Гадюки в сиропе или Научи меня любить - Тильда Лоренс

 – К моей одежде тапочки не подойдут, – фыркнул Ланц. – Или мне нужно ходить по дому в халате и с сеткой на голове, или же носить нормальную обувь.

 – Вот же шмоточник, – вздохнула девушка. – В кого ты только такой?

 – Зато девушке, которая будет рядом со мной, не придется за меня краснеть. Никаких рваных носков и застиранных рубашек, никаких затасканных ботинок. Я – сокровище. Находка просто для любой девушки-эстета.

 – Ох, и любишь ты себя, – усмехнулась Керри, подцепляя из коробки последний кусок пиццы, который Дитрих щедро оставил ей.

 – Не так сильно, как хотелось бы, но что-то к себе я определенно чувствую, – засмеялся Дитрих, откусывая приличный кусок от шоколадки.

 Никак не мог избавиться от своей дурацкой любви к сладкому. Это была его самая большая слабость. Как и любовь к кофе. Хорошему, крепкому кофе. Дитрих безумно любил этот напиток, но варить его не умел совершенно.

 – А ты? – закинула удочку Керри.

 – Что именно? – не понял Дитрих.

 – Ты ничего не хочешь мне рассказать?

 – О чём?

 – Кто та девочка, что приходила к нам домой и так неожиданно угодила тебе, принеся сладости. Давно её знаешь? Одноклассница?

 – Она – дочь директрисы. Знаком с первого дня в школе, но до того, как она тут появилась, мы почти не общались. Учится в параллельном классе. Раньше была влюблена в Паркера, – добавил с желчью в голосе.

 Сколько бы он не пытался отрицать, что его этот факт задевает, все открывалось человеку проницательному, как на ладони. Дитрих не мог спокойно думать о прошлом обоих. Ему казалось, что у Люси всё же было очень серьезное чувство к Эшли, а не мимолетная влюбленность. Подобная расстановка сил угнетала.

 Керри к последнему заявлению отнеслась на удивление спокойно, просто развела руками и спросила:

 – И что в этом такого?

 – Моя Люси была влюблена в твоего Паркера. Тебя не задевает тот факт, что Эшли вполне может попытаться наладить с ней отношения, чтобы досадить мне? Или ты даже не рассматриваешь подобный вариант развития событий?

 – Нет, – честно ответила Дарк.

 Дитрих шумно выдохнул, сдувая с лица прядь, выбившуюся из прически.

 Иногда Керри казалась ему излишне беспечной и доверчивой. Керри наоборот считала, что Дитрих слишком придирчив к людям и видит то, чего нет. В этом случае, однозначно.

 Дарк видела, как смотрела на её родственника та девушка. Это было похоже на её собственный взгляд в сторону Паркера. Такая же нежность и откровенная симпатия.

 – Ты – крайне наивна.

 – А ты – излишне подозрителен.

 – Скажешь, это плохо?

 – В умеренных количествах – неплохо, а у тебя почти паранойя.

 – Просто я уверен: большинство людей – лицемерные твари. Ты с этим не согласна?

 – Мне хочется видеть в людях хорошее.

 – Мне тоже. Но чаще я не вижу.

 – Просто не те люди попадаются.

 – А где искать тех?

 – Не знаю, – честно призналась девушка. – У нас с тобой разные понятия о хороших качествах, так что советовать ничего не стану, а то в итоге мне же и достанется.

 – Это точно, – согласился Ланц.

 Разговор о Люси снова вогнал его в уныние. Только-только все вроде бы пришло в норму, но в глубине души все ещё жило то самое, саднящее чувство, именуемое беспокойством. Ланц и хотел бы поговорить с девушкой, спросить, как у нее дела, но её молчание даже не намекало, а открытым текстом говорило, что свидание на катке ничем хорошим не закончилось. Скорее всего, Кристина запретила дочери общаться с ним, и Люси послушалась. Она вообще всегда к мнению матери прислушивалась. И, в данной ситуации, это было справедливым решением. Дитрих все прекрасно понимал.

 Люси правильно говорила. Один против толпы – это просто красивые слова. Не все смогут выдержать такой психологический гнет, в процессе борьбы обязательно сломаются. Те, кто хитрее и изворотливее будут пытаться приспосабливаться к окружающей среде, а потом действовать по обстоятельствам, ведя подрывную деятельность изнутри.

 Ей было невыгодно прямо сейчас рвать отношения с матерью. Нужно было подождать хотя бы до окончания школы. И только потом проявлять характер, показывая, на что способна.

 Вопреки заявлениям Паркера, предрекавшего Ланцу противостояние с директрисой, Дитрих слабо представлял, во что может вылиться эта ситуация. Явно ничего хорошего в перспективе не рисовалось.

 От грустных размышлений Ланца отвлек телефонный звонок. Керри собиралась ответить, но Дитрих опередил её. Спрыгнул с дивана и резво подскочил к телефону, как будто ждал чьего-то звонка. Видимо, личность звонившего его разочаровала, потому что уже через секунду после того, как ответил на звонок, Дитрих скис. На лице отразилось ничем не скрытое разочарование.

 – Это тебя, – бросил небрежно, обращаясь к Керри.

 – Кто?

 – Твоя прелесть, – иронично пропел Ланц.

 – Курт? – недоверчиво переспросила девушка.

 – О, нет. Бери выше. Гораздо выше, – хмыкнул Дитрих, вскидывая руку вверх.

 Тем самым показывая рост своего невидимого собеседника. Тут не надо было обладать навыками провидца, чтобы понять: Дитрих говорит о Паркере.

 Сначала Керри не поверила. Посмотрела с подозрением на кузена, но тот и не думал шутить. По всему выходило, что он, действительно, только что разговаривал с Эшли, и теперь... Теперь разговаривать будет она. Как только переборет свою скованность, возьмет трубку из рук Ланца и скажет банальное «алло» или не менее банальное, но зато не настолько отрешенное «привет».

 Он пригласил её на прогулку. Просто так, без всякой на то причины. Погулять по городу и поговорить. О чем? Не важно. На любые темы. Керри согласилась. Даже мысли не возникло отказаться.

 Дитрих посмотрел на нее своим фирменным, хмурым взглядом, выдал многозначительно: «хоть кому-то в нашей семье должно везти с личной жизнью» и снова перестал обращать внимание на сестру. Отгородившись от внешнего мира наушниками и первой попавшейся книгой, взятой с полки. Разговорить его при всем желании не получилось бы. Если Дитрих не желал обсуждать какие-то темы, никто не смог бы переубедить его, заставить поведать о своих переживаниях. Он был скрытной личностью, о себе говорил мало, а, если вдруг проявлялся дар красноречия, то много, но не по делу. Больше лил воды, чем подробностей выбалтывал, и это было, на его взгляд, самым рациональным поступком. Пока собеседник знает о тебе мало, он тебе друг, когда много – у него в руках оказывается козырь, оружие массового поражения, и тогда дружба, несомненно, ставится под сомнение. Хочется проверить её на прочность. Самое мерзкое человеческое качество – стремление к власти, пусть даже эта власть над парой человек.