Секреты поведения людей - Павел Таранов

Но закон есть правило, а потому оно верно и по отношению к декабристам. Просто выгода может браться в разных отношениях: выгода «тела», выгода «мозга» (к примеру, «изобретательское» подвижничество и даже фанатизм), выгода «духа», выгода «души», выгода «мировоззрения» (видимо, в этом разряде и должна классифицироваться настойчивая до самозабвения сила убеждения людей, которые блестящим офицерским карьерам и роскоши быта предпочли лишения, кандалы, глумление, позорную смерть).

Другое дело, что благо своего естества мы зачастую уверенно выдаем за служение общим интересам… Но это уже выход за рамки темы.

То, что долго рождалось, и умирает долго.

Всем социальным стратегам, реформаторам и революционерам, пытающимся в режиме "быстро, немедленно, сейчас" решить навязываемые ими обществу планы, следует знать, что вековые привычки людей умирают медленно.

Отсюда следует, что спешить в политике означает только одно — опережать обуздыванием свою торопливость.

Суть этого правила: полонение человека сопереживанием и ощущаемым сочувствием.

Представьте себя свидетелем такой сценки: родильный блок, на каталке лежит женщина, у ее изголовья мужчина. Наклонился к ее лицу, гладит волосы, что-то шепчет на ухо. В его позе и жестах — искреннее участие, нежность. Вы скажете, чушь, не может быть. С вами трудно не согласиться. Но и вам будет непросто, ознакомившись с конкретным примером. В конце 1991 г. газета "Частная жизнь" поместила любопытный отчет о проведенном эксперименте, интересном для нас тем, что в нем хорошо просматривается идея закона "сопричастности".

"Рожать вместе с мужем? Женщины относятся к этому по-разному. Кто-то испуганно машет руками: "Нет-нет ни за что на свете! В таком виде — перед мужем?!" А кто-то радуется: "Слава Богу, не так страшно, когда родная душа рядом". Реакция мужей — от легкого мандража до панического страха. Но пока немногие могут по собственному опыту судить, хорошо это или плохо. Среди этих немногих — Вера и Андрей. Роды прошли нормально, и теперь, когда все уже позади, они могут рассказать о своих ощущениях.

— У меня это уже вторые роды, — говорит Вера. — Я хорошо представляла, как важно в такой момент чувствовать, что ты не одна, что рядом есть близкий человек, который может поддержать, успокоить… Да и акушерки в присутствии мужа внимательнее и вежливее…

— Ну, а вы Андрей?

— Я в таком напряжении был, будто сам рожал: очень это тяжело — видеть, как страдает любимый человек.

Почему согласился? Наверное, потому, что состояние жены в этой ситуации для меня важнее, чем забота о собственном спокойствии.

Психологам еще предстоит написать диссертации о том, как влияет на роженицу присутствие мужа, при каком типе отношений это укрепляет семью, а при каком, возможно, и наоборот. Но пока решать "быть или не быть" — нам самим, а разрешение получать — у главного врача роддома, который старается предугадать, готов ли к этому муж, не будет ли у него непредсказуемой реакции.

И все-таки: в таком виде — перед мужем? Мы боимся выглядеть неэстетично. Но ведь мужу совсем не обязательно стоять рядом с акушеркой. Во время самих родов можно даже попросить его выйти. Самое, наверное, важное, чтобы он был рядом вначале.

Ну, а как медики относятся к этому новшеству — родам вместе с мужем? Они — за!

А почему бы и нет? Ведь итог этого эксперимента — проявление у мужа к жене нового особого чувства. Следовательно, у всего замысла было необходимое «влияющее» начало.

"Пороки неотделимы от великих и могущественных обществ, богатство и величие последних не могут существовать без них".

Закономерный миропорядок от истоков своих такой, что обнаруженное Ломоносовым и Лавуазье явление (речь идет о "законе сохранения материи") лишь частичка той огромной сути, а именно: появление чего бы то ни было неизменно влечет следом за собой возникновение своей противоположности, столь же правомерной и жизненной, как и породившие ее процессы.

