Подвиг Ширака - Жандарбеков Булат

Зогак выслушал все это, не снимая с лица маски восхищения, а в душе проклиная персов страшными проклятиями, а как только Дарий окончил говорить, повалился ничком и поцеловал прах у ног персидского царя.

Амага и Томирис

Томирис, бросив поводья и отдавшись на волю своего коня, ехала по полю страшной битвы. Конь, пугливо косясь, пружинисто переступал через трупы погибших воинов, лежавших и в одиночку, и наваленных грудой. Зачем царица решила проехать по этому залитому кровью жуткому полю, она и сама не знала. Потянуло, и все! Угрюмая, она вглядывалась в убитых, встречавшихся ей на пути, и машинально отмечала: "бешеный"... кажется, Запир... успел убить троих, прежде чем пал сам... Хорошо дрался!.. А вот еще один "бешеный"... Постой! Кто же это? Стрела в спине — бежал? Или случайно?.."

— Томирис! — хрипло позвал голос.

Томирис оглянулась. Начала беспокойно шарить глазами. Из-под груды тел донесся сиплый, натужный стон. У Томирис тревожно забилось сердце, она спрыгнула с коня. Замерла, прислушиваясь. Стон послышался снова. Царица бросилась к куче трупов и стала нетерпеливо и бесцеремонно растаскивать павших... добралась. Неловко подогнув одну ногу и неестественно откинув в сторону другую, лежала навзничь окровавленная Амага. В горле торчала переломленная стрела. Томирис непроизвольно попыталась ее вырвать, но Амага, ухватившись обеими руками за обломок, помешала.

— Со стрелой выйдет и моя душа, — прохрипела она, и кровь запузырилась в уголках ее губ.

"Не жилец", — определила опытным глазом Томирис и сказала:

— Я позову лекаря и людей. Перенесем...

— Не надо, — захрипела Амага, — Ты же знаешь, что мне уже ничто не поможет. Лучше молчи и слушай. Мне трудно говорить, а сказать надо так много. Ты не перебивай! Молчи и слушай... — повторила она и вдруг откинулась, бледнее и теряя сознание.

Томирис приподняла тело сарматской царицы и положила ее голову на свои колени, бережно придерживая ее двумя руками. Амага с усилием вернула ускользающее сознание. Помутневшие глаза начали проясняться. Задыхаясь, прерывистым шепотом Амага начала:

— Я тебе должна сказать очень важное... Но прежде дай нерушимую клятву, что выполнишь мой завет. Ведь воля умирающего — это воля богов, Томирис!

Томирис подняла руку и неожиданно, вероятно от сильного волнения, таким же хриплым и прерывистым голосом, как и у Амаги, прошептала:

— Клянусь! — и откашлявшись, повторила уже твердо и решительно: — Клянусь небесным отцом — солнцем, верховным богом всего живущего, клянусь священным домом его — небом, клянусь всеочищающим огнем, клянусь землей, клянусь водой, клянусь мечом войны — священным акинаком, да поразит он меня, если я нарушу свою клятву!

Амага удовлетворенно прикрыла глаза. Помолчала, собираясь с силами.

— Слушай, Томирис. Я ненавижу тебя! С давних пор я мечтала убить тебя и напиться твоей крови. Однажды представилась возможность осуществить давнюю мечту, но клятва, данная мной самому дорогому для меня человеку, спасла тебя. Но только сейчас, побежденная тобой, на пороге вечности пелена спала с моих глаз и я поняла, что не я, а ты, вечно Счастливая моя соперница, не ненависти, а жалости достойна! И нет у меня больше ненависти к тебе, бедняжка. Боги наградили тебя неслыханно щедрым даром — любовью великого воина и лучшего из людей. Гордыня ослепила тебя, и ты не смогла оценить этого счастья, выпадающего одной женщине из тысяч и один раз за сотню лет. Ты втоптала в зловонную грязь свое счастье, променяв гордого орла на ярко разукрашенную пташку. Настоящего мужчину и богатыря на этого смазливого мальчишку, как его? Как его звали-то, этого... предателя?

Томирис зажмурилась, стиснув зубы. Стыд и позор жгли ее нестерпимым пламенем — Амага била без промаха, острым клинком прямо в кровоточащую рану. Царица сарматов, впившись взглядом в соперницу, удовлетворенно улыбнулась. Правда, эта улыбка больше походила на гримасу, но все-таки это была улыбка. Но даже попытка улыбнуться принесла ей страдание, и она едва-едва сумела сдержать стон, но, несмотря на это она была счастлива.

