешать, принесло столько горя моему миру, что никакая боль, нанесенная тебе, не восполнит даже его ничтожной части.