А это значит, что чем больше сладости, тем не меньше горечи, что рядом со славой столь же много позора, что богатству была и будет противостоять равная ему бедность, что без роста числа хулителей не увеличить тиража никакой книги.

Французский врач и литератор Бернард Мандевиль (1670–1733) строит интересное рассуждение.

"Я полагаю, что пока те люди, которые вынуждены постоянно ходить пешком по Лондону, не принимают во внимание ничего, кроме своей одежды и своего личного удобства, среди них найдется мало таких, кто не пожелал бы, чтобы улицы его были гораздо чище, чем они обычно бывают; но если они однажды поймут, что многое из того, что доставляет им неудобство, является результатом изобилия, большого уличного движения и богатства этого могущественного города, то, если они хоть немного заботятся о его процветании, они вряд ли когда-либо захотят, чтобы улицы его были менее грязны. Ибо если мы примем во внимание самые разнообразные материалы, которыми необходимо снабдить множество профессий и ремесел, число которых постоянно растет; огромное количество провизии, напитков и топлива, которое ежедневно потребляется городом, мусор и отходы, которые неизбежно от них остаются; огромное количество лошадей и других животных, которые постоянно заполнят улицы; повозки, экипажи и тяжелые кареты, которые беспрерывно стирают и ломают мостовые, и более всего бесчисленные толпы людей, которые постоянно бродят и топчатся повсюду, во всех его уголках; если, говорю я, мы примем во внимание все это, то обнаружим, что ежеминутно должна образовываться новая и новая грязь; а если учесть, насколько удалены большие улицы от реки, сколько денег и труда надо вложить, чтобы убирать мусор и грязь так же быстро, как они образуются, то надо будет признать, что Лондон просто невозможно сделать более чистым прежде, чем он станет менее процветающим".

А в своей знаменитой басне о пчелах (1705) тот же Мендевиль так всеохватывающе трактует данную тему, что я, имея намерением дать достойную иллюстрацию правилу "сопровождения противоположным", не откажу себе и вам, читатели, почерпнуть из этого произведения достаточно много.

Итак, Бернард Мандевиль — "Возроптавший улей, или Мошенники, ставшие честными", перевод с английского А. Л. Субботина.

