Как я была принцессой - Жаклин Паскарль

Я сняла со спины Шахиру, поднесла ее к груди и вспомнила, как Бахрин называл меня глупой, безрукой и уверял, что я и месяца не сумею выжить одна с двумя детьми. Жаль, что он не видит, как многому я научилась за это время и как ловко справляюсь с пилой, молотком и электродрелью. Я молилась только о том, чтобы никто не помешал нам жить в этом доме, созданном нашими руками. Я посмотрела в окно: в саду Аддин с разбегу прыгал в большую кучу золотых и красных осенних листьев, пригоршнями подкидывал их в воздух, и его личико светилось от счастья.

Вплоть до этого дня я в точности выполняла все постановления властей: сразу же после переезда сообщила им свой новый адрес, регулярно отмечалась в суде и не делала никаких попыток скрыться вместе с детьми. Но по мере того, как один спокойный и счастливый день сменялся другим, а апелляционный суд вот уже восемь месяцев продолжал хранить молчание, я все чаще задумывалась о том, что же стану делать, если постановление будет вынесено не в мою пользу.

Мысленно я перебирала все доступные мне варианты: я могу подчиниться решению суда; могу, если мне прикажут, вернуться в Малайзию, снова подать апелляцию, на этот раз в Верховный суд; а еще могу просто исчезнуть вместе с детьми. Последнее решение вроде бы казалось самым простым и соблазнительным, но я понимала, как тяжелы будут его последствия для детей: нам придется бросить наш чудесный дом, переезжать с места на место, забыть свои настоящие имена; Аддина надо будет забрать из детского сада, в котором ему так нравится, и от всей нашей с таким трудом построенной нормальной и безопасной жизни не останется камня на камне. Нет, такой вариант меня не устраивал.

Вместо этого, решила я, надо будет использовать все до одного легальные способы и тщательно записывать каждый свой шаг и причины, заставившие меня принять то или иное решение, для того чтобы, когда дети станут старше, я смогла ответить на все их вопросы.

Стараясь не уронить кисть и не опрокинуть банку с краской, я поспешно спустилась со стремянки и бросилась к телефону, но еще не успела схватить трубку, когда раздался звонок в дверь. Мирно спавшая Шахира проснулась и заплакала.

– Иду! – крикнула я в сторону двери и взяла телефон: – Слушаю.

– Мы победили! Мы победили! – услышала я ликующий крик Лилиан. – Ты с детьми можешь остаться!

– Когда? Как? – только и смогла выговорить я.

– Подожди минутку, я прочитаю тебе постановление. – В трубке послышался шорох бумаг, а потом – опять голос Лилиан: – Постановление судейской коллегии – бла-бла-бла – от 27 июня 1986 года. Первое: апелляция жены удовлетворена бла-бла-бла. Второе: жена имеет исключительное право опеки над детьми. Третье: мужу запрещено вывозить детей за пределы штата Виктория и Австралийского союза. Четвертое: встречные апелляции мужа отклонены. Поздравляю, дорогая! Добро пожаловать на родину!

Словно во сне я положила трубку, взяла из кроватки Шахиру и впустила в дом свою подругу Сюзанну, которая все это время под дождем терпеливо ждала, пока я открою ей дверь. Решив, что случилось что-то ужасное, она испуганно схватила меня за руку, и только тогда я хрипло прошептала два слова: «Мы победили!» На меня будто нашло какое-то оцепенение: услышав наконец новость, которую ждала столько долгих месяцев, я не чувствовала ни радости, ни облегчения. Коротко пересказав Сюзанне все, что только что услышала от Лилиан, я пошла в спальню, распахнула шкаф и сняла с вешалки свой баджу-курунг. Скомкав его, я вернулась в гостиную, где оставила Шахиру и Сюзанну, отодвинула от камина тяжелый экран и швырнула ненавистное платье в огонь.

– Вот теперь мы вернулись домой навсегда, – сказала я подруге, с изумлением наблюдавшей за мной, и заплакала.

39

За четыре года, прошедшие с тех пор, как судейская коллегия удовлетворила нашу апелляцию, выросли дети, выросла и я сама. Строить новую жизнь оказалось не так-то просто – ведь нас одним махом перенесло из дворца в хижину. Но я ни о чем не жалела и знала, что приняла правильное решение. У меня не было ни времени, ни желания вспоминать о той пустой и жалкой жизни, что я вела в Малайзии, и я почти не рассказывала о ней даже самым близким друзьям. Предаваясь страшным воспоминаниям и жалостью к себе, можно навсегда застрять в прошлом, а меня интересовало только будущее, и с ним было немало хлопот, учитывая, что я осталась одна с двумя маленькими детьми на руках.

Я начала работать сразу же, как только у меня появилась такая возможность. Поскольку я еще кормила Шах грудью, первое время мне пришлось искать работу на дому, и нередко у меня было по три нанимателя одновременно. Я печатала на машинке, сидела с чужими детьми, принимала участие в социологических опросах и пекла пирожные для маленькой кондитерской. Потом в дневной час пик я стала подрабатывать официанткой в соседнем кафе. Таким образом я расставалась с детьми всего на пару часов в день. В мое отсутствие с Шахирой сидела Сюзанна, а Аддин уже ходил в садик.

Но самое главное – за эти четыре года я залечила свои самые глубокие раны, поверила в то, что я не так уж беспомощна, и отчасти вернула себе чувство собственного достоинства. Последний процесс отнял особенно много времени и сил. Удивительно, но о чувстве собственного достоинства совсем не задумываешься, когда оно у тебя есть, и даже его постепенное разрушение происходит незаметно – просто в какой-то момент ты вдруг понимаешь, что потеряла себя. Уже вернувшись в Австралию, я еще долго не решалась отстаивать свое мнение, боялась не согласиться с кем-то, а в компании других взрослых с трудом подавляла желание вилять хвостом, как щенок, стремящийся заслужить одобрение хозяев. Бахрин умело запрограммировал мое сознание: я чувствовала себя никчемной неудачницей, и расстаться с такой самооценкой оказалось непросто. Что же касается моего сердца, то оно так устало и съежилось, что пока в нем не оставалось места ни для кого, кроме Аддина и Шахиры.

В Малайзии я тоже провела четыре года, четыре долгих года, когда я не знала, какую музыку сейчас передают по радио, какие фильмы идут в кинотеатрах, о каких политиках говорят и пишут в Австралии и во всем мире. Рейган и Тэтчер были для меня всего лишь знакомыми именами под слепыми фотографиями в газете; фондовый рынок с его быками и медведями казался каким-то диковинным зверинцем; электронные банкоматы, появившиеся на улицах, пугали и восхищали одновременно. И все-таки я чувствовала себя гораздо мудрее и старше большинства своих ровесников. Мы жили с ними как будто в параллельных мирах, и мне нелегко было подстроиться под их темп и ритм, но я старалась, понимая, что Аддину и Шах нужна молодая и современная мама. Только вернувшись в Австралию, я поняла, какую огромную часть юности украл у меня Бахрин или, вернее, какую огромную часть юности я своими руками отдала ему.