— Продолжай! Воля умирающего — воля богов! — сквозь зубы процедила Томирис.

А Амага медлила. Ужалив, она смаковала боль Томирис. Однако здравый смысл взял вверх над чувством торжества. Для длительного и полного наслаждения истинно женской местью у нее, к сожалению, не оставалось уже времени, да и положение просительницы, в котором она оказалась, заставляло проявить милосердие к сопернице. "Хватит добивать, — подумала Амага, — И так то, что я ей скажу сейчас, навсегда занозой войдет в ее сердце".

— Я не была любима Рустамом, я сама любила его. Любила так, как не способна любить ни одна женщина на свете! По одному только его слову я отказалась от осуществления своей самой сладкой мечты — придавить твое горло подошвой своих ног. А ведь она была осуществима, это моя мечта, когда на тебя напал этот перс — Кир. Ой, как осуществима, Томирис! Благодари, до конца дней своих благодари незабвенного Рустама, потому что только благодаря ему ты вместо того, чтобы окончить свою жизнь моей рабыней, возвысилась до небес и обрела немеркнущую славу, только благодаря ему, Томирис. Его слово стало законом для меня, и я предала своих аланов, хотя наши желания с моими аланами сходились в стремлении стереть тебя в пыль. Но я бы предала не только аланов, но и весь мой народ, пожелай он только этого. Все бросила бы и пошла за ним, как преданная собака, только позови! Потому что я его любила больше всего на свете, больше своих родных и близких, больше своих сарматов, больше даже священных богов!

— Опомнись! — в ужасе воскликнула Томирис.

— Да-да-да! И пусть простят меня боги, ведь я скоро предстану перед ними и не хочу перед своей кончиной осквернять свои уста ложью. Но за тот краткий миг необъятного счастья я готова вынести любую кару. Но ведь это сами боги вознаградили меня этим счастьем, иначе разве я встретилась бы с Рустамом? Какой ужас — ведь мы могли и не встретиться! Я благодарю судьбу, я благодарю богов и с этим предстану перед ними и с радостью приму любую судьбу, которую они уготовили мне в царстве теней, если дадут мне возможность еще раз хоть на миг увидеть Рустама, о-о-о Рустам!

Амага столько страсти внесла в свою порой бессвязную речь, что задохнулась и чуть вновь не потеряла сознание. Отдышавшись, она продолжала:

— Я урвала всего только одну ночь счастья, но эту ночь я не променяла бы на всю твою жизнь, Томирис! Не ты победила, а я! Да, я победила тебя, Томирис. У меня... помни, что ты поклялась!

Томирис молча кивнула.

— У меня от Рустама... сын!

— Что-о-о? — вскричала Томирис, и глаза ее расширились, словно от ужаса.

— Да, Томирис, сын от Рустама! Наш сын, Спитама! Моя ненависть к тебе была так велика, что я приняла учение великого учителя Заратуштры Спитама, а образ Зла воплотился в тебе. Ведь устами Заратуштры Спитама могучий бог Ахура-Мазда говорит: во вред лучшим странам и народам произвел я смертоносный народ — несущих гибель саков. Да-да-да, это ты и твой народ несете всем гибель и страдания. Как я вас ненавижу! Смерть Рустама освободила меня от слова, данного только ему, и я сразилась с тобой. Я проиграла и умираю, но ты не ликуй. Лучшие воины твои лежат на этом поле, и, чтобы пополнить свою армию новыми бойцами, тебе понадобятся годы, а на тебя идет как возмездие за Кира и меня — Дарий! Но этого мало: я завещаю тебе, моему врагу, моего сына — плод нашей ночи с Рустамом. Я прятала его, ведь аланы знали, что у меня сын от их кровника, и Спитаме грозила неминуемая смерть. Теперь, умирая, я завещаю тебе моего сына, названного Спитамом в честь великого Учителя и врага саков. Так помни же данную клятву выполнить мою просьбу, иначе боги жестоко покарают тебя, клятвопреступницу Томирис! Ха-ха-ха! Так кто же из нас победил, царица массагетов? Мой Спитама вечно будет напоминать тебе о твоей большой ошибке и глупости! Я отомстила, Томирис! Ха-ха-ха-ххххрррр... — Амага захрипела, начала, захлебываясь, отплевываться кровью, вся посинела.