В просторном улье пчелы жили,Там все имелось в изобилье;И множились науки в нем,И шел промышленный подъем;Закона и оружья силаЕго величие хранила;И каждой новою веснойОн порождал за роем рой.Ни деспота не знал он власти,Ни демократии напасти;Им управлял король, чей тронЗаконом был давно стеснен.Так жили пчелы жизнью вольной,Но были вечно недовольны.Ну, словом, был пчелиный ройВо всем похож на род людской,Производили то же пчелы,Что наши города и села:Все те предметы, что нужныДля мирной жизни и войны.И нет у нас таких строений,Машин, судов, изобретений,Наук, искусств и мастерских,Каких бы не было у них.Посредством крохотных орудийОни все делали, как люди;И нам хватает наших словДля описанья их трудов.Из человечьих дел едва лиОни чего-нибудь не знали,Ну разве что иных затейИгральных, например, костей.И то едва ли; в самом деле,Ведь короли солдат имелиА разве был на свете полк,Где в играх бы не знали толк?Итак, цвел улий плодовитый,До крышки пчелами набитый;И в нем, как в обществе людей,Кипели тысячи страстей,Достигнув почестей и власти;Другие в копях, в мастерскихВсю жизнь работали на них,Полмира, почитай, кормили,А сами как илоты жили.Тот, кто имел свой капитал,Себя ничем не утруждалИ только прибыли считали;Другие знали лишь работу,Работу до седьмого поту,И спину гнули день-деньской,Питаясь хлебом и водой.Но было и немало сбродаСреди пчелиного народа,Тех пчел, кто ради темных делОбщеполезный труд презрел;Плуты, хапуги, сутенеры,Гадалки, шарлатаны, ворыВсе шли на хитрость и обман,Дабы набить себе карман,И остальные, впрочем, тожеВели себя, увы, похоже:Весьма солидные мужиОтнюдь не избегали лжи,И были в улье том едва лиЗанятья, где б не плутовали.Здесь каждый адвокат владелИскусством раздуванья делИ, ловко разжигая споры,Клиентов грабил хуже вора.Суды веденье тяжб всегдаРастягивали на года,Однако было все в порядке,Когда судье давали взятки;За эти воздаянья онТак рьяно изучал закон,Как взломщик изучает лавки,Чтоб лучше обобрать прилавки.Врачи заботились скорейО репутации своей,А не о том, чтобы леченьеНесло больному облегченье;Стремясь доверье заслужить,Старались чуткими прослыть:Войти с улыбкой в дом больного,Приветливое молвить словоИ угодить его родне,Любой внимая болтовне.Мужи духовного сословьяНе чужды были суесловьяИ, хоть служили при богах,Погрязли в низменных грехах.Всем досаждали их чванливость,Корыстолюбье, похотливостьПороки, свойственные им,Как кражи мелкие — портным.Они, вперяя взоры в небо,Послать молили корку хлеба,А сами жаждали притомЗаполучить амбар с зерном.Пока жрецы вовсю радели,Те, кто их нанял, богатели,Благополучием своимВесьма обязанные им.Бои ведущие солдатыНе оставались без оплаты.А тех, кто бойни избегал,Судил военный трибунал;Причем указ был очень строгийИм просто отрубали ноги.Отнюдь не всякий генералС врагами честно воевал;Иной, на деньги шибко падкий,Щадил противника за взятки.Те, кто был в битвах смел и рьян,Считать не успевали ран;А трусы по домам сидели,Зато двойной оклад имели.Лишь на оклад никто не жилИз тех, кто при дворе служил;Ревнители служенья тронуБесстыдно грабили коронуИ, обирая королей,Хвалились честностью своей.Везде чинуши плутовали;Но чтоб о том не толковали,Они мошенничества плодУмели выдать за доходИ называли честной сделкойЛюбую грязную проделку.Ну, словом, каждая пчелаОбогащалась как могла,Доходы большие имея,Чем думал тот, кто знался с нею;Так выигрыш скрывает свойОт остальных игрок любой.Не перечесть все их проделки,Навоз — и тот бывал подделкой,И удобренье для полейСплошь состояло из камней.В своем стремленье жить богатоВсяк норовил надуть собратаИль вымещал на нем свой срам,Когда бывал обманут сам.Хотя и были у Фемиды,Глаза повязкою закрытыЕе карающая дланьОхотно принимала дань,И всем, конечно, было ясно:Ее решение пристрастно,Богиня делает лишь вид,Что судит так, как долг велит.