Надежда гардемарина - Дэвид Файнток
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут я подумал, что сам предложил ему считать меня временно старшим гардемарином. Как говорится, за что боролся, на то и напоролся.
— Ничего, ты еще не так пожалеешь об этом. Семь штрафных баллов после возвращения на корабль. — Как ни странно, после моего заявления он приободрился. И я тоже, хотя горло все еще болело. Допускаю, что спровоцировал тебя. — Я хихикнул. Потом вспомнил его ярость в офисе Пламвэла, и мне стало смешно.
Я катался по кровати, хохоча как безумный, рискуя снова вызвать гнев Дерека, но, глядя на меня, он тоже разразился смехом, и мы долго не могли успокоиться.
— Простите, сэр, но вы крестьянин, — сказал Дерек, когда приступ смеха прошел. — Вам незнакомо чувство собственного достоинства. — И все пошло по новой. Но в конце концов мир между нами был установлен.
— Пошли осматривать твое имение, аристократ. — Мы покинули комнату и быстро спустились по лестнице.
— Не забывай, как должен вести себя, — шепнул я ему, когда мы подходили к главному входу. В ответ он ткнул меня кулаком.
24
Вертолет летел над густой зеленой изгородью вокруг плантации. В сумеречном утреннем свете видна была легкая дымка от работавших дождевых установок. Центральную часть плантации мы уже видели накануне. И сейчас осматривали более отдаленные участки.
— Сколько вы выращиваете пшеницы? — громко спросил Дерек, стараясь перекрыть шум мотора.
— Много.
— А точнее? — настаивал Дерек. Фенн поджал губы. Я наклонился к нему:
— Назовите любую цифру. А то не отстанет.
Фенна покоробило мое бездушие, и он нахмурился:
— Зачем? Я скажу правду. Миллион двести тысяч бушелей, как всегда.
Дерек сдвинул брови:
— Разве это много? — Похоже, он вошел в роль. Фенн улыбнулся:
— Вообще-то немало. И еще шестьсот тысяч бушелей кукурузы. Кроме того, сорго.
— Очень хочется кукурузы, — сказал Дерек с идиотской улыбкой.
Я ткнул его в бок, опасаясь, как бы он не переиграл.
— В чем дело, Ники, почему ты меня толкаешь? Я надоедаю?
За «Ники» я готов был его убить.
— Да, Энтони! Слишком много вопросов.
— Ничего-ничего, — вмешался тут Фенн. Дерек торжествовал:
— Вот видишь, Ники? — Он повернулся к Фенну. — И все это принадлежит вам и мистеру Пламвэлу?
— Хорошо бы!
Фенн посадил вертолет на бетонную площадку рядом с большим зданием, крытым металлической крышей.
— Я работаю на мистера Пламвэла, а он всего лишь менеджер, — сказал Фенн и уже совсем другим тоном добавил: — Конечно, он прожил здесь почти всю жизнь.
— А где владелец? — поинтересовался я.
— Старик Уинстон шесть лет назад умер, а до этого долго болел. Первым хозяином был Рандольф Кэрр. От него плантация перешла к Уинстону.
— Я слышал, у него не было детей?
— Вы шутите? Целых пятеро. — Фенн открыл ворота. — Говорят, старший был непутевым. Я имею в виду Рандольфа-второго. Он доставлял старику массу хлопот, и пришлось отослать его на Землю в колледж. При жизни Уинстона он так и не вернулся.
Дерек весь обратился в слух.
— А собирается вернуться? — спросил я.
— Мы ждали его на этой неделе. Думали, хозяин останется с нами. Но он погиб во время полета.
— И что теперь будет?
Фенн указал на здание, у которого мы стояли:
— Это второй по величине завод по производству пищевых продуктов на планете. Он полностью автоматизирован, и управляют им всего три человека. — Мы заглянули внутрь. — Сын Рэнди, который родился в Нью-Йорке, тоже, говорят, находился на корабле. Здесь никогда не был и, само собой, ничего не смыслит в земледелии. Скорее всего, его опять отошлют на Землю учиться. Но точно мне почти ничего не известно. Мистер Пламвэл уже сделал распоряжения. До двадцати двух лет мальчишка не будет иметь никаких прав.
— А потом что? — В голосе Дерека зазвучала тревога. Фенн ухмыльнулся:
— Между нами, ребята, учетные книги могут оказаться к тому времени в таком состоянии, что мальчишке без мистера Пламвэла просто не обойтись.
Я улыбнулся:
— Кэррам, если им небезразлично имение, надо было жить здесь и самим вести дела.
Фенн посерьезнел:
— Вы тысячу раз правы. Скоро выйдет закон о таких владельцах, как Кэрры, бросивших свое имение. Разумеется, им сохранят право на прибыли, зато управляющие, постоянно живущие в имении, тоже получат права. И немалые. Право на управление, возможно, станет наследственным. Если…
— Погодите-ка… — не выдержал Дерек.
