Алька. Вольные хлеба - Алек Владимирович Рейн

– Ну, раз помнишь, значит, знаешь, что я не брал.

Борисовна, чуть не плача, стала выкладывать из стола бумаги. Сидящие вместе с ней в кабинете товародевки – так я называл товароведов – с интересом наблюдали, чем закончится наша перепалка. Выложив на стол все бумаги, Борисовна, пошарив рукой в глубине выдвижного ящика письменного стола, нащупала и извлекла бумажный свёрток. Достав, развернула его, в нём находилась пачка денег. Борисовна, поглядев с удивлением на него, вдруг хлопнула себя по лбу и произнесла:

– Алек Владимирович, так это я для вас восемьдесят тысяч приготовила.

Большим её достоинством было то, что она умела сама решать вопросы со всякими мелкими проверяльщиками.

Уволилась она сама зимой следующего года, наверно, нашла место поспокойнее, но это было потом.

***

У детей, кроме школы, должно быть ещё какое-то занятие: спорт, авиамоделизм, танцы, музыка – всё что угодно, главное, чтобы было. Чтобы развивались, а не болтались по улицам. Поскольку мама Тохина не хотела себя этим заморачивать, я с большим удовольствием взялся за организацию его времени. В возрасте лет шести мы с ним осенью и зимой ходили заниматься большим теннисом. Занимались с девушкой, её посоветовала мама Антона, они были приятельницами. Ходили раз в неделю – по субботам.

В первом классе мы начали ходить в теннисную секцию ДСШ «Лужники». Ходили два раза в неделю, я забирал его из дома, и мы ехали часам к шести. Занятия продолжались два часа. Тренер – женщина лет пятидесяти – не отличалась высокой квалификацией, но ничего лучше на тот момент я не нашёл.

Я с ней как-то вступил в спор относительно одного важного, на мой взгляд, упущения в хвате Антона, и не только его. Она не обращала внимания на то, что все её воспитанники практически волокут между ударами ракетку по земле. Я сказал ей:

– Вы следите за ним, что он всё время ракетку практически по корту тащит?

– Это не имеет значения, со временем отвыкнет.

– Да не отвыкнет, а наоборот, привыкнет.

– А как бы вы хотели?

– Чтобы ракетка в кисти находилась в положении 90 градусов к лучевой кости.

– Пойдёмте за мной. – Потом, повернувшись к группе: – Пять минут отдыхаем.

Мы двинулись куда-то вглубь здания, пройдя по какому-то коридору, вышли к корту, на котором женщина со знакомым лицом тренировала девушку лет четырнадцати.

– Ирина Григорьевна, можно на минутку?

Тут я понял, откуда мне знакомо это лицо, – это была Ирина Гранатурова, известная советская теннисистка.

– Ир, вот смотри, родителю не нравится, как я его внука учу.

– А что не нравится?

– Как он ракетку в руке держит.

Гранатурова повернулась ко мне.

– А вы что, разбираетесь в теннисе?

– Я не профессионал, конечно, – любитель, но играю уже лет двадцать пять. Хожу на все большие турниры (тут я соврал, ходил, конечно, но изредка). Мастер спорта знакомый нашей группке технику правил (тут я не соврал, было такое), так что, как держать ракетку, я представляю.

– А что за мастер?

– Костин Юрий Владимирович.

– Юрка Костин? И где он сейчас?

– Преподаватель на кафедре физкультуры МВТУ имени Баумана.

Гранатурова протянула мне свою ракетку.

– И как вы держите?

Я взял её ракетку и зажал её привычным для меня хватом, она, мельком глянув, забрала свою ракетку и повернулась к нашей тренерше.

– А тебе не всё равно? Просит родитель – ну и сделай, пусть держит, как папа просит.

Я поправил:

– Дед.

– Тем более, видишь, какой дед просит? Он тебе не только внука – ещё своих детей приведёт, если ты ему красиво сделаешь.

Обе тренерши жизнерадостно расхохотались, и мы отправились обратно – ничего не изменилось. Тренерша наша вообще была как-то мало подготовлена к занятиям с детьми. Однажды на её тренировке один пацанёнок подвернул ногу, дохромав до скамеек, где родители наблюдали за тренировкой, уселся, постанывая от боли. Маменька его, не зная, что предпринять, обратилась к тренерше:

– А что нам делать?

– Главное – покой, сходите к нам в медпункт йод возьмите, нанесите сеточку, – и ушла продолжать тренировку.

Видя, что у молодой мамы мало опыта, я посоветовал ей:

– Нужен холод, в идеале спрей специальный, ну или лёд хотя бы. А потом тугую повязку – зафиксировать ногу. А сеточку наносите дней через пять, не раньше.

Молодая мамаша вспомнила, что нужный спрей есть у неё в автомобильной аптечке, там же нашёлся и бинт. В дело по спасению ноги юного теннисиста включились все сидящие, ногу забинтовали, а парня я просто отнёс до машины.

Оказалось, что его отец – спортсмен, тренер по большому теннису, потом он даже немного тренировал Антона, звали его Александр. Мы с ним познакомились, он иногда приезжал посмотреть, как его сын осваивает теннисную науку. Я поинтересовался у него:

– А как тебе наша тренерша, она вообще-то годится, что-то смыслит?

– Да никак, вообще ничего не понимает.

– А чего ж ты сына к ней на тренировки водишь?

– Индивидуально я сам его буду тренировать, а сюда жена возит, ей поближе. Я не возражаю, общефизическая подготовка везде одинаковая, потом пусть привыкнет в коллективе работать.

Он немного позанимался с Тохой, его загородный дом был недалеко от нашей дачки, и я возил несколько раз внука к нему домой – у него был свой корт с асфальтным покрытием. Было ему по виду до сорока. Как-то насмотревшись, как он учит правильному движению при подаче, я, решив повторить это движение, потянул плечевые мышцы. При нашей следующей встрече со смехом рассказал ему:

– Пытался повторить подачу, которой ты Тоху учишь, – плечо растянул, увы, возраст.

– Нет, дело тут скорее в другом: движение это неестественное, придуманное специально, чтобы разогнать ракетку перед соприкосновением с мячом. К нему надо постепенно привыкать.

– Да ладно, я всё же думаю, что тебе в твои годы проще исполнить какое-то физическое действие, чем мне.

Он оценивающе взглянул на меня и спросил:

– А вы какого года?

– Сорок восьмого.

– И я тоже сорок восьмого.

Меня как будто по башке валенком огрели. Если мы одногодки, то он старше меня, по-любому. Шансы, что мы оба родились тридцать первого декабря, невелики.

– Саш, извини, давай ко мне на ты. Я-то был уверен, что тебе лет тридцать пять – тридцать семь. Как ты так сохранился-то? Ты чего, на ночь в ванну с формалином, что ли, ложишься?

– А ты чем всю жизнь занимался? Наверно, голову напрягал?

– Ну, в общем, да: институт, аспирантура, и всё, вдобавок, вечерне-заочное. Пришлось напрягаться.

– Ну, вот видишь, а мы с утра на свежем воздухе.