Под сенью проклятия - Екатерина Фёдорова

Трудная, видать, жизнь у цорсельских баб, если они, дома сидючи, в одежду железки суют.

Закончив с примеркой, мастерица сказала, что сорочицы к платьям потребуются другие, не такие, как у нас. И валики из тряпок. Арания тут же спросила:

— Может, возьмешься пошить, матушка? Заплачу хорошо, знаю, что мастерство твое дорогого стоит…

Но та только помотала головой и быстро ушла, пообещав принести готовые платья через пять дней после Свадьбосева.

Арания, едва за ней захлопнулась дверь, разохалась.

— Говорила я, что нам все это выйдет боком, или платья испортит, или сошьет не так. Вот теперь и платья на праздник не оденем, и сорочицы некому заказать, валики опять же.

— Не боись. — Успокоила я её. — Видела я ту сорочицу на королевишне.

Арания вскинулась:

— Запомни, Тришка — не королевишна, а великий принцесс! Как цорсельцы её великую особу называют, так и ты говори! Пора нам от старины отвыкать. Попомнишь мое слово — едва великий принцесс сядет на трон, в Положье тут же новая жизнь начнется!

Я скривилась, но спорить не стала. Пусть её. Уж больно ей хотелось стать своей во дворце. Несмотря ни на что. Арания словно услышала мои мысли, нахмурилась, отошла к окну. Выждала, потом спросила тихо:

— Что ты там о сорочице говорила?

— Что видела такую. — Повторила я. — Ничего сложного в ней нет, я тебе такое исподнее за два вечера сошью. И валик, если полотно есть. Там посередке одна ткань, я уж пощупала.

Арания заулыбалась. Велела:

— И себе сшей. Две штуки, чтоб на смену было. Слышь, Тришка? Пока ты со мной, в обносках ходить не будешь.

— Долго выйдет — по две шить. Да ещё и валики.

— Ничего. Пока можно и от старых рукава отодрать, на первое время сойдет.

На этом Арания с платьями покончила, а я только начала. Шить садилась каждый вечер, дело оказалось нетрудное, к тому же от мыслей отвлекало. Себе сестра захотела сорочицы из шелка, как у Зоряны. А мне подарила штуку тонкого — хоть в колечко пропускай — полотна.

Уж не знаю, что выяснил Ерша, опросив прислужниц королевишны, но госпожа Любава исчезла. Вместо неё в покоях Зоряны появилась могучая баба, с широкой прямой спиной и пухлыми плечами. Звали её госпожа Богатея. Как я узнала из болтовни жильцовских женок в бане, родом она была из Атаньского верчества. Из того самого, где верчем сидел Егедя, брат великой госпожи Горявы.

Королевишна Богатею не любила так же, как и нас. Почти не разговаривала с ней, только иногда с отвешенной губой бросала:

— Слышь, тетка Богатея, прикажи-ка там.

Вот и все разговоры. Про Любаву все те же жильцовские женки болтали, что она вдруг страх как занедужила, да так тяжко, что ни одна травница не смогла ей помочь. Так больная и поехала на родину — в то самое Ламаньское верчество, где сидел на верчестве Медведа, муж Ерисланы и отец Согерда.

Сам Ерша попадался мне иногда в дворцовых переходах и на лестнице. Останавливался, здоровался — и больше ничего. Я отвечала как положено, отвешивала поклон, проходила мимо, потом слышала из-за спины удаляющиеся шаги. И все.

А у меня от тех шагов сердце заходилось. И сразу вспоминалось, как король приказал пойти на Свадьбосев вместе с Ершей. Я уж и платье к тому дню приготовила — темно-зеленое, одно из трех, что дала когда-то госпожа Морислана.

Арания, у которой я попросила ниток, тут же дала мне большой моток белого шелка. Не рядясь и не спрашивая, зачем.

И, на время отложив сорочицы, тем шелком я вышила цветы по подолу и рукавам. Махонькие, как незабудки. Сложила их в узорочье, подсмотренное у одной девахи на королевском пиру. Только там цветы были покрупней, на первоцвет смахивали, а я обошлась мелкими. Разбросала их по ткани сначала реденько, потом погуще, а по краю вышила рядком, в кайму.

Только ворот не тронула — такой, как мне, чужие взгляды к лицу притягивать ни к чему.

Как ни странно, но немилость Зоряны оказалась нам на руку.

Едва Арания заикнулась, что ей надо сходить к родне, навестить занедужившего дядю, та сразу буркнула:

— Куда хочешь, туда и иди. И эту с собой забери, Тришку свою.

— За четыре дня до Свадьбосева отлучусь, великий принцесс! И на следующий же день снова на службу выйду! Уж как я тебе благодарна, да пошлют боги твоей великой особе долгих лет, счастья всякого. — Затянула было Арания, но королевишна уже отвернулась.

В общем, все было не так уж и плохо. Стирку Арания скинула на меня, а потому я проводила в бане чуть ли не каждый вечер. Но Глерда все не являлась. Я почти перестала её ждать, но однажды, идя к мыльням, услышала за спиной знакомый голос:

— Добрый вечер, госпожа Триша.

Я обернулась. Ведьма стояла, упрятав руки в длинные рукава. Платье на ней было неприметное, цвета осиновой коры.

— Подобру, госпожа. — начала было я.

Но та меня оборвала:

— Тише. Поговорим в Кириметьевом храме, тут, в кремле. Знаешь, где он?

— Видала.

— Там и свидимся. Только ты сначала по дорожкам погуляй, кругом походи. Да не спеши, понятно? А пока ходишь, оглядывайся — чтобы никто следом не увязался.

Она повернулась и неспешно зашагала по дорожке прочь. А я, как было велено, отправилась гулять. В сторону Кириметьева храма.

Божий дом, что стоял в кремле, для народа открывали только на Свадьбосев и Зимнепроводы. Каждый день туда заходила лишь королева Голуба. По слухам, все молила Кириметь-кормилицу приголубить её погибших детей и порадовать их своей милостью. Хотя чему в Наднебесье можно радоваться? Там всем одно суждено — тенями в заоблачном мире жить.

Лишь для злодеев у Киримети-защитницы заготовлен особый прием, как мне говорила бабка Мирона. Их богиня-кормилица заставляет печалиться в Наднебесье до слез. Оттого и льют дожди на земле положской. А по зиме их слезы замерзают и падают снегом. Ну, Градень-то с Теменем точно не плачут — но и не смеются, бедолаги.

Иногда с супружницей на моление приходил и сам король Досвет. Из храма Голуба отправлялась прямиком к королевским склепам, что прятались в изножье кремлевской стены, в том месте, где ограда подбиралась к обрыву над Дольжей. Там упокоились тела королевичей. Чего только не узнаешь из болтовни жильцовских баб.

А ещё они болтали, будто ключ от храма Голуба всегда держит при себе. Может, есть и второй ключ? Или Глерда испросила у королевы позволения навестить Кириметьев храм?

Про меня и Ершу жильцовские бабы тоже сплетничали. Мол, не слишком ли часто один жилец, самому королю правая рука, с новой услужницей встречается? А раз так, то быть свадьбе если не на Свадьбосев, то уж точно осенью. Дескать, позарился Ерша на богатое приданое, а чтобы его не упустить, пустился на мужскую хитрость, ту самую, от которой платье для невесты приходится шнуровать посвободнее — чтобы пузо не обтягивало. От тех разговоров меня пробирало злостью и стыдом до жаркого пота. И сердце тумкало тревожно, вроде как ждало чего-то.