— Дерек, не перебивай!
— Но он.
— Опять ты нарушаешь приличия? — Я снова ткнул Дерека в бок. — Извинись, слышишь, сейчас же! Дерек упрямо молчал. Я сжал его руку:
— Ну же!
Дерек пробормотал извинения. Мне стало легче. Потом он поймет, что чуть не выдал нас.
— Уж очень вы давите на парня, — сказал Фенн.
— Иногда приходится, — сердито ответил я. — Это отец виноват, разбаловал его. — Дерек ничего не сказал, но глаза его метали молнии.
— Видите ли, — продолжал Фенн. — Мистер Пламвэл прожил здесь тридцать лет и знает каждый клочок земли. В прошлом году прибыль составляла тридцать миллионов юнибаксов, несмотря на то, что мы расчищали новые участки. Плантацией Кэрра должен управлять профессионал.
— А где вы храните наличные? — снова вошел в роль Дерек.
Фенн невесело улыбнулся:
— Часть поступает на счета Кэрра в Брэнстед-банк и Траст. Остальное идет на жалованье работникам и текущие расходы.
— Значит, сын Кэрра сможет распоряжаться деньгами, даже не управляя плантацией, — заметил я.
— Не совсем так. Деньги под контролем мистера Пламвэла, пока не объявится какой-нибудь Кэрр, способный взять на себя управление имением. Разумеется, он не выпустит их из рук и постарается привлечь на свою сторону нужных людей. Эти деньги для нас большое подспорье. — Вдруг он пристально посмотрел на меня. — С какой стати мы об этом заговорили?
— Сам не знаю. Так получилось, — ответил я беззаботно, почти весело. — А для чего этот конвейерный ремень?
Вечером нас пригласили поужинать с Пламвэлом и его сотрудниками. За столом я буквально извел Дерека замечаниями, в отместку он называл меня Ники. Но это не помешало ему сосредоточить внимание на картинах, висевших над огромным камином, тонком фарфоре, хрустале, отменных напитках и изысканных яствах, Он то и дело с неприязнью посматривал на Пламвэла, сидевшего во главе стола.
Когда мы вернулись к себе после ужина, Дерек в изнеможении опустился на кровать.
— В чем дело, Энтони? — спросил я, собираясь выключить свет.
— Прекратите, пожалуйста, мистер Сифорт, — ответил он очень спокойно.
— Что случилось, Дерек?
— Это мой дом, и во главе стола должен сидеть я.
— Когда-нибудь так и будет.
— Но пока… — Он загрустил. — Фенн сказал, что они собирают миллион двести тысяч бушелей пшеницы. А в отчете отцу значилось семьсот тысяч. Кто-то снял сливки. И вообще неизвестно, сколько еще украл у нас Пламвэл. Надо что-то делать.
— Зачем?
Он удивился:
— Это же мои деньги.
Я не сочувствовал ему:
— Ведь ты на всем готовом. Или тебе обидно?
— Не в этом дело, — с отчаянием возразил он. — Неужели этот… этот вор отберет то, что ему по праву не принадлежит?
— Да, если приумножит вашу собственность. — Пораженный моими словами, Дерек молчал. — Ты сюда не вписываешься, Дерек. Ты такой богатый, что даже не знаешь, сколько у тебя крадут. А он тем временем осваивает новые земли и получает дополнительные доходы. Он делает хорошее дело, и не важно, ворует он или нет.
— Легко вам говорить, — горько заметил Дерек. — У вас не было собственности и никогда не будет!
Я решил прекратить разговор и выключил свет. Как мне сейчас не хватало моей отдельной каюты!
— Простите меня, — сказал Дерек, немного погодя. Я не ответил ему, задетый за живое.
— Примите мои извинения, мистер Сифорт.
Я снова промолчал. Он никак не мог успокоиться и включил свет:
— Скажите, я разговариваю с командиром или бывшим гардемарином мистером Сифортом?
Говоря по справедливости, трудно было в настоящий момент назвать меня командиром.
— С бывшим гардемарином.
— Тогда я не буду вставать по стойке «смирно». Я разозлился и хотел сделать вам больно, поэтому и сказал так. Пожалуйста, не заставляйте меня просить прощения на коленях.
Я немного остыл:
— Ладно. Но пойми. Управляющий делает хорошее дело, расширяя плантацию, если даже прикарманивает часть доходов.
— А что, если перед отъездом я скажу ему, кто я такой? Тогда он поймет, что нельзя…
Я похолодел:
— Выбрось это из головы, Дерек. Рядом с плантацией были тысячи акров невозделанной земли, где вряд ли ступала нога человека.