Огнеслава (СИ) - Марина Гамаюн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аскольд знал, его молодая супруга сейчас готовится встретить его. Вспомнился её полный тепла взгляд, осторожные касания руки, едва заметная счастливая улыбка и печаль, когда он был холоден с ней. Жена испытывает к нему нежные чувства, ей столько пришлось пережить по милости его семьи. Да и не горел её род желанием выдавать княжну за него. К тому же, разве Огнеслава не доказала свою преданность Зеяжску? Чего еще желать? В ущелье он дал слово заботиться о ней до конца жизни, дал сам себе. «Слово мое нерушимо…» — подумал Аскольд, остро ощущая вину перед супругой.
— Выйдите все! — приказал он. — Ждите за дверью.
Слуги послушно удалились. Оставшись в одиночестве, он пытался успокоить шум мыслей, освободиться от сомнений. С самого детства Аскольд обладал завидной способностью, запирать лишние, по его мнению, чувства на замок и если принимал решение, то никогда после не сомневался. Открыв небольшой золоченый ларчик, он достал обручальное кольцо и уверенно надел на палец. Пора. Его взгляд случайно упал на незнакомый кинжал в золотых ножнах. Князь удивленно рассматривал клинок. Кто-то нарочно оставил в его покоях? Похоже, это подарок, настолько он изысканно красив.
«Видимо кто-то из бояр запоздал с дарами к свадьбе, а слуга, не найдя меня в опочивальне, просто положил его здесь», — подумал Аскольд и не смог отказать себе в удовольствии взглянуть на лезвие. Он вынул кинжал из ножен, сталь блеснула вспышкой света, князь замер.
Неизвестно откуда доносилось тихое шипение, похожее на слова, произносимые змеиным языком. Глаза Аскольда остекленели, веки медленно закрылись. Из темного угла опочивальни вышла его копия с горящими алым пламенем глазами. Лицо Горана больше напоминало маску, холодное спокойствие, какое бывает лишь у каменных изваяний. Губы едва шевелились, извлекая звуки нечеловеческой речи. Приблизившись к Аскольду, он шевельнул руками. Тело брата поплыло в воздухе, опустилось на кровать и стало незримым.
Когда князь вышел в коридор, он выглядел точно так, как когда слуги оставили его. Освещая дорогу фонарями, его сопроводили к покоям княгини. Ни единая душа не заметила, что глаза государя пылают огнем. Смотря, они не видели.
Тяжелые двери захлопнулись за спиной Горана, он очнулся. Взгляд прояснился, на лице отразилось непонимание. Как? Как он оказался здесь? Почему он в покоях Огнеславы? Он не помнит, как пришел сюда. Помнит лишь, что позволил змею полностью завладеть своим телом. Зажмурившись на мгновение, попытался восстановить в памяти, что было после того, как он опустился на колени. Ничего! Пустота! Снова и снова он пытался вспомнить, но не мог. Ужас сдавил сердце, ведь он никогда раньше не устранялся от контроля, он не знал, что ничего не будет помнить. Вдруг он совершил поступок, за который потом проклянет себя?
Нет, это невозможно. Согласно любому из древних текстов, змей не может совершить то, что для единого с ним человека было бы неприемлемым, противоречило его существу.
Свечи золотили просторную опочивальню, рассеивая полумрак. Напротив, в длинной белой рубашке с золотой вышивкой по подолу и рукавам, стояла она. Косы все еще заплетены, но уже не перехвачены лентами, пряди золотистых волос мягко расплетаются у пояса. Кожа белая, как снег, а щеки залил румянец. Сердце медленно отмеряет удары. Тишина. Время тянется, словно тягучая патока. Сейчас объясниться не получится. Нужно уйти. Но как?
Удивительно, он совсем не ощущает присутствие змея, оставшись один на один со своими собственными чувствами. Она смотрит на него. Идет навстречу. Во рту пересохло. Кажется, Горан забыл, как дышать. Наверное, нужно признаться прямо сейчас. Мысли путаются, нужные слова не находятся. Поэтому остается лишь молчать, не отрывая глаз. Её взгляд будто что-то ищет в лице напротив. И видимо находит, потому, что Огнеслава поднимая руку, осторожно касается его щеки.
Знать бы ему, внутри юной княгини сейчас также царили смятение и нерешительность. С той лишь разницей, что она совершенно запуталась в собственных чувствах и ощущениях. Её пальцы, едва задевая кожу, двигаются вдоль лица. Он не отпрянул, не наградил холодным взглядом, а только затаил дыхание, опустил веки. Вчера она смотрела на мужа и чувствовала отстранённость, а сейчас с него будто бы слетела скорлупа и вновь обнажилась истинная суть. Стараясь не вспугнуть вернувшуюся связь, она осторожно потянулась вверх, коснувшись его губ своими.
Дыхание смешалось. Горан не ответил на её поцелуй, всё еще раздумывая, как начать разговор, но и не отстранился. Губы разомкнулись, ресницы дрогнули, а серые глаза взглянули в голубые с теплотой и лаской. Огнеслава почувствовала, как сердце отпускают сомнения. Нежность разливается в душе. Её руки скользнули по мужниному телу, обнимая, а сама она, склонив голову, прижалась к груди супруга. Вздох облегчения сорвался с уст.
— Я скучала, — прошептала она.
Горан не мог ни вздохнуть, ни произнести что-то внятное. Разве слова способны передать его чувства сейчас?
— Я тоже… — единственное, что сумел вымолвить.
Она улыбнулась и снова посмотрела на него.
— И ревновала, — призналась Огнеслава. — Думала, умру от одних только мыслей, что ты там с ней, а я здесь…
Он, наконец, нашел в себе силы решиться на то, чего желали душа и тело. Ладони прикоснулись к её бедрам, поднялись по талии и крепко обняли, прижимая к себе. Он уже понял, что не уйдет. И говорить сегодня тоже не выйдет. Довольно сомнений!
То, что он собирается совершить, возможно, низко, постыдно, но уже неизбежно. Не рассказав ей правды, это будет преступлением. «Но она моя… — подумал он. — Только моя! Я расскажу ей всё завтра. Обязательно расскажу! Потом, не сейчас…»
Рассудок умолк. Огнеслава пошевелилась, приподнимая лицо. Её глаза в сумраке опочивальни напоминают в омуты. Сердце колотится, как бешенное. Склонившись, Горан припал к её губам, как припадает к воде страдающий от жажды. Она ответила на поцелуй со всем пылом тосковавшего сердца.
«Моя…» — оправдывал он себя, когда поднял её на руки и нес на ложе. «Моя…» — думал, когда освобождал тело от одежд и расплетал косы. «Моя…» — прошептал, когда лег рядом.
Зимняя ночь