Она судом грозила строгимЛишь неимущим и убогим,Тем, кто нуждой был принужденНемного преступить закон.Зато богатый, именитыйБыл защищен мечом фемиды,Всегда готовым чернь карать,Дабы обезопасить знать,Пороком улей был снедаем,Но в целом он являлся раем.Он жизнестойкостью своейСтрашил врагов, дивил друзей;И не было средь ульев равныхЕму в его деяньях славных.Такой уж был гражданский строй,Что благо нес порок любой,Что все благие устремленьяПредполагали преступленья;И даже худшая пчелаДля пользы общества жила.Весьма искусное правленьеВсех пчел хранило единенье.Хоть пчелы и роптали, ройСогласно жил семьей большой;Оказывали все друг другуКак бы невольную услугу;И добродетели однихПитали слабости других.Здесь скупость мотовству служила,А роскошь бедняков кормила;Будили трудолюбье здесьТщеславье, зависть, алчность, спесь.К тому ж у этого народаНа все менялась быстро мода;Сей странный к переменам пылТорговли двигателем был.В еде, в одежде, в развлеченьеВо всем стремились к перемене;И образцы новейших модУж забывали через год.Сменяя в обществе порядки,В нем устраняли недостатки;В итоге славным пчелам злоБлагополучие несло.Плоды пороков пожиная,Цвела держава восковая.Изобретательность и трудВпрямь чудеса творили тут;Из поколенья в поколеньеРосли достатки населенья;И жил теперь бедняк простойПолучше, чем богач былой.Но как обманчиво блаженство!Когда бы знать, что совершенствоИ боги нам не в силах дать,Не стали твари бы роптать.Они ж, чуть что, вовсю вопили:"Мошенники нас погубили!Что власть, что армия, что судНа воре вор, на плуте плут!"И те, что сами плутовали,Других за плутни бичевали.Один богач — как раз из тех,Кто жил, обманывая всех,Орал, что к светопреставленьюВедут все эти преступленья.И кто же тот разбойник был,Кого так люто он бранил?Прохвост-перчаточник, продавшийЕму овчину вместо замши.Прекрасно шли у пчел дела,И польза всем от них была,И все же все кричали: "Боги,Хотим жить честно! Будьте строги!"Услышав их мольбы, ГермесЛишь усмехнулся: ну а ЗевсСказал, сверкнувши гневным оком:"Что ж, это будет им уроком".И вот — о чудо из чудес!Из жизни пчел обман исчез;Забыты хитрости и плутни,Все стали честны, даже трутни;И вызывает только стыдУ трезвых пчел их прежний быт.О славный улей! Даже жутко,Какую с ним сыграли шутку!За полчаса по всей странеПродукты снизились в цене:Все сняли маску лицемерьяИ жаждут полного доверья;Презрела роскошь даже знать;Ну прямо улей не узнать.Заимодавцам нет заботы,И адвокаты без работы,Поскольку сразу должникиВернули с радостью долги,А кои возвратить забыли,Тем кредиторы долг простили.За прекращеньем многих делИ род судейских поредел;Последним туго, как известно,Когда дела ведутся честно:Доходов не приносит суд,И из судов они бегут.Одних преступников казнили,Других на волю отпустили.Едва застенок опустел,Оставшись вовсе не у дел,Из улья отбыла Фемида,А с ней — ее большая свита.Толпой шли чинно кузнецыТюремной утвари творцыС железными дверьми, замками,Решеками и кандалами;Шел весь тюремный персонал,Что заключенных охранял;От них на должном расстояньеПалач в багряном одеянье,Но не с мифическим мечомС веревкой шел и топором;За ним, в кругу шерифов, судей,Везли богиню правосудья.Теперь лечить недужных смелЛишь тот, кто врачевать умел;И даже в селах захолустныхХватало лекарей искусных.Больных старались так лечить,Чтоб их страданья облегчить,Причем без всяких выгод личныхИ без таблеток заграничных;Знал лекарь: и в своей странеЗамену им найдет вполне.Жрецы отныне не ленились,Со всем усердием молилисьИ славословили богов,Не полагаясь на дьячков.А те, что барствовать хотели,Все оказались не при деле(Которое для честных пчелИной бы и ненужным счел).Верховный жрец теперь всецелоОтдал себя святому делуИ голос свой подать не смелПри разрешенье светских дел.Зато любой бедняк и нищийМогли найти в его жилищеЧем подкрепиться: хлеб и эль,А путник — теплую постель.