Алька. Вольные хлеба - Алек Владимирович Рейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Указав на них пальцем бесшумно кравшейся за мной по пятам девице, я пошёл и сел на диван в центре бутика. Тоха, слонявшийся по залу, тут же угнездился рядом. На расстоянии вытянутой руки примостилась сухопарая дама лет пятидесяти и завела со мной светский разговор. Поняв, что я, по сути, глухонемой, она поинтересовалась:
– What kind of country?
– Russia.
– А, Россия, – она выговорила, точно артикулируя.
Принесли часики, они были с чёрным кожаным ремешком. Я снял свои часы – у меня были швейцарские, Милка с Мишкой подарили мне на день рожденья – и положил на стеклянный столик. Глянув на них, дама произнесла:
– Shark.
– Да, акула.
Нацепив часики, я стал разглядывать их, они мне понравились, небольшие, ладненькие, опять же Breguet.
Когда я взял часики, надел их на руку и застегнул кожаный ремешок, пара бесцельно слонявшихся по залу громил случайно переместилась к выходной двери и встала к ней спиной, наглухо загородив проём.
А я, разглядев хорошо часики, решил: да что я, не могу себе, что ли, часишки приобрести, пусть даже за пару штук, или за две пятьсот, где наша не пропадала? Но мне больше нравится носить часы с металлическим браслетом, и я спросил:
– How much cost with gold bracelet?
Из объяснений я разобрал, что к этим часам браслет не предусмотрен, но при желании они подберут мне от другой модели и пришпандорят. Я благосклонно кивнул головой. Дама, обложившись альбомами, в которых были различные виды браслетов, стала предлагать мне их по очереди. Когда я выбрал самый простенький, она произнесла что-то, я не разобрал, показал жестом, чтобы она написала, и она, взяв бумагу, нацарапала какие-то цифры. Поглядев, я опять не понял, указанная стоимость аннотировалась во франках и превышала миллион. Я показал жестом, что не очень понимаю размер цены во франках, и сказал:
– Please dollars.
Она написала стоимость скромных, но в золотом корпусе и с золотым браслетиком часиков. Ой, да чего там, часишки маленькие, да и браслетик-то никакой. Тем не менее эти приглянувшиеся мне невзрачные часишки, правда, с браслетиком, потянули на сто шестьдесят четыре тысячи долларов US, охренеть. Я так удивился, что, засобиравшись уходить, чуть не забыл снять их с руки, вспомнил о них, только взглянув на двух жлобов у двери.
Дама что-то взахлёб бормотала по-французски, я разобрал знакомые мне «репетир», «турбийон», но мне что-то уже захотелось на волю. Глядя на неё, я кивнул, делая круговые движения пальцем у виска, намекая, что мне надо серьёзно подумать, и, пробормотав:
– I want to speak with my wife, – покинул помещение.
Выйдя, шёл потихоньку, чтобы Тоха меня догнал, услышал его голос:
– Дед, дед. Тебе передали.
Внук подбежал ко мне и передал толстенный каталог часов Breguet. Храню, как память о поездке, до сих пор.
Летом на даче Антон окреп, носился как метеор с друзьями – Даниилом и Татьяной, купался в бассейне и Истринском водохранилище, ходил с нами в лес, к школе был готов.
В начале августа мне позвонила мама Антона:
– Алек Владимирович, мне хотелось бы, чтобы вы сходили на собрание первого класса в школу.
– Не вопрос, куда, во сколько? А почему я?
– Там всё объяснят.
В назначенный день я был школе на собрании родителей. На месте стало понятно, почему Юлия хотела, чтобы я поприсутствовал на собрании – класс был платным. На собрании рассказывали предполагаемую программу обучения, мне она очень понравилась. Я даже купил у них какие-то вспомогательные материалы по преподаванию английского. Вечером позвонил Тохиной маме:
– Юля, я побывал на собрании, мне лично всё понравилось. Месячная плата у них пятьсот долларов, не вопрос, мы будем платить.
В итоге она отдала его в школу, которая находилась дальше и была хуже по уровню. Понять мотивы, которые руководят ею при принятии решений, я не смог тогда и не понимаю до сих пор.
Первого сентября мы подъехали к дому на Кутузовском, в котором тогда проживала их семья, чтобы проводить Тоху в школу.
Антон был тихий, напряжённый, волновался, расспрашивал как будет и что, ушёл встревоженным – что там ждёт? Мы вчетвером прождали его у школы до окончания занятий, благо в первый день у них был урок или два.
Выскочил из школьных дверей весёлый, как всегда, тоже мне напугали: школа, школа – видали и похлеще.
***
Перед новым 2001 годом мы предложили Галине Борисовне организовать каждому сотруднику магазина по новогоднему подарку – праздничному продуктовому набору, включающему в числе прочего бутылку шампанского. Сказано – сделано.
Просматривая в январе сводную ведомость затрат, обнаружил списание около шестидесяти бутылок шампанского, спросил директора:
– Галина Борисовна, а на какие цели это у нас шестьдесят бутылок шампанского списано?
– Здрасте приехали! А новогодние подарки? Вы ж сами с Андреем Михайловичем велели по бутылке шампанского в подарок каждому сотруднику.
– Добрый день! И не только шампанского: и водочки, и колбаски сырокопчёной каждому по батончику, и по баночке икорки, всё помним. Только у нас сотрудников – двадцать семь человек, включая вас. Таки, где ещё тридцать три бутылки шампанского?
Директриса остолбенела.
Что тут сделаешь, вычли из зарплаты, только это мало помогало. Все работавшие у нас сотрудники, с опытом работы в советской торговле, имели склонность к хищениям в той или иной форме.
Перед той же Борисовной я положил на стол чистый лист бумаги и сказал:
– Пиши, Галина Борисовна, какую зарплату ты хочешь – любую. Сколько напишешь, столько буду платить. Хоть десять тысяч долларей, хоть сто, но! Ты должна будешь нам отдавать в месяц … – я назвал цифру.
Борисовна, подумав минут пять, сказала:
– Давайте по-старому, Алек Владимирович.
Она была женщиной весьма неглупой и мою систему контроля усвоила сразу. Но была очень забывчива. Как-то раз, прикинув сальдо-бульдо, я, заехав в магазин, заявил:
– Борисовна, восемьдесят тысяч с тебя, гони.
Она, взглянув на меня с удивлением, сообщила:
– Нету денег.
– Как нет? Конец месяца, деньги на бочку.
– Да нет у меня денег, а вы не брали?
– А что, ты не пишешь у себя, брал я или нет?
– А зачем мне лишний компромат, я и