Министры поняли, что надоЖить только на свои оклады:И нетерпим стал с этих порК любому жульничеству двор,И если сутками в приемнойЖдала своей награды скромнойИная бедная пчелаИ получить ее могла,Лишь сунув клерку в руку крону,Того карали по закону;Хотя в былые временаПрощалась большая вина.Досель на каждом злачном местеСидело по три чина вместе,Дабы друг другу не даватьЧрезмерно много воровать;Они друг друга наблюдалиИ вскоре вместе плутовали,А ныне лишь один сидел,Другие были не у дел.Все пчелы для уплаты долгаРаспродают: отрезы шелка,Фарфор, кареты, скакуныИдут с торгов за полцены.Они готовы беднякамиСкорее быть, чем должниками.Они бегут ненужных трат,Не шлют за рубежи солдат,Не ценят воинскую славу,Однако за свою державу,За право мирно, вольно житьГотовы головы сложить,Куда ни глянь — не то, что было:Торговлю честность погубила,Осталась уйма пчел без дел,И улей быстро опустел,Пропали богачи и моты,Что деньги тратили без счета;Занятья где теперь найдутВсе те, кто продавал свой труд?Конец закупкам и заказамИ производство гибнет разом;Везде теперь один ответ:"Нет сбыта — и работы нет".На землю даже пали цены;Сдают внаем дворцы, чьи стеныСамо искусство возвело;И, удивленные зело,Печально зрят сей строй убогийИх охраняющие боги.Без дела плотник, камнерез,На их работу спрос исчез:Пришло в упадок, захирелоГрадостроительное дело;И живописца дивный трудУж никому не нужен тут.У пчел мизерные оклады,На день хватает — ну и рады,И больших нет у них забот,Чем оплатить в таверне счет.Теперь кокетки записныеНе носят платья золотые;Не закупает крупный чинНи дичи, ни французских вин;Да и придворный равнодушенК тому, что подают на ужин,Которому теперь ценаНе та, что в оны времена.Еще совсем недавно ХлояБогатства ради и покояТолкала мужа своегоНа плутовство и воровство,Теперь пускает в распродажуЗлатую утварь, мебель дажеТе вещи, ради коих ройТворил в Вест-Индии разбой.Пришли иные в улей нравы;Забыты моды и забавы;Нет шелка, бархата, парчиНе ткут их более ткачи.Беднее стали все раз во сто,Зато все дешево и просто,Зато обрел пчелиный ройИ мир, и счастье, и покой.Берут лишь то, что даст природа;Сады растут без садоводаИ глаз не радуют плодом,Взращенным знаньем и трудом.Уж не плывут в чужие страныСудов торговых караваны;Нигде не видно ни купцов,Ни финансистов, ни дельцов;Все ремесло пришло в расстройство;Бич трудолюбия, довольство,Мешает выгоду искатьИ большего, чем есть желать.И тут на улей опустелыйКоварные соседи смелоСо всех сторон пошли войной;И закипел кровавый бой!И год, и два — враги все рвутся:Отважно, храбро пчелы бьются;Их мужество в конце концовСпасает улей от врагов.Победа! но победа роюДосталась дорогой ценою.Мильоны пали, и странаБыла вконец разорена.Финал послужит всем уроком:Покой — и тот сочтя пороком,Проникшись духом простотыИ первородной чистоты,Настолько пчелы опростели,Что все в дупло перелетели,Где, честной бедностью своейГордясь, живут до наших дней.МОРАЛЬДа будет всем глупцам известно,Что улей жить не может честно.Богатство, славу умножать,Притом пороков избежатьНельзя; такое положеньеВозможно лишь в воображенье.Нам — это все понять-должныТщеславье, роскошь, ложь нужны;В делах нам будучи подмогой,Они приносят выгод много.Конечно, голод — это зло;Но без него бы не моглоРаздобывать себе съестное,Расти и крепнуть все живое.Лоза плодов не принесет,Пока дикаркою растет;Чтоб зрели грозди винограда,Лозу не раз подрезать надо;Но вот подвязана она,Вся ссохлась, вся искривлена,А сколько нам дает вина!Так и порок полезен людям,Когда он связан правосудьем.Чтоб стать народ великим мог,В нем должен свить гнездо порок;Достатка — все тому свидетельНе даст ему лишь добродетель.И те, кто век вернет иной,Прекраснодушный, золотой,Верша все честными руками,Питаться будут желудями".

"Опираться можно только на то, что сопротивляется"